ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

 СВЕТЛАНА КЕКОВА

 

 

В пространстве жизненного плача   

1

Давным-давно в телесной храмине,

где навсегда закрыта дверца,

жизнь поселилась на окраине

заполненного плачем сердца.

 

Она легка, как птица певчая,

она взыскует совершенства…

Здесь, на краю печали, легче ей

рыдать от боли и блаженства.

 

В ее словах, как в рощах лиственных,

как в вечном голубом просторе

слились две области таинственных —

нездешней радости и горя.

 

 

 

2

Кто ночью прячется в кустах —

Не человек, не зверь, не птица?

…Заснуть бы мне и очутиться

в тех удивительных местах,

 

где ловят рыбу решетом

на жарку, сушку и засолку

и где ни смысла нет, ни толку

в печали о пережитом,

 

где у затейницы-судьбы

есть миг для передышки краткой,

где по ночам растут грибы

на белой ножке, с красной шляпкой.

 

 

 

3

Не тратя слов и слез не пряча,

ни в чем от ближних не таясь,

в пространстве жизненного плача

случайно обнаружить связь

 

того, что было, с тем, что будет,

что нам сейчас принадлежит…

Господь нас, словно рыбу, удит —

и удочка Его дрожит.

 

 

 

* * *   

Мы хлеб с тобой сегодня испечем —

другие формы быта бесполезны…

Открой мне сердце маленьким ключом,

к нему подходит медный ключ от бездны.

 

Напротив дома – вязы, тополя

и карагач, сухой и мускулистый,

шатаются – но держит их земля

и дух ее, рассыпчатый и мглистый.

 

А на Ильинской площади, где храм

свои кресты над бездною возносит,

чужая жизнь со смертью пополам

у птиц небесных милостыню просит.

 

 

 

* * *         

Зеленеют озими, и цветут луга,

поднялась над озером райская дуга —

 

за небесным пологом долго слезы лил

и смотрел сквозь облако преподобный Нил.

 

День небесной славою манит отдохнуть,

ночь сырыми травами выстилает путь

 

страннице, отшельнице, тени муравья,

и подобна пленнице ты, душа моя.

 

Золотыми путами связаны навек

мир с его минутами, вечность, человек,

 

в доме дверь открытая, речки берега,

ночь многоочитая, райская дуга…

 

 

 

Саранча

И воздам вам за те годы,
которые пожирали саранча, черви,
жуки и гусеницы, великое войско
Мое, которое послал Я на вас.

                                           Иоиль, 2:25

Груз событий никак не осилю

я — разбитый, пустой водоем,

знаю только, что весть Иоилю

дал Господь о народе Своем.

 

«Мой народ, — Он сказал, — словно пламя,

нет ни счета ему, ни числа.

Ад — его сокровенное знамя,

смерть — подножье его ремесла:

 

разрушаются крепости плоти,

и бледнеют окружия лиц,

от коней его, страшных в работе,

и от стука его колесниц.

 

Ищут пищи на выжженном склоне

лев и заяц, телец и олень.

Вострубите трубой на Сионе,

ибо к вам приближается День

 

в одеянье тумана и мрака,

День, похожий на вихрь в ноябре,

и сирена вдали, как собака,

на Святой завывает горе.

 

Плачьте, делатели и умельцы

о своем виноградном вине,

и рыдайте всю ночь, земледельцы,

о пшенице и о ячмене.

 

Вы, священники Дома Господня,

стойте в плаче своем до конца

и, постясь, раздирайте сегодня

не одежды свои, а сердца.

 

И тогда отзову от работы

Я великое войско Мое –

саранчи остановятся роты,

и к копью прислонится копье.

 

Я пошлю драгоценную влагу

на просторы сожженных полей,

Я направлю страданья ко благу

и верну вам вино и елей.

 

Будут нивы последние сжаты,

в церковь верные хлеб принесут,

и в долине Иосафата

соберутся народы на Суд».

 

 

 

Грач

Клубится огня невесомая пыль,

разрушены каменных башен бойницы.

О чем говорит нам Пророк Иоиль

во вторник и среду на Сырной седмице?

 

Я вижу на ветке осины грача,

кричит он, что всадники вышли из ада,

а следом за ними летит саранча,

и шум ее крыльев — как шум водопада.

 

Какими-то звуками воздух забит –

то гул самолета, то автомобиля…

Но, видимо, грач, что на ветке сидит,

внимательно Книгу читал Иоиля.

 

 

 

Последний солдат  

Жизни скорбные даты

отовсюду видны:

гибнут молча солдаты

в мясорубке войны.

 

Эту страшную пищу

поглощает земля.

Кто здесь выгоду ищет?

Кто стоит у руля?

 

Если небо — лишь свиток,

собирающий свет, —

значит, камерой пыток

обернется ответ:

 

— Ложь, гордыня и зависть

нам сегодня к лицу,

жили мы, поклоняясь

золотому тельцу.

 

Что  добро, что  злодейство

мы не знали, греша, —

и вином блудодейства

упивалась душа.

 

То в веселье, то в гневе,

без особых затей

мы, как Ироды, в чреве

убивали детей.

 

Если совесть осудит

груз, что в сердце несем,

обязательно будет

в золотой чернозем

 

Богом брошен, как семя,

тот последний солдат,

что всегда перед всеми

и за всё виноват.