НАШИ
ПУБЛИКАЦИИ
Магнус Юнггрен
О Сергее Риттенберге
Сергей Александрович Риттенберг (1899—1975) вырос в Санкт-Петербурге
в семье известного адвоката. Он начал рано проявлять интерес к литературе,
увлекшись еще в подростковые годы петербургским акмеизмом. Учился в Петроградском
университете, но неизвестно, окончил ли его: в 1918 году он уехал в Финляндию.
Одно время даже подумывал принять участие в Гражданской войне, но эти мысли
так и остались нереализованными. 1920-е годы он провел в Хельсинки,
затем стал секретарем редакции эмигрантского «Журнала Содружества», выходившего
в Выборге в 1932—1938 годах.
Это были, без сомнения, лучшие годы его жизни. Позднее он писал
Глебу Струве, что «фактически редактировал» этот «крошечный литературный журнальчик».
В нем Риттенберг публиковал многочисленные рецензии на новые поэтические и прозаические
произведения, выходившие в эмиграции, сочинял статьи к юбилеям Боратынского
и Брюсова, некролог на смерть Михаила Кузмина, обсуждал политические вопросы.
В трех выпусках журнала напечатал собственные стихи. За годы редакторской
работы Сергей Риттенберг создал разветвленную сеть контактов с представителями
литературы русского зарубежья.
В 1944 году, когда давление Советского Союза на Финляндию стало
нарастать, Риттенберг эмигрировал в Швецию и спустя некоторое время начал
преподавать устную речь на кафедре славистики Стокгольмской высшей школы (будущий
Стокгольмский университет). Вечерами он занимался со взрослыми русским и французским
языками, иногда дополняя эти занятия лекциями по литературе.
В Стокгольме Риттенберг жил достаточно уединенно. Однако продолжал поддерживать
контакты с целым рядом писателей-эмигрантов, ценивших его дружбу, доверявших
его оценкам и тонкому литературному вкусу.
* * *
О поэзии Георгия Иванова у Риттенберга с самого начала было
высокое мнение. Их первая встреча произошла в 1916 году на вечере второго
«Цеха поэтов» в петроградском кабаре «Привал комедиантов», куда Риттенберга
привел его друг Георгий Адамович. Знакомство скоро переросло в приятельские
отношения с самим Георгием Ивановым и его первой женой, француженкой Габриэль
Тернизьен. Бывал он и у них дома на Петроградской стороне в районе
Монетных улиц. По собственному его признанию, молодой Георгий Иванов привлекал его
своей легкостью и жизнелюбием.
В «Журнале Содружества» Сергей Риттенберг почти все свои публикации
подписывал псевдонимами. Однако отзыв на ивановский сборник «Отплытие на остров
Цитеру» напечатал под своим именем. Лирическое творчество поэта охарактеризовал
в нем так: «Появление каждой новой книги Г. Иванова — большая радость
для любителей поэзии. Г. Иванову, как поэту, присуще особое, совершенно непередаваемое
очарование, и нет сейчас, кажется, поэта, в такой сильной степени обладающего
даром пленять и завораживать читателя». И далее заметил существенное:
«Общий облик поэта очень изменился за годы эмиграции. В „Вереске“ и отчасти
в „Садах“ Г. Иванов был прежде всего поэтом видимого мира. Он обещал стать
русским Готье, и чаще всего вдохновляли его в ту пору картины старых мастеров,
старинные гравюры и литографии и чуть стилизованные приморские ландшафты.
<…> С годами характер поэзии его стал
меняться. Образы, сохраняя прежнюю прелесть, утратили былую отчетливость, и чисто
лирический элемент стал преобладать в его стихах». Сделаны были и некоторые
замечания, в том числе и существенные, свидетельствующие об умении рецензента
уловить общий смысл произведения, порой — в силу личных причин —
затемняемый автором. Так, о стихотворении «Легкий месяц блеснет над крестами
забытых могил…» Риттенберг пишет: «В последнем стихотворении автор весьма удивил
нас сделанным изменением. Вместо: „Ты подругу зовешь и М а р и е
й ее называешь“ — в новой редакции читаем: „Ты подругу зовешь и И
р и н о й ее называешь“. Не говоря уж о получившемся, благодаря замене
имени, зиянии (hiatus), имя Мария подходило здесь несравненно лучше. Ведь „Мария“
издавна символизирует женщину вообще, Ирина же только индивидуальное имя. В стихотворении
„Легкий месяц“ выражено именно общечеловеческое, и поэтому замена в нем
общего частным только ослабляет его художественную значительность». Понятно неизменное
желание поэта в поздние годы всемерно выделять имя Ирины Одоевцевой,
его второй жены, но не менее очевидна и общая эстетическая правота Сергея Риттенберга.
Новая встреча старых друзей произошла после войны, в Париже, который
Риттенберг регулярно посещал. Он по-прежнему был большим поклонником ивановской
поэзии и в 1948—1949 годах состоял с ним в оживленной переписке.
В это время Георгий Иванов и Ирина Одоевцева испытывали большую нужду
и едва сводили концы с концами. В этой тяжелой ситуации поэт обратился
к своему старому приятелю с просьбой помочь ему деньгами и продуктами.
Георгий Иванов очень надеялся, что Риттенберг поможет организовать перевод и издание
в Швеции нового романа Одоевцевой «Оставь надежду навсегда» (надежды не сбылись:
на шведский роман не переведен до сих пор). Дело дошло до того, что Георгий Иванов
хотел назначить Риттенберга своим душеприказчиком.
В 1946 году в Стокгольме Риттенберг сводит знакомство с Ниной
Берберовой, которая уговаривает его перебраться в Париж и заняться литературной
критикой, продолжив ту карьеру, которую он начинал в «Журнале Содружества».
Особенно вдохновила Берберову опубликованная в «Новом журнале» рецензия Риттенберга
на ее сборник рассказов «Облегчение участи». Рецензия была щедрой на похвалы психологической
наблюдательности Берберовой — именно такой ей и хотелось выглядеть в глазах
критиков.
Пребывание в Швеции и преподавательская работа изменили его —
он как будто потерял интерес к созданию собственных текстов и в шведской
периодике не печатался. Этот этап жизни остался в прошлом.
Из писем Берберовой видно, что она пыталась несколько охладить энтузиазм
Риттенберга по отношению к Георгию Иванову, но без особого успеха. Она высоко
его ценила как поэта, но с трудом выносила как человека. Возможно, это было
проявлением своего рода соперничества. Перетянуть стокгольмского друга на свою сторону
Берберовой не удалось. Так же как убедить его снова заняться литературной критикой.
Важно сейчас другое: то, что Сергей Риттенберг до конца дней считал Георгия Иванова
наиболее выразительным поэтом русского зарубежья.
Летом 1959 года Риттенберг
посетил Ленинград — после более 40 лет эмиграции. Он встретился с сестрой
Татьяной, женой писателя Юрия Германа, с коллегами по писательскому цеху. Вновь
увидел людей, с которыми общался в молодости. В дальнейшем такие
летние поездки стали для него традицией. Мало-помалу он стал связующим звеном между
ленинградской интеллектуальной элитой и эмигрантской средой во Франции, Германии
и США.
Чтение «Поэмы без героя» и «Реквиема», изданных на Западе в 1961
и 1963 годах, произвело огромное впечатление на Риттенберга. Он встречался
с Анной Ахматовой в 1960, 1962, 1963, 1964 и 1965 годах, о чем
по возвращении домой рассказывал в письмах своим корреспондентам.
Еще одна его встреча с Ахматовой произошла в 1965 году
в Париже, во время ее сенсационной поездки в Европу.
В действительности Риттенберг открыл для себя Ахматову много раньше,
за полвека до этого. Четырнадцатилетним подростком он зачитывался ее только-только
вышедшим сборником «Четки». В 1916 году слушал, как она читает свои стихи
на поэтическом вечере, другими участниками которого были Осип Мандельштам и Сергей
Есенин. Обо всем этом Риттенберг рассказал в интервью, которое дал в Швеции
за три года до смерти.
Племянник Риттенберга режиссер Алексей Герман так вспоминает о встрече
с дядей: Риттенберг приехал летом и показался племяннику жителем с другой
планеты. Его приезду предшествовало появление поэта Лео(нида) Линдеберга, жившего
в Финляндии, который как-то ночью в 1953 году без предупреждения
появился в квартире Германов с приветами из Стокгольма. Этот шокирующий
визит нашел отражение в одной из ярких сцен фильма Германа «Хрусталев, машину!»
(1998). Риттенберг поразил племянника блестящим знанием русской поэзии. С литературоведом
Владимиром Орловым они устраивали устные поэтические дуэли, выясняя, кто из них
помнит больше стихов наизусть. По поводу Георгия Иванова их мнения расходились:
Орлов отзывался о нем пренебрежительно, а Риттенберга это возмущало —
особенно развязный отзыв блоковеда из его предисловия к тому Марины Цветаевой
в «Библиотеке поэта».
Надо сказать, что в Стокгольмском
университете к Риттенбергу относились без должного пиетета и в конце
концов уволили даже без объявления благодарности или оказания соответствующих почестей.
Депрессивные расстройства, периодически случавшиеся у него и прежде, усилились.
Осенью 1975 года Сергей Риттенберг покончил жизнь самоубийством.
