ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Иван Фастманов
Пересекая поля
Взрывные работы
В моем школьном дневнике учителя писали больше, чем я. Причем красной пастой. Отец с мамой ходили на родительские собрания по очереди. В этот день собирался отец. Я надел трое штанов.
Гингема, она же классный руководитель Нина Германовна, уведомила отца, что отныне, вместо того чтобы писать в дневник замечания, которые никто не читает, она будет звонить нам домой и ставить родителей в известность насчет моего поведения. Мне казалось, она шутит. Но каждый вечер, за несколько минут до начала передачи «Спокойной ночи, малыши!», телефон на тумбе издавал мерзкий звук. Мама обреченно поднимала трубку. Гингема изливала яд: «Дрался… Нарушал… Пел… Убежал…»
Спустя неделю жизни в аду я попытался переключить аппарат на беззвучный режим. Мое робкое преступление оказалось мгновенно раскрыто. Отец заклеил переключатель изолентой. Но был еще способ остановить Гингему. Я стал класть трубку на рычаг так, чтобы тот не прижимался до упора. Несколько вечеров прошли в спокойствии. Батя подозрительно зыркал на меня: неужели исправился? Но вскоре Гингема прислала свою прыщавую и кляузную дочку Олю узнать, почему до нас невозможно дозвониться.
Я посчитал, что по сумме косяков гулять меня не пустят до глубокой старости. Тогда я отследил путь двужильного телефонного кабеля и обрезал его в подвале подъезда.
Я наслаждался тишиной уже третий день, когда в нашу дверь решительно постучали. На пороге стояла Гингема. Она улыбалась, в руках у нее был тортик.
— Я звоню, звоню, а никто не берет…
— Во всем подъезде у нас связи нет, — смутилась мама. — Проходите, Нина Германовна.
— Я буду заходить, пока всему вашему подъезду не починят связь. И не смейте возражать — мне недалеко. Я в пятом доме живу. Кстати, знаете ли вы, что сегодня случилось ужасное событие. В замо`к кабинета физики кто-то натолкал спичек. Юрий Прокопьевич не смог открыть класс. В связи с чем у меня вопрос, — сказала Нина Германовна, подражая интонации ведущего «Что? Где? Когда?», — хорошо ли вы считаете спичечные коробки?
— А пойдемте я вам лучше покажу, какое чудо у нас на балконе распустилось, — сказала мама.
— Неужели в этой квартире имеются еще более распущенные субъекты?
— Я про цветы… Ваня, прими у Нины Германовны пальто.
— Ах, про цветы… Неужели, дряква распустилась?
— Такого у нас нет. Цикламен персидский расцвел! — просияла мама.
— Так цикламен и называют дряквой, — сказала Нина Германовна, позабыв про меня.
«Блин! А ведь Гингема скоро вообще поселится у нас, — в ужасе подумал я. — Надо ее отвадить…»
На следующий день я предпринял кое-какие действия, чтобы маньячка не пришла. Но незадолго до восьми в дверь снова постучали. Стиснув зубы, я пошел открывать. Посмотрел в глазок. На пороге стояла ведьмина дочка Оля.
— Никого нет дома, — сказал я сквозь дверь. — Все уехали!
— А куда?
— В другой город.
— Надолго?
— Навсегда!
— А мама просила узнать, нет ли у вас ключа от амбарного замка. Кто-то пристегнул ее сумку к батарее в классе.
— А при чем тут я?!
Ольга постояла минуту и ушла. Я продолжал заниматься изготовлением дымовухи, благо родители были в гостях. Через полчаса в дверь робко постучали. Перед тем как подойти к двери, я размышлял: может, стоит швырнуть самодельную бомбу на лестничную площадку? В глазке я увидел Олину макушку. Кажется, Гингемина дряква приложила ухо к двери.
— Забудь этот адрес! — гаркнул я.
Пятиклашка метнулась вниз по лестнице.
— Пальто! — жалобно скулила она. — Куда ты спрятал мамино пальто?
— А с сумкой что?
— Отстегнул трудовик.
— И почему ты решила искать пальто здесь?
— Мама сказала, что это все ты!
Через час в дверь постучали в третий раз.
Я надеялся, что это Ольга и ее удастся быстро отвадить. Но на пороге собственной персоной стояла Гингема в незнакомой мне куртке с короткими рукавами. Она протянула мне лист бумаги.
— Добрый вечер, Иван! — сказала Нина Германовна. — В предложении «Подъезд закрыт, взрывные работы» ты сделал три ошибки. — А мама дома?
Хамелеон
Было время, когда я дрался по три раза в день. Самых развесистых звездюлей я выхватил в 1999 году возле московского клуба «Хамелеон». Лицо пошло буграми, и кореша-курсанты предположили, что по ходу шахматной партии кто-то размазал мне россыпь фигур о физиономию. С той поры стали меня звать Шахматистом. Самое позорное, что «Хамелеон» был не обычным питейным заведением, а гей-клубом. Но там тусовалось невероятное количество прелестных девчонок. Приходили они, руководствуясь простой логикой: «Геи приставать не будут, а мы с Аленой нормально потанцуем».
Времени на долгие ухаживания у курсантов не было. Каждое утро в 7:30 старшина строил курс. После построения следовали бесконечные занятия, работы, наряды, патрули. Курсант оказывался свободен только ночью. Всего за одну ночь будущему офицеру, жаждущему женской ласки, предстояло завязать знакомство и забуриться к мадам домой. Живых девушек мы наблюдали только сквозь решетку высокого забора, который окружал часть. В роте из рук в руки передавалась засаленная брошюра «100 способов быстрого соблазнения. Секреты ловеласа Хью». «Секреты…» стали нашим Уставом по сердечным делам.
Однажды в субботу, стоило старшине объявить отбой, я перевернул последнюю страницу «100 способов…», пробрался в каптерку, переоделся в гражданку, побрызгался чужим одеколоном. Открыл окно на втором этаже, спустился по водосточной трубе на улицу Волочаевскую. В палатке я приобрел баклажку «Медового крепкого».
Прибыв к «Хамелеону», я осушил полбаклажки. Остатки спрятал в кустах. Купил билет, прошел фейсконтроль.
«Не думай, а действуй!» — подбадривал меня ловелас Хью.
Я подошел к первой попавшейся девчонке, выпустил ей в лицо колечко дыма и, пропустив через него паровозную струю, проворковал:
— Я знаю твой секрет…
— Какой еще? — испугалась девушка.
— У тебя есть часть тела, которую ты никому не показываешь!
Девчонка немедленно показала мне средний палец и поспешила уйти.
— Ответ неправильный! — кричал я ей в спину.
Сладкие увещевания на девушек не действовали. По науке Хью, предстояло переходить к решительным действиям, то есть физическому контакту. Поэтому я подошел сзади и крепко обнял первую попавшуюся блондинку на танцполе.
— Представь, что ты подходишь к американским горкам, — применил я способ знакомства № 29. — Какие ты выберешь: крутые и быстрые или большие и плавные?
Девушка выбрала закричать. Охранник со шрамом на лбу молча и резко вывел меня на улицу.
Но было в этом и хорошее. В кустах я встретился с баклажкой.
— Ты лучше всех этих сук! — погладил я пластиковый бок.
За вход в логово разврата я отдал остатки своих денег. Хью говорил: «Неважно, сколько раз ты упал. Важно, сколько поднялся». Передо мной возвышался забор, за ним грохотала музыка. Я ухватился за прутья и прыгнул на террасу клуба. Присел в кустах, осмотрелся, пошел ко входу. Навстречу шел охранник — тот самый. Он удивился. Но несильно.
— На этом поле всем хватит клубнички, бро, давай пропустим по галлону темного и потрещим за супербоул, — вспомнил я советы из главы «Утилизация конфликтов с самцами».
Но количество недоброжелательных мужчин вокруг меня от этого только увеличилось. Пока я утилизировал конфликт, охранник вызвал по рации подкрепление. Подоспевшие два мужика взяли меня под руки и потащили на выход.
«В случае попадания в прайд недружелюбно настроенных самцов, — шептал мне Хью, — веди себя как старый знакомый. Задай вопрос, который вызовет в группе бурные дебаты».
— Как думаете, парни, — спросил я, — кто победит, Брюс Ли или Чак Норрис?
Один охранник сплюнул. Другие промолчали.
Я решил продолжать наступление:
— Кто больше получает удовольствия от секса, мужчина или женщина?
На этот раз брезгливо сплюнули все трое. Быки вышвырнули меня в темной подворотне. Хью в моей голове не сдавался:
«Выяви лидера. Узнай, в каких связях состоят члены группы».
— А вы вообще друзья или, может, родственники?
Помню яркие вспышки, острый нос чужого ботинка, трещины на мокром асфальте.
Я плохо видел обратную дорогу. В казарму добрался к утру. Умылся. Доковылял к себе в угол.
— О, Иван, это ты? — спросил мой друг Денис.
— Я, я…
— Не узнать прям… Чо с рожей-то? В шахматы неудачно сыграл?
На следующее утро я не смог подняться с кровати. Меня словно переехал бульдозер. Отнесли меня в лазарет.
Едва выписали, я собрал друзей, чтобы вернуть должок негодяям. Главной боевой единицей стал огромный татарин по кличке Хусейн. Вместо чтения «Секретов ловеласа» он посещал массовые побоища скинов с рэперами. Хусейн взял на себя тактическое планирование и быстро набросал план действий.
Мы прибыли к «Хамелеону» за полночь. Организовали засаду во дворе, с которого хорошо просматривалась единственная дорога к клубу. Стало светать. «Хамелеон» закрылся. К метро потянулся народ. Вскоре показался и охранник со шрамом. Вместе с дружком. Я прокричал пацанам кодовые слова — «Валера, лови собаку!» — и почувствовал, как взвелась внутренняя пружина. Разбившись на двойки, мы взяли ублюдков в кольцо возле мрачного сквера.
Я и Хусейн наступали в лоб.
— Здоро`во, — сказал я. — Узнаёшь?
Кадык обидчика дернулся. Узнал, значит.
— Я думаю, победит Джеки Чан, — сказал вдруг шрамированный. — Даже уверен. Сотня трюковых фильмов — не шутка. Кстати, пацаны, могу пивка предложить…
Хусейн подошел к нему вплотную.
Обидчик мой рванул наутек, но его тормознули парни из оцепления. Шрам его налился кровью, в районе ширинки расплылось позорное пятно. И выглядел он таким жалким, что мне захотелось вдруг его простить.
— Фу, мля, — сплюнул я. — Чмо печальное. Отбой, пацаны! Лучшая битва — та, что не состоялась.
— Стоять! — прорычал Хусейн, снимая часы. — Какой, на хер, отбой? На хера мы на лавке три часа чалились? Чтобы ты пиндосские бредни цитировал? По распорядку сейчас «раздача п….ей». Если отпустишь козла, я тебе сам их выпишу.
Выбор был невелик. Отметелили мы ублюдков, так и не узнав, в каких они состоят отношениях.
Возвращались назад, довольно потирая кулаки. Курсант по кличке Мордатый вдруг вспомнил:
— А мне в «Хамелеоне» один мужик выпить предложил. А дальше — как память отрезало. Просыпаюсь возле метро. Башка раскалывается. Шарю по карманам. И нахожу стопийсят баксов. Прикиньте… Есть же добрые люди…
Никто удаче Мордатого не обрадовался.
Контра 1.5
Жарким летом 1999-го в дореволюционном здании бывшей швейной фабрики возле метро «Бауманская» открылся самый большой компьютерный клуб в России. Занимал он целый этаж и назывался «Арена». Сто пятьдесят компьютеров, соединенных в единую сеть, выстроились в ряды, дразня мальчишек новенькими клавиатурами и перспективой порубиться в захватывающую сетевую игру.
В первый месяц, чтобы подсадить подростков на игры, в клуб пускали бесплатно. Тогда мы не могли понять, что значит этот «аттракцион неслыханной щедрости». Желающих окунуться в виртуальный мир впускали партиями по 150 человек. Сеанс игры составлял 1 час 45 минут. Организаторы следили за тем, чтобы не дать просочиться внутрь клуба большему количеству игроков. Ребята, которым не хватило места за компом, обычно прятались в туалете или под столом в курилке. Их выгоняли, но меньше их не становилось. Пятнадцать минут в конце каждого сеанса отводилось на пересмену. Счет головам и времени вели охранники в униформе «ЧОП Револьвер». Те, кому посчастливилось пораньше протиснуться в «Арену», опускались в кресла и оказывались кто за штурвалом гоночного болида, кто в ангаре с заложниками, а кто во главе ударного отряда орков. Конечно, мы знали прелесть компьютерных игр и до того. У многих в детстве были «Спектрумы», «Денди», позже «Пентиумы», из-за которых мамы вытаскивали сыновей порой под утро и за волосы. Но истинное волшебство открылось нам только в «Арене». Оно называлось «многопользовательская сетевая игра». Каждый из нас становился частью команды. Игру нельзя поставить на паузу, бросить или начать заново (если вдруг не сложилось). Каждый нес ответственность за общий результат. Промахнулся один — погибнут все.
В 1999-м мы были курсантами 3-го курса Военного училища и «Арену» посещали чуть ли не всем взводом. Наслаждением было принять под командование стаю драконов и праведным огнем испепелить базу сержанта Печёнкина, который накануне «порадовал» тебя внеочередным дежурством, а сейчас, гнус педальный, сидит по соседству. Когда я уничтожил защитные башни сержанта и нацелился на его главный за`мок, монитор вдруг погас.
Грозный чоповец прокричал:
— Сеанс окончен, вешаем наушники! Выходим!
— Как окончен? Только начали…
— Один час сорок пять минут.
Убитые этим известием, мы поднимались, ковыляли на выход. А вернувшись в казарму, до утра обсуждали, как группа зергов попала в окружение и почему протосы контратаковали с второстепенной базы.
На следующий день во внутреннем дворе бывшей швейной фабрики, как и почти сто лет назад, разлилось людское море. Но теперь собравшиеся молодые люди не спешили формировать стачкомы и выкрикивать революционные лозунги. Парни курили, сжимая в руках бейсболки, ругали несговорчивых охранников, нервно посматривали на часы. Тусовались здесь и мы — курсанты в военной форме. Едва в дверях клуба показывались первые отыгравшие сеанс, как весь двор приходил в движение. Стоящие позади напирали, передние постанывали. Девушки стискивали зубы, терпели наравне с парнями. Когда последний игрок предыдущей смены покидал клуб, старший охранник выкрикивал заветное: «По одному!» Счастливчики, громко топая, начинали вбегать по деревянной лестнице на второй этаж клуба. Чоповец громко считал: «Тридцать… Сорок… Не толкаться! Пятьдесят!» Военными ботинками мы шаркали по асфальту, по сантиметру отъедая пространство до входа. Людским потоком нас втягивало в воронку. Уже сто тридцать, а еще далеко… Не войдем! А значит, придется ждать следующего сеанса. Вдруг Димка Зварцев решился на маневр.
— Товарищ охранник! — прокричал он. — Разрешите пройти в клуб в составе подразделения?!
Старший смены «ЧОП Револьвер» вытянул шею, рассматривая наглеца. Охранник служил в армии и признал в нас своих. «Школяры» и «пиджаки» в его иерархии ценностей располагались ниже.
— Пропустить отделение! — скомандовал старший.
Толпа нехотя расступилась. Юркой зеленой коброй проникли мы внутрь. Все поздравляли Звара, хлопали его по плечу. Сержант Печёнкин даже объявил Димке благодарность с занесением в личное дело. Через десять лет Дима Зварцев получит срок за мошенничество. Но тогда он этого, конечно, не знал.
Мы уселись плечом к плечу за столы, надели огромные наушники с мягкими подкладками-амбушюрами. Прощай, серый мир! Можно забыть про профессора «Говорящая голова» и его бубнеж о превосходстве танков Т-90 над «Абрамсами». Наконец-то в моих руках автомат вместо совковой лопаты. Снайперская винтовка вместо ножа для чистки картофеля. Теперь я маг восьмидесятого уровня с посохом из сухожилий дракона, а не Ванька-ключник из наряда по столовой.
Со временем мы прописались в «Арене». Охранники запомнили нас и стали пропускать без очереди. Мы заматерели, стали играть по две смены подряд и покрикивать на студентов. Вскоре от одной мысли о скором свидании с виртуальным миром мое настроение подымалось, а ладони потели.
На следующий день все повторялось.
Билось стекло, приборный щит искрил. Я пригибался за компом, чтобы укрыться от пуль. Оглядывался. За мной наготове ждали верные друзья: Звар, Рузвельт, Печень, Бурила. Двумя кликами мыши я выбирал команду: «Пошли!
Пошли!» Прыжками добирался до щитка, жал кнопку открывания ворот, прятался. Мы вламывались в гараж, где укрылись чертовы террористы. Теми управляли все как один очкастые студенты МАИ. Они сидели за компами в трех метрах от нас. Звар бежал и украдкой подглядывал в их мониторы, возвращался, докладывал: «Один держит трубу. С черного входа двое, еще один с калашом на уступе».
За одну минуту мы освобождали заложников.
— Сеанс окончен! Встаем и на выход!
С трясущимися от адреналина руками мы возвращались в часть.
— Вместо укладывания снега в коробки, выравнивания табуреток и мытья тысяч тарелок внедрили бы лучше в армейке «Counter-Strike».
— Вот-вот, — соглашался Миша Бурила. — Настоящая боевая и тактическая подготовка! А не это фуфло на плацу с деревянными автоматами.
Через год за систематический пропуск занятий Мишку отчислят из Военного университета. Он поселится в бытовке «Арены», будет подрабатывать администратором и одновременно играть. Вскоре Бурила станет проводить больше времени в игре, чем в реале. За Мишей приедет из Иркутска отец.
— Миша, собирайся, у нас самолет через четыре часа! — скажет папа.
— Бать, подожди буквально три минуты, — ответит Миша, приподняв наушники. — Я не могу бросить всё. Террористы заложили бомбу.
Шоссе Энтузиастов
Есть у меня друг Руслан. Татарин. В нулевые, когда камеры еще не висели на каждом столбе, он купил спортивную шевроле и первым делом избавился от глушителя. Затем, чтобы компенсировать тяжесть двигателя и приблизить развесовку осей к идеальным 50 на 50, Рус положил в багажник наковальню. Сев за руль, вжал газ в пол. Раздался такой рев, словно наковальня прищемила хвосты разом сотне львов. Бабки на улице бросились врассыпную.
Примерно тогда же мы с Русей открыли контору в Москве. Мне довелось по утрам ездить на шевроле из Подмосковья в столицу в качестве пассажира. Каждая поездка в какой-то момент обязательно превращалась в этап «Формулы-1». Пока Руслан прогревал резину, приближаясь к трассе Ногинск — Москва, я пристегивал ремень и незаметно крестился. Потом мы останавливались перед светофором на выезде из города. Двигатель басовито урчал на холостых, пока мой друг проверял ход переключателя передач. Загорался желтый, Рус врубал первую передачу и поднимал рукоятку ручного тормоза. После этого, не отпуская сцепления, выжимал газ. Обороты улетали в «красную зону» тахометра, мотор отчаянно бил клапанами. После этого водитель отпускал педаль сцепления и отключал ручник, спуская зверя с цепи. С рыком и пробуксовкой мы вылетали на Горьковку. Резкими точными движениями Руслан отщелкивал передачи механической коробки, от перегрузок меня вжимало в кресло. Разменяв первую сотню километров в час, мой полоумный друг начинал отчаянно шахматить: рыскать по рядам, обгоняя всех и каждого. Если впереди мешкал форд, он кричал: «Давай, покажи ФОКУС!» Если тупил хёндай, то орал: «Санта ФУ-У!» Для каждого тихохода была припасена своя присказка.
Я молился, чтобы все отмороженные водилы сегодня остались дома, но по пути нам встречался хоть один жаждущий адреналина «Шумахер». Ухмыляясь, этот фанат саги «Форсаж» вступал в гонку. Мы со случайным психом обгоняли друг друга по обочинам, свистели резиной, выскакивали на встречки и материли законопослушных водителей. Побеждал обычно Руслан. Тормозить он начинал на мгновение позже соперника. Совершая обгон обессилевшего оппонента, мой отмороженный друг демонстративно зевал и делал вид, что на самом деле никуда не спешит. Однажды, когда нас самих обогнал черный мерс, его водитель принялся тоже зевать.
— Варежку прикрой, шайтан в рот залетит! — проорал ему Рус.
Если попадался сложный противник на мощном авто, то Руслан, вырвавшись вперед, спешно сворачивал на ближайшую проселочную дорогу. В лес нам, конечно, было не нужно. Таким образом мой друг давал оппоненту понять, что мы пересекли незримый финиш первыми и теперь отправляемся по своим делам. На живописной опушке мы останавливались. Я падал в побеги молодой крапивы и, наблюдая высокое небо, думал: «Как тихо, спокойно и торжественно. Совсем не так, как с озлобленными лицами обгоняли друг друга Рус и водитель БМВ. И как я раньше не замечал это небо? Всё блажь, всё обман, кроме него». Вдруг сбоку показалось лицо моего друга с сигаретой в зубах: «Говорил, давай обгоним его по Стуловской дороге!»
Мы возвращались на трассу.
— За городом — еще ладно. Но почему ты гоняешь и в городе? — спросил я Руслана, когда мы въезжали в Москву.
— А что еще прикажешь делать на шоссе Энтузиастов?
Иногда мой друг подхватывал на остановке пассажиров. Они и не подозревали о предстоящем участии в Гран-при «Ногинск — Москва». Мужики бледнели, хватались за ремни безопасности, женщины визжали и закрывали глаза руками. Однажды подобранная в Ногинске девушка открыла дверцу на светофоре в Москве и, не вдаваясь в объяснения, бросилась наутек из машины. Со временем тачку Руслана автостопщики стали узнавать и спешно опускали руки, едва из-за поворота вылетал зеленый шевроле.
Конечно, тормозили Русю и гаишники. К ним мой друг имел особый подход. Остановившись, он немного опускал окно и небрежно бросал: «Братиш, я из структур, опаздываю на совещание».
Удивительно, но это работало. Сотрудники козыряли, и шевроле катил дальше.
Но однажды нас остановил чернявый гаишник с дергающимся глазом, стал проверять документы.
— Братиш, мы спешим, совещание на Лубянке, — завел привычную пластинку Руслан.
Но силовик словно не слышал.
— Серьезно, нас подорвали по тревоге, я ксиву дома забыл…
Сержант только хмурил брови, продолжая изучать страховку.
— Ну ты чего, мы же из родственных структур…
— Действительно из родственных, — ожил вдруг гаишник. — Я тоже татарин! А это не ты под Купавной меня шайтаном стращал? Пройдем-ка в мою машину.
Карнавал
Есть у меня еще один друг. Программист Виталий. Прагматик и домосед. Видимо, поэтому хорошо зарабатывает, делает игры для смартфонов. Сам он называет это «пилить игрушки». Ветас встречается с девушкой сильно младше себя. Она полная его противоположность. Зовут Леной. В «ТикТоке» почти два миллиона подписчиков знают ее как Лену Карнавал.
— Ты не думал, что она с тобой ради денег? — спросил я как-то Виталика.
— Это еще почему?
— Тебе за кефиром сходить — уже испытание. А Ленка — настоящая батарейка.
— Не начинай. Все, что меня окружает, — заурядность. Кроме нее. К тому же Ленчик заставляет меня покидать зону комфорта. Точнее, заставляла.
— Чо, уже посрались?
— Я взял тайм-аут, — вздохнул Ветас. — Надо все хорошенько обдумать.
— Колись, что случилось?
— Да нас чуть не порвали, — сказал он. — Прямо на улице.
Выяснилось, что, когда Лена в последний раз была в гостях у Виталика, тот сидел за компом, а она сосала через трубочку ром на диване и возмущалась:
— Я когда-нибудь пробью отметку два ляма? Сколько можно?
— Ты о чем, Ленок?
— О подписчиках. Вчера две сотни плюсанули, сегодня триста отписались. Контент нужен, крышесносный контент.
— Лен, я хочу тебе открыть секрет, — сказал Виталий, снимая очки.
— Под окном стоит «бэха» c алым бантом?
— Я серьезно.
— Я знала, что ее там нет, — сказала Ленка и, убрав трубочку, отхлебнула ром прямо из горла.
— Хочу показать то, над чем мы с Майком работали последние полгода. Ты первая в мире, кто увидит это.
— Неужто новый сезон «Игры в кальмара»?!
— Кое-что покруче.
— Убийца айфона?
— Нет. Это новый герой игры «Brawl Stars»! Два-один… та-дам!
— Так я и думала, — сказала Ленка и, не глядя на развернутый к ней Виталей экран, вскочила с дивана. — Игры для школоты. Пойдем-ка на улицу. Есть идея.
— Ты не посмотрела… Это индеец Джастифай, он может накладывать проклятья…
— Виталайзер, мне нужно срочно проветриться.
— Он сбалансирует игру!
— Пойдем катнем на самокате. Рядом стойку поставили. По дороге и расскажешь мне про своего Ди Стефано.
— Джастифая… Он лечит союзников с помощью летающих тыкв…
Через десять минут из подъезда вышла странная парочка. Виталик разблокировал самокат на ближайшей стойке. Лена заняла место на деке спереди, влюбленный друг — сзади. Тихим шелестом откликнулся на нажатие курка электромотор. Тронулись.
— Джастифай может вызывать духов, — продолжил рассказ Ветас.
— Я тоже могу! — сказала Ленка и включила фронтальную камеру на смартфоне.
Навстречу шла немолодая пара. Приблизившись, Лена стремительно подняла топик, демонстрируя грудь, и завизжала:
— Ди Стефа-а-а-а-ано!
— Ленок, это очень смешно, но нет, — прошептал Виталик.
Но идущих следом работников в фирменных робах «Мосэнергосбыта» Ленка также огорошила видом крепких молочных желез.
— Лечебные тыквы!
— Ленок, я серьезно! — простонал Виталь.
Но карнавал было уже не остановить.
В какой-то момент на пути развратного драндулета показались уставшие работяги из Средней Азии. Некоторые несли ломы, другие лопаты.
Пьяной Лене было невдомек, что только вчера начался великий месяц Рамадан. Парням, которые шли навстречу, помимо тяжелой работы предстояло тридцатидневное воздержание от еды, питья, курения, секса и прочих радостей жизни. Пить и есть дозволялось только с заходом солнца. И тут, когда ваш дух уже готов к испытаниям, а тело смирилось с перспективой воздержания, несется шальная баба с обнаженной грудью и вопит:
— Всем сиське-е-е!!!
Работяги замерли. Бесовский самокат промчался мимо застывших соляными столбами гастарбайтеров.
— Харам! — крикнул один из парней с нашивкой «ГБУ Жилищник» на комбинезоне.
— Тирик, жонзот! — поддержал другой.
Ощетинившись ломами и лопатами, группа мигом превратилась в передовой отряд хана Едигея. Только без коней. Началась погоня.
— Ушлаб тюрин! — вопили преследователи.
Лена хохотала, а Виталий изо всех сил давил на газ. Преследователи пыхтели за спиной, лопата пролетела в миллиметре от заднего колеса.
Последний правоверный отстал только на проспекте Мира.
— Вот это кино, — сказал я, когда мой друг окончил рассказ.
— Тебе смешно. А я пока ехал, все вспоминал, где ближайшая больничка.
— А Ленчик что? Испугалась?
— Какое там. Сказала, ролик ворвался в топ. Поехали, мол, купим рома и снимем вторую серию.
В мире животных
Дремал крымский сентябрь. Мы с женой подъезжали к ресторану в районе Любимовки. Припарковали машину в опутанном зеленью дворе. Когда вышли, я вдруг заметил у подъезда одного из двухэтажных домов, закамуфлированных плющом, с дюжину котов. Блохастая братва сидела на дорожках, покачивалась на ветках деревьев, самозабвенно вылизывала себя в кустах.
— Смотри, сколько кошек! — удивилась жена. — Раз, два, три…
— Можете не утруждать себя, — произнес позади скрипучий голос. — Их шестнадцать.
Я оглянулся. На лавке сидела бабушка, одетая, несмотря на теплую погоду, в толстенную меховую шубу, словно сшитую из крупных неровных кусков. Присмотревшись, я понял, что этот наряд и не шуба вовсе, просто бабка закутала себя котами от коленей до шеи.
— Вот так кошатница, — сказал я, как мне показалось, тихо.
Но бабуля все слышала.
— Это я-то кошатница?! — вскочила она со скамейки, от чего то, что я принял за шубу, вмиг рассыпалось на куски, которые, в свою очередь, бросились врассыпную. — Я фелинолог!
— Можно же быть и кошатницей и филологом, — сказал я примирительно.
— Неуч! — топнула ногой бабка. — ФЕЛИНОЛОГ я!
— НЕУЧ! МЕУЧ! — подхватили коты, позабыв миролюбивый настрой. Шерсть их вздыбилась, хвосты распушились.
Мы с женой бросились к выходу со двора. Однако предводительница мохнатого войска и не думала отпускать нас.
— ФЕЛИНОЛОГ! Ученый, который изучает кошек, — шла она по пятам в окружении мохнатых телохранителей. — Зарубите себе на носу! А еще я — зоопсихолог и дрессировщик! С мировым, кстати, именем!
Мы покинули двор, а в спину все неслось:
— Посмотрите на него! Кошатницу нашел! Про пальпаторный симптом слышал?
Вбежали по лестнице, спрятались в ресторане. Дрожащими руками мы раскрыли меню. По-шпионски осторожно я выглянул из окна. Бабка стояла на углу дома вместе с неизвестной женщиной. Фелинолог корчила страшные гримасы и злобно жестикулировала. Очевидно, рассказывала о нас. Вокруг нее маршировал мохнатый взвод.
Поужинав, мы с опаской выглянули из двери ресторана. Ученой дамы не было видно. Зато на углу лежал рыжий кот. Вместо хвоста у него был короткий обрубок.
— Идем, — прошептала жена.
— Постой, там часовой!
Едва кот отвлекся на пролетевшего мимо голубя, мы выскочили и окольным путем обогнули двор. Но на крыше нашего авто поджидала засада. Наблюдательную позицию там занял черный кот с забинтованным ухом. Вооружившись найденной неподалеку палкой, я двинулся к машине. Испуганная жена за мной. Завидев меня, кот выгнулся трубой и предостерегающе низко завыл:
— Мя-о-о-от!
— Ми-а-а-у! — отозвались из кустов его боевые товарищи.
Я замахнулся палкой; часовой надрывно мявкнул и сиганул с крыши.
Мы с женой быстро запрыгнули в машину.
— УР-МАУ! — кусты, окружавшие машину, пришли в движение. — УР-АУ!
Я долго не мог попасть ключом в замок зажигания. Наконец двигатель завелся.
С пробуксовкой, но мы тронулись.
Бойцы взвода старого фелинолога шипели и скалились вслед машине. Жена торжествующе показала им средний палец.
Сашка
Работал у меня помощником Сашка. Всем хорош, только азартный был очень парень. На ставки не меньше чем ползарплаты спускал. В пандемию мой бизнес стал загибаться, и я уволил многих работников, в том числе Сашку. Год спустя случайно встретил его на Ленинградском, пообщались.
— Что, Саша, у тебя с работой?
— Вакансия мечты! Устроился в Зеленограде на госпредприятие, — поведал экс-помощник.
— Работа не пыльная и платят хорошо. Всё, как я люблю. Вообще туда только по знакомству берут. Алик Чет-нечет там работает.
— Это не тот Алик, который кровь сдавал, а вырученные деньги просаживал в рулетку?
— Да, он. Почетный донор Галактики. Он и пристроил меня на склад. На объекте нас всего двое: я и начальник мой Григорьич. А до меня Григорьич со своим сыном работал.
— И что же он собственного сына уволил? — спросил я.
— Не, сынок его, Сережа, погиб. Там мутная история. Он был игровой, залез в долги. В итоге заложил свою долю в родительском доме и слил два ляма. Решил заработать, отдать долг и навсегда завязать со ставками. Для этого Сережа оформил кредитные карты сразу в четырех банках. Взял все бабло и поставил на стопудовое событие. Матч «Барса» — «Малага»; на победу «Барселоны» конечно. Кэф был маленький, но сумма ставки большая. И вероятность гигантская. «Барса» с Лёней Месси на своем поле против аутсайдера. Должна была рвать. Но Месси проходил весь матч на полусогнутых. Тренер после матча сказал, что Лёня играл с температурой. Короче, ничья. Ставка Серегина прогорела. Он и приуныл…
— А ты как вообще узнал?
— Я как устроился, — объяснил Сашка, — открыл в первый день ноутбук, ставочку «чуть-по-чуть» на баскет сделать… А Григорьич аж побелел: «Чтобы я этого больше не видел! У меня родной сын из-за ставок в это самое окно вышел!»
— А ты что? Прекратил?
— Конечно. В смысле на работе ни-ни, исключительно дома ставлю. Блин, ладно, побежал я. На «электрон» опаздываю.
Сашка закинул рюкзак на плечо и, вихляясь всем телом, стал пересекать Комсомольскую площадь. Я смотрел ему вслед и думал о вирусах. Как этот микроскопический агент проникает в тело здорового человека, размножается, поражает сначала отдельные клетки, а потом и целые органы? Иммунитет спортсмена мобилизовал защиту и дал отпор вирусу. Цена победы — один злосчастный день и тот самый матч, во время которого организм поднял температуру, чтобы выжечь вирус. Захватчик повержен, организм спасен. Но погиб другой человек. И двери вот-вот захлопнутся за Сашкиной спиной, и электричка повезет его туда, где трудился покойный…
Хлопнула дверь. С горьким чувством я перекрестился, как заметил вдруг, что Сашка зашел не в вагон электрички, а в дверь под стальным козырьком в серой кирпичной девятиэтажке. Я поднял голову. Поверх козырька пылала неоновыми буквами вывеска: «Лига Ставок».
Квартира № 12
Мой друг Руслан завязал с уличными гонками и стал обладателем трешки в историческом районе Лефортово. Район почти не подвергся реконструкции, и до сих пор там чинно, благородно, «по-ста-арому». В монументальном сталинском доме с высокими потолками и лифтом, живущим собственной жизнью, располагалась заветная жилплощадь.
Рус придумал нехитрый бизнес-план. Решил остаться жить в малогабаритной однушке в Котельниках, а трешку сдать задорого молодой паре успешных биржевых маклеров-«славян без детей, престарелых родителей и домашних животных».
Чтобы сэкономить, мой друг решил не прибегать к помощи риелторов (которых называл «грязь из-под ногтей»), а стал искать квартиросъемщиков самостоятельно.
Арендатор № 001. Воткинская базальтовая компания.
Первыми на объявление откликнулись двое мужчин славянской внешности в строгих костюмах. В руках они держали сумки со строительными инструментами.
— Чем занимаетесь, ребята? — первым делом решил разузнать Русик.
— Добываем и продаем базальт. И другие магматические породы.
— А откуда вы?
— Из Удмуртии, город Воткинск.
— Водкинск? — перепугался Руслан. — Э, не…
— Через «т». Воткинск!
— Ну, это совершенно другое дело.
Первые два месяца бизнесмены аккуратно платили, а потом вдруг исчезли с радаров. Руслан пришел в квартиру и обнаружил дверь нараспашку, а на косяке — следы взлома. В квартире было натоптано, разбросаны пустые бутылки водки и книга Сысоева В. И. «Справочник молодого сверловщика».
— Все-таки через «д», — изрек Рус, пиная ногой бутылку.
Хозяин караулил квартирантов с неделю, но на хате они так и не появились. Все решила неслучайная встреча с участковым. Капитан поведал собственнику жилья, что предприниматели из Удмуртии сняли не только трешку, но и офис в престижном бизнес-центре. Однажды ночью сотрудники ООО «Воткинская базальтовая компания» стали бурить стену прямо в офисе и проникли в соседнее помещение. Магматических пород там не оказалось, зато старателям удалось добыть один сейф, шесть ноутбуков и позолоченную табличку «Директор Голдстейн и его люди». Трешка в Лефортово послужила местом для хранения награбленного. Табличку гастролеры пытались сбыть соседке — ветерану «Метростроя» Валериане Григорьевне. Она и сообщила о странных жильцах участковому.
— Они не бурильщики! — сказала соседка. — Бурильщиков я по глазам узнаю`. Они — жулики.
— Поговаривают, что у нее на сиське вытатуирован метростроевец с кайлом, — сказал мне после той встречи Руслан, джентльменски не проговариваясь о том, откуда он это узнал.
Арендатор № 002. Кишлак.
После того как Русик поставил новый замо`к и поменял косяки, на пороге квартиры № 12 нарисовалась интеллигентная семья из Средней Азии. Он — прораб на стройке, она — учительница русского языка и литературы. Две дочурки-дошкольницы.
— К черту этих бизнесменов, — говорил мне Рус. — Священные семейные узы — вот что внушает доверие!
Договор был быстро подписан. Квартплату Русик почти всегда принимал на карту, а когда единственный раз пришел в собственную квартиру, его на пороге встретила квартиросъемщица, передала деньги и велела маячившей позади дочурке:
— Гюйнар, помаши дяде, да идем «Спокойной ночи, малыши!» смотреть.
Заходить в собственную квартиру Русу стало неудобно.
Гром грянул через полгода. Руслан случайно встретил Валериану Григорьевну. Бдительная старушка разразилась дикой бранью по поводу квартиры № 12 и поведала, что там проживает не только семейный прораб, но и пол-Ташкента с родственниками.
Нагрянув вечером с внезапной проверкой, мой друг обнаружил, что дверь квартиры вновь открыта всем ветрам. Изнутри лился приятный баритон певца Абдулазиза Карима (любимого певца родного дяди Руси). Хозяин жилплощади зашел внутрь и застыл, потом побагровел, как синьор Помидор перед тем, как лопнуть.
— Ох… ох, — повторял Руслан, придерживаясь за стену. — Ох…
— Плох голова? — пыталась угадать чумазая девочка, выглянувшая из комнаты. — Чердак бо-бо? Вода?
— Да вы о....и!!! — взревел Руслан так, что все, кто находился в квартире, замерли.
Выяснилось, что в квартире ходили, ели, ползали и строчили на швейных машинках шестнадцать человек всех возрастных групп. Полы двух спален были сплошь устланы матрасами. После смены там отдыхали усталые монтажники зданий первого и второго уровней сложности, а их жены пеленали будущих штукатуров и плиточников. В центре зала было организовано уютное лобное место для посиделок с четырехструнными инструментами. На кухне, занимая все четыре конфорки, побулькивал пузатый чан с ароматным пловом. По черному, похожему на контуры республики Таджикистан пятну на потолке Рус определил, что плов варился здесь круглосуточно. На линолеуме была вытоптана миграционная тропа, которая вела из кухни в туалет. В ванную хозяин попасть так и не смог. Вдоль стены тянулась живая очередь. И стоявшие в ней отказались признавать приоритетное право хозяина на вход.
Саму интеллигентную семью из Узбекистана с дочками-дошколятами Русик найти так и не смог.
Арендатор № 003. «Гербалайф» и гладиатор.
Последним и самым мощным по харизме и уровню разрушения чужих мозгов оказался квартирант Сережа. Он не был гражданином РФ, зато представлял собой лгуна галактического масштаба. Этот вид звездоболов-задушевников способен искривлять пространственно-временной континуум. Картина мира — штука зыбкая. Если разобраться, она выстроена из слов. Мастер изменения реальности вытаскивает из картины те элементы, которые не считает нужными, и заменяет их новыми, полезными для себя. Не знаю, что именно рассказывал Сережа Руслану, но мой друг предоставил скидку на аренду, согласился на косметический ремонт за свой счет, да и вообще был счастлив, что сдает хату такому великому человеку.
— Он мэра Балашихи знает, начальника Северного речного порта, прокурора Черноголовки. Вот так подфартило. Сказал, разместит у меня госзаказ!
— А он не врет? — простодушно спросил я.
— Да ты чего? Он мне фотку показал. Билл Клинтон, Моника Левински и Сережа в Белом доме.
Через три месяца вместо мэра Балашихи позвонила Валериана Григорьевна, а заместо астрономических цифр госзаказа на Руслана в который раз полилась отборная метростроевская брань. Из телефонного монолога ветерана я разобрал только «буросекущиеся скоты».
Выяснилось, что Сережа и его друзья устраивают возле подъезда громкие презентации живительных коктейлей с БАДами для всех жителей района. Шоу сопровождаются поеданием гелевых шариков и упражнениями для таза. После этого людей сопровождают в квартиру № 12, где демонстрируется документальный фильм о травах, которыми можно исцелить любую болезнь, включая заболевание Крейтцфельдта–Якоба. Покинуть квартиру возможно только через пункт продажи БАДов (всего 899 руб. 90 коп.).
Вечером мы с Русланом посетили злосчастную квартиру.
На каждой из межкомнатных дверей оказался врезан отдельный замо`к. Вскоре выяснилось, что это и не квартира вовсе, а отель «Подушкин» с почасовой оплатой. На кухне был оборудован ресепшен. «Всё законно! — заверила девушка, ведавшая заселением. — У нас и сайт есть. А вечером, если хотите, могу вам подружек вызвать».
Галактический Сережа нарисовался через час, произнеся фразу, которая позже стала культовой: «Я щаз всё объясню!» Он включил турборежим задушевности и два часа заливал такие истории, в сравнении с которыми наркотические сны Эдгара По покажутся детским лепетом.
Мы стойко сопротивлялись напору и харизме арендатора.
Сережа категорически отказывался покидать отель. На помощь ему подоспела целая когорта помощников: прокурор города Черноголовки (с усами, но без удостоверения), борцы греко-римского стиля из секции «Избербаш» и даже председатель Московского комитета инвалидов-колясочников (без коляски).
Позже на стареньком джипе подъехал еще один — не то человек, не то киборг. Пригнувшись, в квартиру вступила двухметровая конструкция весом 155 кг. Чтобы разрядить ситуацию, я хотел уже вызвать подружек по телефону с ресепшена… Но великан уселся на табуретку и до конца встречи не открывал рта. Выяснилось, что это был Cергей Рубан, чемпион по армрестлингу CCCР и одновременно Спартак из шоу «Гладиаторские бои».
Две недели Руслан воевал с Сережей, прокуратурой Черноголовки и гладиатором за отель.
После третьего случая Русик перестал играть в «Сам себе риелтор» и заселился в квартиру с семьей. Но Валериана Григорьевна продолжает безудержно браниться каждый раз, когда проходит мимо квартиры номер двенадцать.
— Вчера услышал новое словечко, — сказал мне Рус. — Записывай. «Гребнесмазыватель» — человек, склонный к лести, проныра и ловкач.
Любимуля
Мой однокашник Пашка как-то женился на молодой стервозной Светке. Пашка делал вид, что счастлив. Как-то ехали мы на машине из Москвы в Тверь. Жена звонила ему каждые десять минут, разъясняла, уточняла, требовала. Пашка долго все это выслушивал, вышколенно отвечал: «Да, любимуля!», «Нет, любимуля», «Скоро, любимуля!»
— А зачем ты в конце каждого ответа добавляешь «любимуля»? — поинтересовался я.
— Это для дела.
— Для какого?
— Если я повезу в машине какую-то девку, — неохотно объяснил Пашка, — то попутчица услышит, что у меня есть любимая.
— И?
— Не станет ко мне приставать.
— Бред какой-то. Я читал, что наличие жены, наоборот, повышает значимость мужчины в глазах другой женщины. Как знак качества. Если одна одобрила, может подойти и другой.
— Ну поди объясни Светке. Тебе жалко?
Вскоре у парочки родилась дочка Лиза. Когда девочке исполнилось три, Света пригласила свою лучшую подругу Ксюшу на детский день рождения. К девчонкам присоединился Пашка. Втроем пили коньяк в кухне, смотрели «Comedy Club» по ящику.
Коньяк вскоре закончился, и Пашу отправили за добавкой в магазин. Когда он вернулся, то заметил, что обе барышни раскраснелись, а у жены оказался надорван рукав блузки. Подруга отказалась пить за именинницу и в яростном молчании стала собираться домой. Остаток вечера угрюмо пили вдвоем. Светка замкнулась в себе. Маленькая Лиза давно спала у себя в комнатке. Пашка пытался отвлечь жену.
— «Покажите паспорт», — говорит мне на кассе. — «Так я сегодня уже показывал. И вчера», — отвечаю. «Я помню. Но всё равно покажите…»
— Ты лучше скажи, нравится тебе эта лярва? — вдруг прорвало Светку.
— Жирная кассирша?
— Дурака выключай. Та, что глазами тут хлопала.
— Ты серьезно? Я не смотрю на подруг жены как на женщин.
— Зато я видела, как она смотрела. Тварь эту насквозь вижу.
— Да лан, любимуля…
— Раз зырк, два зырк. Уж если глаз положит…
— Не гони… Я пористый шоколад купил, будешь?
— Ах, я еще и гоню? Прекрасно. Наливай.
— Ну, за здоровье Лизиной мамы! — Пашка поднял рюмку.
Света выпила залпом, брякнула рюмкой о стол.
— С этой шалавой все ясно, — зациклилась на своем Светка. — А вот ты чего лыбился?
— Я?
— Ты, ты. Она так смешно шутила, что аж ножками сучил.
— Вообще-то ты тоже смеялась. Поговорку прикольную Ксюха вспомнила. Как там? «Девки в озере купались и менялись кунками. Эта кунка не моя, а моя с рисунками!»
— Ты, смотрю, совсем берега попутал? — жена побледнела, схватила нож со стола. — Какими, на хрен, кунками?
— Успокойся, любимуля, ты чего?
— Жизнь мне изгадил своими бабами! Мне уйти насовсем, чтобы вы спокойно потрахались?
— Свет, успокойся! Она твоя школьная подруга, а значит — не женщина.
— Не трынди! Дверь не успеет закрыться, как запрыгнешь на нее.
— Ну что ты несешь? Коньяк я убираю.
— А ну оставь! Жить с вами тошно. — Света приставила острие ножа к своей груди. — Совет да любовь!
Пашка заметил, как вздыбились жилы на запястье жены. Он схватил Свету за руку, рванул на себя, вырвал нож из крепко стиснутых пальцев. Света тяжело дышала, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Пашка кинул нож в раковину, подбежал, расстегнул блузку. Над левой грудью жены кровоточила небольшая ранка.
— Наливай! — приказала Света.
Паша метнулся к шкафу, рассыпал лекарства.
— Криворукое созданье!
Муж плеснул на рану перекись водорода, которая тут же зашипела. Достал зеленку, ватные палочки, стал обрабатывать рану.
— На пол капнул, тряпку быстрее неси, ее хрен ототрешь, — злобно шипела Светка. — Линолеум менять будешь!
Пока Пашка возился с тряпкой, Светка опорожнила еще две рюмки.
— Я спать, — сказала она и поднялась. — Форточку не закрывай. Дышать нечем.
Паша убрал в кухне, тихонько зашел в спальню. Услышал слабый свист, перепугался, зажег свет, увидел, что жена лежит в одежде на спине с открытыми глазами.
— Свет, раздевайся, — тряхнул ее Паша. — Ты слышишь? Любимуля!
Света не ответила. Пашка приник ухом к ее груди и услышал гулкие удары, но спустя мгновение понял, что это гудит в его собственных ушах. Тогда он схватил телефон, набрал 03, нарвался на автоответчик, который нес какую-то ахинею.
Не сразу Пашка отыскал телефон городской скорой в справочнике, позвонил.
— Скорая, — ответил безразличный голос.
— Жена умирает! Пожалуйста, срочно!
— Умерла или умирает?
— Умирает…
— Адрес?
— Можайского, семьдесят шесть. Второй подъезд, квартира тридцать девять.
— Ждите.
Пока ждал скорую, Паша ходил по квартире, вспоминал уроки ОБЖ. Выбежал на лестничную клетку, стал кричать:
— Человек умирает! Человек умирает!
— …рает …рает, — отзывалось эхо.
Через двадцать минут по лестнице поднялся молодой врач с пластиковым чемоданом.
— Мертва более получаса, — сказал доктор после осмотра жены. — Полис есть?
— Кто мертва? — зачем-то спросил Пашка.
— Вот она. Полицию вызовите, я пока акт оформлю.
Вскрытие показало, что кончик лезвия прошел между ребер и повредил оболочку сердечного пузыря. Через микротрещину стала сочиться кровь. Под давлением отверстие увеличилось, приведя к обширному кровоизлиянию.
Пашка получил девять с половиной лет колонии и был лишен родительских прав.
В тюрьме он наладил переписку со знакомой своей матери — аптечным провизором Надеждой. Вскоре Надя стала навещать его, а потом и оставаться на ночь в специальные «дни свиданий». Пашка вышел по УДО и первым делом женился на Наде, хоть она и была старше его на шестнадцать лет. Детей у них не было. Иногда Паша приезжал к дому, где жили опекуны дочки — папа и мама бывшей жены. Отец тайком наблюдал, как взрослеет его ребенок.
Однажды, когда бабушка отлучилась в магазин, Паша подбежал к десятилетней Лизе. Она качалась на скрипучих качелях.
— Привет, родная, помнишь меня? — спросил он, заходясь от волнения.
Лиза даже не посмотрела на странного дядю в комбинезоне цвета хаки.
— Я папа, — сказал он, надеясь, что это слово как по волшебству может все изменить.
Дочка молчала.
— Папка я, папка твой. Вспомнила? Папа Паша.
Лиза продолжала раскачиваться на качелях, подаваясь спиной назад и выпрямляя ноги, чтобы разогнаться сильнее.
— Мы в прыгалку ходили. И в зоопарк, — не сдавался игнорируемый отец. — На чашечках катались в горсаду. Ты в маске лисички была. Укачало. Вспоминай!
Слезы катились из Пашкиных глаз. А Лиза продолжала смотреть в точку перед собой. Из-за угла показалась бабушка.
— А в школе что? Ну вспомни, ну чего? «Шапой» меня звала, — торопился отец. — «Шапа, шапа!» Вспомнила?
Пашка оглянулся и понял, что у него в запасе только мгновение. В тот момент, когда качели поравнялись с ним, отец быстро дотронулся до родной детской коленки в белых колготках.
Развернулся и побежал прочь.
Гандбол
Мой друг Антон очень везуч на случайный секс. Как-то он путешествовал из Питера в Москву автостопом. Ночью водитель фуры высадил его в подмосковном Клину. До Москвы оставалось совсем немного. Антон занял место на обочине и принялся голосовать. Внезапно через сплошную развернулся черный минивэн. Машина медленно поравнялась с Антоном. Тонированное стекло опустилось.
— Тебе куда, братец? — дружелюбно спросил молодой бородатый водитель.
— До Москвы попутку ловлю.
— А мы как раз в Москву и едем. Прыгай, веселее будет.
— Но вы же в Питер ехали? — удивился Антон.
— А мы с заправки, сейчас развернемся, — успокоил его бородач. Салонная дверь минивэна отъехала. Антон влез внутрь и, когда глаза привыкли к темноте, увидел на заднем сиденье женщину в спортивном костюме. На вид ей было около сорока.
— Так-так, и кто тут у нас? — спросила незнакомка, распуская волосы, собранные в пучок. — Я Лида. Мы в Москву на сбор собрались, а тут ты. Я говорю Гене, давай парня захватим, хороший парень, как зовут парня? Я работаю тренером мужской гандбольной команды, прикинь? Спортом занимаешься?
Лида быстро подсела к Антону и рассказывала, чем линейный гандболист отличается от полусреднего, потом спрашивала и, не дожидаясь ответа, говорила снова. Мой друг заметил, что машина свернула с трассы в городок. Потом закончился и он, а микроавтобус стал прыгать по ухабам на дороге в сосновый лес.
— Перед тобой — защитник. Твои действия? Не знаешь? В этой ситуации лучше бросать прямой рукой сбоку. Вот так.
— А куда мы едем? — перебил Антон, всматриваясь в окно.
— Не парься, нужно сумку захватить с формой. Возьмем — и сразу в Москву. Так о чем это… Гандболисты много прыгают, поэтому ягодичные мышцы у них о-го-го, — сказала Лида и звонко хлопнула себя по попе. — Хочешь потрогать?
— Спасибо. Мне бы в Москву.
— Да успеешь ты в свою Москву. Мышцы без нагрузки теряют тонус. Дай твои полусухожильные гляну, чисто как профи, — Лида бесцеремонно просунула руку промеж ног Антона.
Тем временем автомобиль подъехал к высокому забору, остановился. Водитель молча вышел из машины и скрылся за калиткой. А тетя Лида уже вовсю инспектировала мышцы Антона. Он пытался перехватить ее руки.
— Что вы делаете?
— У нас пятнадцать минут, — сказала Лида, снимая спортивную куртку, надетую, как выяснилось, на голое тело.
— Пожалуйста, не надо! — взмолился Антон. — Ваш муж может вернуться!
— А это не муж. Генка — вратарь моей команды. Он вернется, когда я ему позвоню. А ну ручки убрал! Я все равно штанишки сниму!
Сопротивление оказалось бесполезным. Лида раздела Антона и села на него сверху. Во время секса, настолько бурного, что он переходил в дикость, тренер командовала:
— Схвати меня за волосы! Забей штрафной! Придуши меня!
Когда все было кончено, Антон откинулся в кресле.
— Не разлеживаться! — крикнула Лида, свистнув в невесть откуда взявшийся свисток.
— Сейчас вернется муженек. Интересно, бейсбольные биты он не забыл?
— Но вы же сказали…
— Аха-ха, испугался? Какой ты малахольный. Не ссы, Капустин! Потрахаем — отпустим!
Антон застегнул штаны и бросился бежать в лес, но Лида поймала его в дверях и успокоила.
— Шучу я, Антошка. Булки расслабь.
Тренер сделала звонок, и через минуту послушный водитель вернулся за баранку.
Они отвезли Антона ровно туда же, где подобрали.
— Извини, браток, сбор перенесли, — сказал бородатый. — В Москву нам уже не надо.
— Да я все понимаю. Спасибо вам. И Лиде тоже спасибо.
Антон благополучно добрался до Москвы следующей машиной с молчаливым дальнобойщиком за рулем и быстро забыл тренера по гандболу.
Прошло несколько лет. Антон благополучно женился, и случайный секс исчез из его жизни. Не то чтобы мой друг был против приключений. Однако после свадьбы — как отрезало.
Однажды Антон вновь оказался в Клину по работе. Вечером он выпил пару бутылок пива, нахлынули воспоминания. Антон решил прогуляться до заправки, где повстречал сумасшедшую гандболистку. Поностальгировав на месте, Антон поднял руку и принялся голосовать, чтобы доехать до гостиницы. Внезапно, он услышал визг тормозов. Со встречки, прямо через сплошную, стал разворачиваться черный минивэн. Антон икнул. Машина остановилась. Стекло на водительской двери медленно опустилось.
Мой друг увидел незнакомого худощавого мужчину. Его лоб был заклеен пластырем. Антон облегченно выдохнул.
— Вас подвезти?
— Да, если несложно. Мне к гостинице «Центральная».
— Садитесь.
Дверь отъехала в сторону, и Антон проник в авто. Едва он сел, как по салону скользнула тень.
— Я Лида, будем знакомы. Почему я в спортивном костюме? А я тренер гандбольной команды «Звезда». Ты в курсе, что гандболисты совершают за игру до пятисот прыжков? Причем не только вверх, но и вперед-назад-вбок. Поэтому ягодичные мышцы спортсменов имеют идеальную форму…
— Лида, можете мне все это не рассказывать… — прервал Антон.
— Почему это?
— Я всё знаю. Просто поехали в лес на тренировку.
Покушать и уснуть
В подземном переходе в районе Покровки я встретил бездомного. Саша Жеглов — так его звали — кутался в потертое кашемировое пальто, зато с гордостью демонстрировал мне свои новые туфли. Бомжа в нем выдавали только зубы. Точнее, их почти полное отсутствие. И, конечно, глаза. В глазах застыла тоска бесцельно живущего человека.
На подоконнике чебуречной «Советские времена», где я предложил Саше поужинать, пылился ламповый радиоприемник «Ленинград-50». На стене — агитплакат «Не болтай!». Саша уселся под ним и принялся рассказывать свою историю:
— Мне пятьдесят семь. Я одинок и несчастлив. Хотя родился в Москве в благополучной семье. Кроме меня были старшие дети — мальчик и девочка. В четыре года от меня отказались родители. Мать просто сдала меня в психушку. Почему? Я не знаю. Наверное, был какой-то диагноз. Потом я учился в интернате. Летом дети уезжали в пионерский лагерь. Все, кроме меня. Я всегда брал то, что плохо лежит. Нравилось брать вещи без спроса. Это штырит не хуже водки (плесни, кстати). Первый срок я получил в восемьдесят втором (да, точно) за кражу. Писал из колонии письма маме, она так ни разу не ответила. Одиннадцатого декабря восемьдесят шестого года я вышел на свободу, поехал в Москву, на Пресню, к другу по интернату Леньке. Больше у меня никого на целом свете не было. Оказалось, что Леня живет с женщиной, и та совсем не рада видеть старых друзей. Дружок попросил меня потусоваться в подъезде, пока он договорится о моей вписке. Вдруг по лестнице стал спускаться мужик с мусорным ведром. Он грубо сказал, чтобы через пять минут меня здесь не было. Я возразил, что просто жду друга и не распиваю. Вскоре мужик вернулся, схватил меня за шкирку, потащил к выходу. Я стал вырываться, мы схлестнулись. На шум выбежал Ленька. Вдвоем мы отм…хали мужика. Хотели ведро на голову надеть, но он убежал. Оказался мужик тот ментом. «Бобик» приехал быстро, нас загребли. Восемьдесят седьмой год я встречал в камере. Я был пристегнут наручниками к лавке; помню, из телика в дежурке доносился бой курантов, пела София Ротару. «Вот и лето прошло, словно и не бывало». Так я получил второй срок. На воле пробыл меньше месяца. Третьего декабря восемьдесят девятого меня выпустили. Я поехал к Леньке (за отоваривание мента ему присудили всего год), но друг сказал через дверь, что все изменилось и открыть он не может. Идти мне было некуда. И я отправился в Беляево, искать родной дом. Подумал, может, на Новый год случится чудо и меня примут обратно, в семью? Ходил я по двору, пытаясь вспомнить свой подъезд, пока не наткнулся на мужика, который на лавке пил пиво. Я спросил, не знает ли он Жегловых, которые живут в этом доме. Он посмотрел на меня и сказал: «Сашка, ты?» Это был мой отец. Я обрадовался, стал задавать вопросы. А батя молчал. Я спросил: «Почему отказались от меня? Почему на письма не отвечали»? Он молчал. Я спросил: «Почему не живу с вами в трехкомнатной квартире? Что я такого сделал?» Отец молчал. Я надеялся, что он позовет меня с собой, но батя допил пиво, встал, протянул мне двадцать пять рублей и сказал: «Извини, больше нет, твоя мать меня самого из дома выгнала».
В девяносто третьем после третьей отсидки за грабеж я откинулся, прихожу к Сашке, а там другие люди. Зарезали, говорят, Сашку вместе с женой. Проигрался он на Ленинградском наперсточникам, а долг не признавал.
Потом было еще три срока. Кража, грабеж, разбой. В общей сложности я отсидел больше двадцати лет. Труднее всего на особом режиме. Там сидят «полосатики» — особо опасные преступники. Однажды, не помню в каком году, надзиратель принес мне письмо. Я удивился. Весточка? Мне? Кто мог написать? Писала мне интернатская воспитательница Инна Карловна Мукке.
Я тогда сидел в Коми. Работа была тяжелая, лесоповал, таскали деревья. Каждый день после работы я перечитывал письмо, пока не выучил наизусть. «Саша, я знаю ты попал в страшные места. Ты сильный, ты преодолеешь…» Хорошие, теплые слова. Зачем ты все записываешь? Не надо писать обо мне, зачем людям тратить время, я никому не нужен. Давай лучше выпьем. Пью? Да каждый день. Бывало, бордюры обнимал, а сейчас себя контролирую. Живу в подъезде на «Красных воротах». Добрые люди пустили. Там просто лежанка — и всё. А вещи все мои здесь — в рюкзаке. Где я только не жил! Валя работала вон в той аптеке, оставляла ключ, я спал в туалете.
Радости у меня в жизни не было. Ласки мне не хватает. Да какой на фиг секс, мне нужна женщина, чтобы поговорить. Если я подойду к бабе, она закричит. А мотать новый срок за мохнатый сейф не хочу. Хватит. Бывало, что и сам приходил в мусарню. Говорил, мол, устал, нет сил шляться, посадите меня, тюрьма — дом родной. Мент тогда сказал мне: «Хорошо, сутки тебе на раздумье». Но я твердо решил. Тогда мусор выдал мне молоток, вывел на улицу и сказал: «Видишь, „лексус“ стоит на углу; разбей заднее стекло, вытащи сумку и неси ее нам». Я так и сделал. Машина принадлежала владельцу ломбарда. В сумке было золотишко, менты его на дербан пустили. А меня посадили, как я и просил. Вышел я в тринадцатом. Сейчас работаю на стройке в Коньково, получаю две тысячи в день. Я вообще столяр, мастер по дереву. И крышу могу, и профлист, и утепление, и конек пустить. Одному молдаванину я вообще дом построил. Два года строил, а он меня выгнал потом и п......ми расплатился.
Я смерти не боюсь. Я ее жду. Каждый день себя спрашиваю, почему Он (показывает пальцем наверх) меня не заберет, для чего я здесь воду мучу? Я хочу туда, понимаешь? Всю свою жизнь я бьюсь над одним вопросом. Почему меня мама бросила? Почему отказалась? Выпьем давай, но за Инну Карловну. Не за мать.
Что такое счастье? Прийти домой после работы, приготовить покушать, посмотреть программу по телевизору и уснуть.