ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Гоар Маркосян-Каспер. Встреча в метро.

Москва: Rugram, 2022

Под обложкой этой книги (которую автору, к сожалению, увидеть уже не суждено) — роман и дюжина новелл. О романе «Париж был так прекрасен» в «Звезде» уже писали (2018, № 6), причем отмечалось, что в основе сюжета лежит старая, как сам Париж, история Золушки. Что касается новелл, то и тут мы видим переработку классических сюжетов, впрочем, гораздо более древних. Открывающая вторую часть книги новелла «Ариадна» примечательна тем, что в ней мифологическое содержание переведено в плоскость реального, условно-исторического. Перед нами, если угодно, деконструкция, или, по определению М. Элиаде, «демистификация» мифа о Тесее и Минотавре. Тесей выходит из Лабиринта, но никто не узна́ет, был ли там на самом деле Минотавр.

В финале новеллы «Смерть Клеопатры» (казалось бы, что можно еще вытянуть из этой хрестоматийной истории со змеей!) читателя ждет неожиданный сюжетный зигзаг. Всё вроде бы в соответствии с учебником истории, за исключением одного обстоятельства: рабыня, подающая царице роковую корзину, является вдовой умерщвленного в египетском плену армянского царя Артавазда. Общеизвестная фабула претерпевает искривление: вместо благородного самоубийства — перед нами убийство во имя мщения.

Античные мотивы присутствуют и в тех новеллах, в которых время и место действия весьма далеки от миров Эллады и Рима. Фреска с изображением героев троянского эпоса обнаруживается в таллиннской квартире героини новеллы «Кармела». Античность, явленная напрямую или через образы Ренессанса, — главный эстетический ориентир автора, противопоставляемый ложным ценностям «современного искусства». Впрочем, не только эстетический. Искусство преображает действительность. Воображение художницы (и пациентки психбольницы) сверхъестественным образом меняет облик города. Универсум несовершенен, и только наличие в нем подлинного (а не «актуального») искусства дает ему шанс на оправдание. Только творческое воображение художника способно вылепить из этого мира что-то стоящее. Герой новеллы пытается представить себе, как выглядело бы человечество, если бы его придумал Микеланджело — мысль, согласимся, весьма соблазнительная.

Мраморная белизна античности — пространство совершенных форм и вечных смыслов — проступает повсюду, в том числе на уровне повествовательной ткани (довольно легкой, пронизанной нитями ненавязчивого юмора): «…а ведь не каждый, имеющий в доме Ксантиппу, превращается в Сократа...» («Встреча в метро»). В новелле «Подсветка» герои обсуждают секрет бирюзовой воды римского фонтана Треви: заключается этот секрет в электрических фонариках, но возникает вопрос, кто же тогда подсвечивает море, всегда разное, кто подсвечивает самое жизнь? И если есть этот кто-то, значит, он может протянуть руку к рубильнику и всё выключить? Впрочем, в этой системе координат все-таки нет верховного существа, мир разомкнут, открыт для постоянных превращений и вечного возвращения…

Эта проза изобилует элементами магического реализма. Индивидуальный атеизм Гоар Маркосян-Каспер не препятствовал появлению в ее текстах сверхъестественного — и это не столько художественный прием, сколько средство творческого преображения повседневности. В новелле «Встреча в метро» герой встречает на эскалаторе погибших при крушении поезда влюбленных. В рассказе «Исчезновение» пропадает и потом столь же чудесным образом возвращается на место гора Арарат — символ Армении, один из важнейших географических объектов библейской истории. Из этого же ряда — таинственный голос, диктующий юноше правильные ответы на экзамене, помогающий ему идти по жизни, но в финале — губящий («Голос»).

«Человек — существо неудачное, неправильное, патологическое, вот и мир вокруг себя он создает неправильный, патологический» («Кармела»). Факт несовершенства этого мира героям (и автору?) хочется затенить или вовсе выдавить из сознания — не потому ли столь частым мотивом этих новелл является мотив потери памяти (рассказы «Кармелла», «Амнезия») или, напротив, — ложных воспоминаний («Сон», «Путь к сияющим вершинам»). Реальность в прозе Маркосян подобна ленте Мёбиуса, имеет две неслиянно-нераздельные стороны — как бы действительную и как бы воображаемую. Какая из них более реальна — большой вопрос. Само слово «реальность» ставится под сомнение: «Разве человек живет в реальности? Он лишь отбывает в ней трудовую повинность, чтобы вечером без помех сесть у телевизора и перенестись в другой мир», — размышляет герой новеллы «Секрет успеха». Для кого-то — телевизор, а кому-то — душевная болезнь, открывающая «путь к сияющим вершинам», поднимающая избранного над плоскостью обыденной жизни. Постоянное противопоставление одиночек, отмеченных этой высокой болезнью, здоровому и посредственному большинству, безусловно, позволяет отнести эту прозу к романтической традиции. Примечательно, что концепция романтического двоемирия реализуется здесь прежде всего как раздвоение сознания — возможно, единственного источника настоящей реальности.

Александр Вергелис