ПОЭЗИЯ
И ПРОЗА
СЕРГЕЙ СЕМЕНОВ
* * *
В дождь, всё пропитавший, тяжелыми становятся
вещи и
Отчего-то отчетливее сквозь слой подошв
Чувствуются неровности тротуара, стыки и
трещины.
В дождь
Неуютно, как будто мокрой одежды касание,
Неприятное слово — колкость любая, ложь,
Грубость — отчетливо впечатываются в сознание.
В дождь
Резче черты зданий. И сумрак плачущий
Грубый камень стены ощупывает, как будто
пальцы слепца,
Тугими струями. И ты — как этот город, уже
не прячущий
Каменного лица.
* * *
Это стекол, от солнца ослепших, лак…
Хоть ты под одеяло забравшись, ляг,
Но настырно, словно на сбор развед-
Данных, лезет прямо в окно рассвет.
Между штор тяжелых и век сочась,
На уме имея одно «сейчас»,
Потому что он и «сейчас» — одно.
Ты, сознанья спрятавшийся на дно,
Мертвых снов завернувшись в глухую ткань
—
Не тебе ли повелевают «Встань!»?..
Чтоб увидеть, поднявшись в конце концов,
—
Солнце прямо смотрит тебе в лицо.
* * *
Только шага ритмичность — ни встреч, ни прощаний,
Ничего. Только солнца рассеянный диск.
Только катится парка дорожкой песчаной
С граммофонным шипеньем велосипедист,
Тот, что крутит педали мучительно долго,
По песку равнодушною шиной шурша,
Как пластинка, когда соскочила иголка,
Понапрасну расходует силы, кружа…
Жаль, что музыка эта уже отзвучала.
И немного совсем не хватило понять
В ней чего-то. Но можно поставить сначала.
С первой ноты знакомой. Опять. И опять.
* * *
Черт знает как, почти на ощупь,
Лишь на авось и милость Божью —
В открытый космос выйти проще,
Чем в темноте по бездорожью,
Где то кустов щетина колет,
То вдруг канава — хоть ложись в ней…
Переходить за полем поле,
Как будто ряд похожих жизней,
Чтоб ощутить родство с далеким
Пятном чуть видимого света,
Что в бесконечно одиноком
Пространстве потерялось где-то.
БАБОЧКА
Lest I appear frivolous…
Edward Norton Lorenz
Словно хиппи, увидевший мир в полноте цветов,
Ненадолго покинувший желтый свой батискаф,
Бог живет среди бабочек и цветов,
Словно краску, по полю их расплескав.
И забылась кисть, в работе ему отслужив,
И цветет картина — боже, как хороша!
И не шелохнется, крылья свои сложив,
Тонкокрылая трепетная душа.
Потому что яркое солнце и чист луг.
Потому что не связанным с этим нельзя стать,
И чем трепет ее отзовется, взмах, звук,
Может статься, даже Ему не дано знать.
* * *
Пока ты свету веришь слепо,
Жизнь обнадеживает, но
Вбивает звезды в крышку неба —
И вдруг становится темно.
И думаю — страшна не боль — я,
А тяжкого сомненья грех.
И путь из этого подполья
Один: наверх.
И страшно хочется проснуться,
Хоть сна и ни в одном глазу.
Так тесно, что не разогнуться, —
И я ползу.
Туда, где видится спасенье
За абсолютностью потерь.
И нет пронзительнее зренья,
Чем в слепоте.
* * *
В пустоту окна, опытный полуночник,
Смотришь, поезда чувствуя позвоночник
Позвоночником собственным. Вон — кому?.. —
Тот огонь потерянный, точка света,
Словно чья-то задумчиво сигарета
Прожигает тьму.
Вот куста мелькнет на мгновенье клякса…
Лишь огонь тот — фокусы параллакса —
Медленно, словно цепляется за стекло,
Все же мало-помалу сползает к краю.
И я полон всем тем, что о нем не знаю;
Только время наше с ним истекло.
Лишь одна пустота постоянна. То бишь
Заоконная бездна, в которой тонешь
Взглядом — словно в нее летит
Всё. На пределе полного отрешенья
Вдруг, моргнув, заметишь, как отраженье
Из вагона в тебя глядит.
* * *
Из дальней тучи — как из пакета порванного
— вода.
Дождя по земле волочится синяя борода,
С тяжестью мрачной обрушиваясь там, вдалеке,
на лес,
Видом одним всклокоченным как бы говоря:
не лезь
В страха тайные комнаты, в свои тайники
души
Ради твоего спокойствия заглядывать не спеши.
Но братец-солнце появится, пронзающий мрак
лучом,
И страх первозданный рассеется, рассеяться
обречен,
Сначала клоками рваными, а там и вовсе неразличим.
И вот обратно получены от страхов твоих
ключи,
От той самой тайной комнаты; но открывать
— постой.
Сколько мертвых чудовищ скрыто за дверью
той?
* * *
Ни страны, ни погоста
Вне границы РФ,
Где уложен по ГОСТу
Будешь ты, умерев, —
Чтоб заныло сердечко,
Чтоб без лишних соплей;
Чтоб печальная свечка
За пятнадцать рублей…
Словно чьи-то обноски,
Примеряешь слова.
Это Рыжий и Бродский.
Твоего здесь — едва.
Ровно так же, ты знаешь,
Как, взрослея душой,
Сам язык проживаешь,
Словно опыт чужой,
В нем осевши надежно;
Словно нет ничего,
Словно жизнь невозможна
Вне контекста его.
* * *
Отара облаков пасется.
Опять мертвящая жара,
И печь полуденного солнца —
Как волны жара от костра,
Когда он деревяшки лижет.
Подумаешь: какая близь!
Толкни наш шарик чуть поближе —
И мы б спеклись.
Лишь облака — будто мила нам
Природа, — заходя тайком,
Нас накрывает одеялом.
И парником.