Людмила Петрушевская

НЕКРАСОВА

Дуру, маленькую как птичка, Бог одарил красотой

Как вороне послал неподъемные пять кило сыру

Как бомжу дал теплую заминированную квартиру

Как пригнал новый ковчег утонувшему,

Которого отпихнул Ной

Итак, обозначена божественной головой

Косы светлые длинные вроде пеньковых канатов

Небесный свет бирюзы — это глаз голубой

Нос слегка недорос, это случается у пернатых

Подбородок как яблоко свеж, это белый налив

Что тогда говорить о нежности

Пятнадцатилетней пичуги

Резво-резво ножки мелькают, и нет никаких перспектив

У ребят

К тому же ее окружаем мы, преданные подруги

Некрасова

Так звали эту воплощенную девичью честь

Имела вздорный характер и легко откликалась  матом

На любые предложения, а также угрозы и недостойную лесть

Некрасова в этом духе отвечала всем —

Учителям, старикам и солдатам

Она не стала ни артисткой, ни женой базарного князя

Ни шлюхой на вокзале

Много лет спустя проявилась, вызвав освещение памяти

Это она, Некрасова!

В виде снимка в журнале

В невысоком чине коллектора какой-то геологической партии

Мое детское чудо

На лошадке сидело в зарослях иван-чая

Что растет на гарях в тайге

(Видимо, нашли самое светлое место)

Некрасова была в платочке, ватнике и во всем остальном

Кирзу включая

Но это была Некрасова, прекрасная как невеста

То же личико нос подбородок

Те же кудри у щек

Те же ясные очи, те же губы 

Переспелая вишня

Показалась из мрака с перстами пурпурными Эос:

Подождем еще.

Продолжается жизнь,

В которой женская красота 

Вещь опасная и  излишняя.

* * *

вечер ясного дня

солнце зашло

бубенцом звеня

догорает заря

но повсеместно

в пепле земли

зажглись фонари

цвета этой зари

и что интересно

на восток посмотри

на тамошний

сумрак глубокий

там  вдали

пока

не погас закат

там

на темном востоке

там отраженно

горят облака

да как!

как ангелы после слёз

неясно

нежно и отрешенно

* * *

касаемо моря

оно подходящее

а то приходящее

а то уходящее

касаемо лета

оно преходящее

со временем в осень

переходящее

касаемо счастья

оно  будет вящее

там в памяти

тихое и пропащее

как волны в штиль

слабо шумящие

как эти рифмы

одни шипящие

КАЛЛАС

у Марии Каллас

пропал голос

это никого не касалось

кроме самой Каллас

и тех, кто любил ее голос

а сама Каллас

превратилась в малую малость

ее горло стало простая полость

в ней угнездился простой голос

соловей улетел

а клетка по имени Каллас

ночами ходила и петь пыталась

люди слышали

что бродит у нее по квартире

вроде бы радио с поисками в эфире

но и это ненадолго

задержалось

БОА НА ГОА

говорит боа боа

я бы съездил на Гоа

говорят что на Гоа

рай для правильных боа

отвечал боа боа

ты слыхал про баобаб?

говорят что эти бао-

бабы толще наших баб

кабы встретил бы боа

баобабу на Гоа

то сказал бы: чао, бао!

обоает вас боа

ты красавица моа

где же бао ты быа

ты не много и не мао

взбудоажиа боа

и такая на Гоа

обстановка для боа

I’m sorry, lady bao!

vas бы выboal  boa

ЛАЙ ЛАВ

собака

грубое гав-гав

сказала

соловью

а соловей ей

просвистал

обычное фью-фью

тут переводчик

подбежав

заметил

соловью

что переводится

«гав-гав»

как

«я тебя люблю»

а соловей

в ответ поет

скривив в насмешке

рот

тюрлю-тю-тю

фирлю-фью-фью

валяйте

перевод

а переводчик:

«гав-гав-гав!

сейчас

перевалю,

что соловей

сказал «Ай лав»

но только не

«лав ю».

собака что же,

«гав-гав-гав»,

а переводчик:

«Фью!»

что вечно будет

тосковать

она по соловью

и переводчик

то «гав-гав»

то произносит

«фью»

а под конец

совсем устав

он лает соловью

что гав-гав-гав

простите фью

запутался слегка

со мной устроили

фигню

два этих языка

собака хочет

вам сказать

что их  Джульетта звать

они готовы

тосковать

и вечно ожидать

и если слышен

лай и вой

глухой порой ночной

то знай, что это про любовь

и лай про нас с тобой

ну что же

злобный соловей

отчалил в полный мрак

и где-то там

в тени ветвей

сидит боясь собак

но только он

откроет рот

и крикнет тюр-люр-лю

как громкий хор

ему орет

ай гав лай лав

люблю

* * *

ничто не мешает Моцарту

с его абсолютным слухом

во время чужой музыки

когда торжественно молятся

флейты и лютни

испытывать муки

и хотя бы одним ухом

прислушиваться

как во внутреннем

сидящем в печенках

вольере

от этого дивного пения

флейт и лютни

проснувшись

крыса

по кличке сальери

откинула люк

и

кинулась грызть душу его

бедного гения