ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

 

АЛЕКСАНДР   ЖОЛКОВСКИЙ

Об инфинитивных «Стихах уклониста Б. Рыжего»

Посвящается Роману Тименчику

 

Когда арестовали Бродского, Ахматова произнесла свое сакраментальное: «Какую биографию делают нашему рыжему!» А несколько лет назад один из­вестный поэт спросил одного видного литературоведа: «Почему вы о нас не пишете?» — «А ты, — ответил профессор — сначала дуба дай!» Борис Рыжий, который, кстати, гордился неподражанием Бродскому,1 дуба дал — повесился в двадцатисемилетнем возрасте пять лет назад, уже достигнув определенного признания.2 С тех пор его слава неуклонно растет.3

Рыжий — поэт традиционного, романтико-иронического склада. Речь пойдет о его стихотворении, озаглавленном «Стихи уклониста Б. Рыжего» (1998):


                                     ...поехал бы в Питер...

                                                                    О. Д.


Когда бы заложить в ломбард рубин заката,
всю бирюзу небес, все золото берез —
в два счета подкупить свиней с военкомата,
порядком забуреть, расслабиться всерьез.


Податься в Петербург, где, загуляв с кентами,
вдруг взять себя в кулак и, резко бросив пить,
березы выкупить, с закатом, с облаками,
сдружиться с музами, поэму сочинить.

 

Стихи в своем роде образцовые. Зададимся поэтому вопросами, соответствующими их уровню: каков их общепоэтический формат, в каком особом, типичном для автора ключе разработана их тема, чем мотивировано обращение к инфинитивному письму и как в художественном исполнении этих задач проявился несомненный талант Бориса Рыжего.

 

Типовые мотивы. Это стихотворение о поэзии, о том, чтобы поэму сочинить. А именно тот подтип метапоэтической рефлексии, когда автор заявляет о неготовности творить — сочинять стихи на случай, прославлять монарха, родину, идею, любимую. Каламбурное заглавие не случайно: уклонение от армии дает повод для размышлений об уклонении от роли поэта — уклонении, которое так трагически удалось и не удалось Рыжему в его самоубийстве.

Сценарий (а стихи Рыжего всегда драматичны, часто это мининовеллы с эффектным сюжетом и пуантой) строится по схеме: поэт заявляет о нежелании писать, как бы уходит в сторону, но тем самым творит стихи, которые мы читаем, а там и открыто возвращается на поэтическую стезю.

В организации этого сценария использовано также противопоставление собственно творчества, вдохновения — продаже рукописи, писательской профессии, литературным институтам. Классическим прототипом тут является, конечно, пушкинский «Разговор книгопродавца с поэтом»; в «Стихах уклониста...» такой ход применен несколько неожиданным образом, но он узнается.

Еще один архетипический мотив — готовность заплатить любую цену за объект желаний, таящая мощный обратный потенциал, что соответствует ироническому замыслу Рыжего. Приведу народный и классический варианты этого мотива невыгорающей экзистенциальной сделки:

«Когда б имел златые горы,/ И реки, полные вина,/ Все отдал бы за ласки, взоры,/ Чтоб ты владела мной одна/<...>/ А мне сказал, стыдясь измены:/ „Ступай обратно в дом отца./ Оставь, Мария, мои стены!” —/ И проводил меня с крыльца./ „За ласки, речи огневые/ Я награжу тебя конем./ Уздечко, хлыстик золотые,/Седельце шито жемчугом;

Когда бы Плутус златом/ Мог смертных жизнь продлить,/ Рачительно б старался/ Я золото копить/ На то, чтоб откупиться/ Тогда, как смерть явится;/ Но жизни искупить/ Не можем мы казною./ На что вздыхать, тужить, / Сбирать добро, хранить,/ Коль данну смерть Судьбою/ Ценой не отвратить?/ Мне жребий вышел пить/ И в питии приятном/ В пирах с друзьями жить,/ На ложе ароматном/ Венере послужить» (Львов. Ода XXIII. На богатство (Из Анакреона.))4

 

Инфинитивное письмо. Вторая — густо инфинитивная — иллюстрация покупательного мотива выбрана мной не случайно. Дело в том, что к подобному письму5 предрасполагает и проблема «писать или не писать». Общий смысловой заряд инфинитивной поэзии — это медитация об инобытии субъекта, транспорт или метаморфоза в иное (лучшее, худшее, идеальное, характерное, типовое). Инфинитивное письмо очень подходит для размышлений об альтернативных вариантах жизни, недаром его классический англоязычный образец — «То be or not to be...».6

У колыбели русского метапоэтического инфинитивного письма стоял Фет, давший безоговорочно утвердительный ответ на вопрос «писать или не писать?»:

«Одним толчком согнать ладью живую/ С наглаженных отливами песков,/ Одной волной подняться в жизнь иную,/ Учуять ветр с цветущих берегов,/ Тоскливый сон прервать единым звуком,/ Упиться вдруг неведомым, родным,/ Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,/ Чужое вмиг почувствовать своим,/ Шепнуть о том, пред чем язык немеет,/ Усилить бой бестрепетных сердец —/ Вот чем певец лишь избранный владеет,/ Вот в чем его и признак и венец!»7

Борису Рыжему эта техника не была чужда — у него более десятка стихотворений, либо целиком инфинитивных, либо содержащих значительные инфинитивные фрагменты (опирающиеся на русскую общепоэтическую и в особенности инфинитивную традицию, в частности на «Грешить бесстыдно, непробудно...» Блока). Приведу некоторые из них, начиная с раннего прообраза «Стихов уклониста...»:

«Поездку в Царское Село/ осуществить до боли просто:/ таксист везет за девяносто,/ в салоне тихо и тепло./ «...Поедем в Царское Село?...»/ «... Куда там, господи прости, —/ неисполнимое желанье./ Какое разочарованье/ нас с вами ждет в конце пути...»/Я деньги комкаю в горсти./ «...Чужую жизнь не повторить,/ не удержать чужого счастья...»/ А там, за окнами, ненастье,/ там продолжает дождик лить./ Не едем, надо выходить./ Купить дешевого вина./ Купить, и выпить на скамейке,/ чтоб тени наши, три злодейки,/ шептались, мучились без сна./ Купить, напиться допьяна./ Так разобидеться на всех,/ на жизнь, на смерть, на все такое,/ чтоб только небо золотое,/ и новый стих, и старый грех.../ Как боль звенит, как льется смех!/ И хорошо, что никуда/ мы не поехали, как мило:/ где б мы ни пили — нам светила/ лишь царскосельская звезда./ Где б мы ни жили, навсегда!» («Царское Село», с посвящением Александру Леонтьеву, 1996; Рыжий 2003: 67—68);

«Поехать в августе на юг/ на десять дней, трястись в плацкарте,/ играя всю дорогу в карты/ с прелестной парочкой подруг./ Проститься, выйти на перрон,/ качаясь, сговориться с первым/ о тихом домике фанерном/ под тенью шелестящих крон./ Но позабыть вагонный мат,/ тоску и чай за тыщу двести,/ вдруг повстречавшись в том же месте,/ где расставались жизнь назад./ А вечером в полупустой/ шашлычной с пустотой во взоре/ глядеть в окно и видеть море,/ что бушевало в жизни той» («Поехать в августе на юг...», 1997; Рыжий 2003: 152);

«Мальчишкой в серой кепочке остаться,/ самим собой, короче говоря./ Меж правдою и вымыслом слоняться/ по облетевшим листьям сентября./ Скамейку выбирая, по аллеям/ шататься, ту, которой навсегда/ мы прошлое и будущее склеим./ Уйдем, вернемся именно сюда» («Мальчишкой в серой кепочке остаться...», 2000—2001; Рыжий 2003: 332).8

 

Тема поэтического призвания и другие инварианты. Вопрос «поэт я или не поэт, быть или не быть мне поэтом?» — постоянная тема Рыжего. Ее развивают и варьируют общая установка на ироническое (а иногда — и отчаянное до цинизма) снижение всех ценностей, мотивы сомнения в своей избранности, отказа от поэзии в пользу жизни (пьянства, драки), желания/нежелания быть как все и презрения к литературным тусовкам. В «Дружеском послании А. Кирдянову» (1998) это презрение обнажается прямым применением знаменитой верленовской формулы и уверенным, в державинских тонах, заявлением о собственном величии:

«Да, у меня губа не дура/ испить вина и вообще. / Все прочее — литература. / Я вас любил, любовь... Еще:/ что б вы ни делали, красавцы,/ как вам б страдать ни довелось, / рожденны после нас мерзавцы / на вас меня посмотрят сквозь» (Рыжий 2003: 254).

Еще одно стихотворение об отталкивании от институтов литературы — «В одной гостиничке столичной...» (1996):

«В одной гостиничке столичной,/ завесив шторами окно,/ я сам с собою, как обычно,/ глотал дешевое вино./ ...Всезнайки со всего Союза,/ которым по х.. печаль/ и наша греческая муза,/ приехали на фестиваль./ Тот фестиваль стихов и пенья/ и разных безобразных пьес/ был приурочен к дню рожденья/ поэта Пушкина А. С./ Но поэтесс, быть может, лица/ и, может быть, фигуры их/ меня заставили закрыться/ в шикарных номерах моих.../И было мне темно и грустно,/мне было скучно и светло, —/ стихи и вообще искусство,/ я ненавидел всем назло./ Ко мне порою заходили,/ но каждый был вполне кретин./ Что делать, Пушкина убили,/ прелестниц нету, пью один» (Рыжий 2003: 71—72).

Так что в «Стихах уклониста...» Рыжий не чисто формально и поверхностно-каламбурно, в связи с уклонением от военной службы, задается игровым этюдом на тему об отказе от поэзии, а разрабатывает кровно близкую ему проблему — быть или не быть поэтом, вступать или нет в литературу.

Другие инварианты Рыжего, развиваемые в стихотворении, — это пьянство, деньги, природа (облака), приятели, любовь к маскам и розыгрышам, жанр послания друзьям-поэтам, поездка в Питер, поэзия, Музы. Нет в нем, пожалуй, только смерти, хотя у Рыжего это самая частая тема, предстающая во множестве обличий. Некоторый потусторонний отблеск на текст бросает его повышенная виртуальность: стихотворение позитивно, но исключительно в модусе фантазии.

Оригинальный ход состоит в том, как именно денежный мотив и уклонение от поэзии совмещаются с продажей поэтических ценностей и покупкой желанного. В целом, с учетом установки на ключевой композиционный поворот, складывается следующее художественное решение: «Я» мечтает — чисто виртуально, в модусе инфинитивного инобытия — уклониться от роли поэта, откупиться от поэзии за счет поэтического же капитала, мутировать в обыденную жизнь, пьянство с дружками, но превращает все это в поэзию и чудесным образом возвращается к ней.

 

Сюжет. Для инфинитивных стихов характерны виртуальные метаморфозы и пространственные перемещения «в иное», иногда с маршрутом туда и обратно, иногда с перечислением нескольких параллельных или последовательных ходов. Приведу два примера с метаморфозами.9

«Некогда в стране Фригийской/ Дочь Танталова была/ В горный камень превращеvнна./ Птицей Пандиона дочь/ В виде ласточки летала./ Я же в зеркало твое/ Пожелал бы превратиться?/ Чтобы взор твой на меня/ Беспрестанно обращался;/ Иль одеждой быть твоей,/ Чтобы ты меня касалась,/ Или, в воду претворясь,/ Омывать прекрасно тело;/ Иль во благовонну мазь —/ Красоты твои умастить;/ Иль повязкой на груди,/ Иль на шее жемчугами,/ Иль твоими б я желал/ Быть сандалами, о дева! I Чтоб хоть нежною своей/ Жала ты меня ногою» (Н. Львов. Ода XX к девушке своей (Из Анакреона), 1794);

«На сосне хлопочет дятел,/ У сорок дрожат хвосты.../ Толстый снег законопатил/ Все овражки, все кусты./ Чертов ветер с хриплым писком,/ Взбив до неба дымный прах,/ Мутно-белым василиском/ Бьется в бешеных снегах./ Смерть и холод! Хорошо бы/ С диким визгом взвиться ввысь/ И упасть стремглав в сугробы,/ Как подстреленная рысь.../ И выглядывать оттуда,/ Превращаясь в снежный ком,/ С безразличием верблюда,/ Занесенного песком./ А потом — весной лиловой —/ Вдруг растаять... закружить.../ И случайную корову/ Беззаботно напоить» (Саша Черный. Нирвана, 1910—1911).

Особенность «Стихов уклониста...» в том, что виртуальность метаморфоз несколько раз возводится во все более высокую степень, образуя как бы виртуальность внутри виртуальности внутри виртуальности... Действительно, первый, головокружительно быстрый, виртуальный шаг состоит в очень условной (когда бы) метаморфозе — обмене поэтической метафорики (еще один условный элемент) на деньги, причем в единый наглядный образ, призванный воплотить темы продажи рукописи и отказа от поэзии, спрессовываются: пейзажный набросок (закат, небеса, березы), серия поэтических клише (рубин, бирюза, золото), их буквализация, овеществление и обналичивание. Готовым предметом для этого служит «низкий», но вполне литературный, образ ломбарда; ему и отводится та роль трансформатора поэтической энергии, которая в более традиционном инфинитивном письме исполняется фетовской ладьей, пастернаков­ской пролеткой, кораблями, автомобилями и ракетами, уносящими в иное, с возвратом назад или без. При этом иронически сдаваемые в ломбард поэтические клише, якобы годные лишь для обмена на деньги, по ходу дела освежаются, натираются до блеска и ревальвируются, свидетельствуя о неистребимости поэзии.10

На воображаемую вырученную сумму предполагается откупиться от призыва, на остаток — забуреть11 (еще одна метаморфоза) и предаться удовольствиям (расслабиться), затем еще и переместиться в более престижный Петербург (Рыжий жил в Екатеринбурге), а там предаться загулу с дружками. Но тем временем назревает центростремительный поворот, не менее виртуальный, чем предыдущие центробежные. Внутри загула, так сказать, в психологическом климате и преувеличенно волевой риторике дружеской пьянки, герой решает завязать (это дано «мужской» стилистикой выражений взять себя в кулак и резко бросив пить), причем такой переход от пьянства к сочинению стихов — готовый мотив из репертуара Рыжего, для которого мучителен выбор между поэзией и пьянством, к тому же по-дионисийски питающим творчество. А далее (то ли внутри запоя, то ли по предположительном выходе из него) каким-то фантастическим образом — непонятно, на какие шиши? — имеется в виду выкупить обратно заложенные в ломбард метафоры, чтобы вернуться в литературу и сочинить поэму, — еще одна виртуальная акция, ибо поэм Рыжий не писал, считая их сочинение заманчивым, но почти невозможным:

«Я скажу тебе, что хотел,/ но сперва накачу сто грамм.../<...>/ Маяковский — вот это да,/ с оговорками — Пастернак,/ остальное белиберда./ По сей день разумею так./ Отыграла музыка вся./ Замолчали ребята все. / Сочинить поэму нельзя — / неприлично и вообще./<...>/ Ну, а ежели не прошло?/Ну, а вдруг начнется опять?..» («Я скажу тебе, что хотел...», 1998; Рыжий 2003: 223).12

Итак, элементарный сюжетный план: написать стихи о богатстве (золоте) поэтического восприятия мира, продемонстрировав, так сказать, «чем певец лишь истинный владеет… в чем его и признак и венец». Он может быть осложнен отказным ходом — уклоняться от творчества, но все же вернуться к нему. Дальнейшая разработка даст такой сюжет: растянуть (в коротком стихотворении из двух четверостиший) отказное движение на несколько все более условных витков, неожиданно, но и убедительно, хотя тоже условно, приводящих назад в поэзию.

Структура это для инфинитивной поэзии закономерная, но вроде бы ранее никем не опробованная. Одной из ее опорных мотивировок является типичная для инфинитивного письма установка на подсчитывание и исчерпание некого запаса, состоящая в том, что формально как бы отбивается счет однородных инфинитивов, а по содержанию описывается виртуальный жизненный/суточный цикл типового субъекта, в его неизбежной конечности (от рождения/пробуждения до смерти/засыпания) и измеримости. Такое обмеривание жизни обнажено в блоковском «Грешить бесстыдно, непробудно...»:

«Счет потерять ночам и дням./<...>/ Три раза преклониться долу,/ Семь — осенить себя крестом./ <...> Кладя в тарелку грошик медный,/ Три, да еще семь раз подряд/ Поцеловать столетний, бедный/ И зацелованный оклад./ А воротясь домой, обмерить/ На тот же грош кого-нибудь./<...>/ Пить чай, отщелкивая счет,/ Потом переслюнить купоны.../<...>/Да, и такой, моя Россия, / Ты всех краев дороже мне».13

Серия маловероятных коммерческих операций Рыжего хорошо мотивирована и в архетипическом плане. Она напоминает еврейские истории о так называемых «люфтменшах» («людях воздуха»), комбинаторах, придумывающих одну за другой все менее реальные сделки (ср. повесть Шолом-Алейхема «Менахем Мендл»). Борис Рыжий, еврей на одну четверть, любил демонстративно театрализовать эту сторону своей личности. Он вообще был мастером розыгрышей и манипуляций собственным имиджем и окружающими людьми. А в поэтическом общении с друзьями-поэтами, в частности с Александром Леонтьевым и Олегом Дозморовым, Рыжий любил перевоплощаться в поэта-гусара девятнадцатого века,14 работая, так сказать, в маске. По свидетельству Олега Дозморова, «Стихи уклониста...» отвечают на его стихотворение 1997 года, из которого и взят эпиграф, ср.:

«Были б деньги, уехал бы в Питер,/ завернул по дороге в Москву./ Странствий северо-западный ветер/ вытер в парке осеннем листву».15

 

Симметрии, обращения. Наряду с метаморфным сюжетом тему творческого превращения всего (в том числе низких реалий жизни и даже самого отказа от творчества) в поэзию несет общая установка текста на орнаментальную симметричность структур. Все, что вовлекается в построение, принимает вид парных, тройных или множественных вариаций, контрастов, обращенных фигур, как бы наглядно демонстрируя превращение любых реалий — пейзажа, ломбарда, пьяного загула — в золото искусства.16 Зеркально-трансформативен, собственно, и весь сюжет о закладывании, а затем выкупании метафор/пейзажа.

 

Инфинитивная структура. Общая симметричность инфинитивного костяка двух строф соответствует сюжетной (заложить, подкупить — выкупить), причем выкупить — действие, обратное к заложить, подобное подкупить и образующее пик виртуальности. Инфинитивный синтаксис вполне традиционен, но обычное нарастание его сложности17 и обобщенной «чистой» модальности18 сопровождается неполной проясненностью связей между опорными инфинитивами, как бы вторя неосновательности возводимых воздушных замков.

Зачин когда бы настраивает на ожидание последующего тогда (бы) — явного (ср.: «Когда волнуется желтеющая нива... <...> Тогда смиряется души моей тревога...») или подразумеваемого («Когда б имел златые горы... <...> Все отдал бы за ласки, взоры...»). Но тире в середине катрена эллиптично, означая то ли (а) целенаправленное завершение: тогда/чтобы на эти деньги подкупить..., то ли (б) мечтательное продолжение начального списка: когда бы заложить, подкупить, забуреть... Неопределенна и синтаксическая связь со II строфой: происходит уже совершенно бессоюзное нанизывание очередных инфинитивов, начавшееся в конце I: забуреть — расслабиться — податься — взять в кулак — выкупить... Как и в I строфе, во II неясно, докуда простирается действие союза (на этот раз где)до конца строфы, до конца 3-й строки или только до слова кулак. Казалось бы, выкупание берез должно происходить в исходном ломбарде, то есть дома, но с другой стороны, где же и дружить с музами, как не в Петербурге.

Вся эта структурно-смысловая смазанность служит передаче общей атмо­сферы виртуального, в частности алкогольного, отрешения от прозаической логики жизни.

 

Ритм. Стихи написаны традиционным шестистопным ямбом с чередованием мужских и женских рифм и соблюдением цезуры после 3-й стопы.19 Оригинальный ход состоит в том, что первые шесть цезур — мужские, а две послед­ние — дактилические. Перелом, приходящийся на драматическое березы выкупить, очень резок, он сразу запоминается, ибо накладывается на целый букет параллельных эффектов.

Именно здесь совершается сюжетный поворот от разрушительной растраты себя, денег, поэзии и природы к конструктивному поведению, что подчеркнуто позиционной и иной симметрией контрастирующих глаголов заложить/выкупить. Этому вторит обращение порядка слов: впервые в стихотворении дополнение (березы) ставится перед инфинитивом, причем оно соответствует последнему члену аналогичного начального перечисления (золотом берез), и зеркальность получившейся симметрии акцентирована тем, что остальные члены перечисления (с закатом, с облаками) идут после инфинитива и в прежнем порядке.20 Контрастом ко всей предыдущей серии инфинитивов является и сама форма выкупить, — одна из всего двух в тексте, где ударение не на последнем слоге (вторая — это расслабиться), и единственная с ударением на приставке.21

Таков мощный аккорд сдвигов в разных планах, аккомпанирующий кульминационному повороту событий.22

 

Лексика. В коротком стихотворении представлены практически все стили­стические регистры русского словаря: лексика поэтическая (музы, рубин заката, когда бы), нейтральная (сочинить, березы, Петербург, бросить, пить, военкомат), сниженная по смыслу (подкупить, ломбард, заложить, выкупить), сниженно-деловая, разговорная разной социальной окраски (порядком, податься, в два счета, резко, расслабиться, взять себя в кулак), просторечная и жаргонная (забуреть, кенты, свиней), областная вместо из [военкомата]). Эти слои то перемешиваются друг с другом, то образуют отдельные участки, в целом прочерчивая траекторию от высокой лексики к низкой и обpaтно к высокой, вторящую общей композиции: поэзия — бpoсить поэзию — вернуться в поэзию. Так словарный репертуар тоже поставлен на службу теме взаимного перетекания, взаимных метаморфоз поэзии и жизни.

 

Рифма. Рифмовка в стихотворении предельно традиционная, точная, перекрестная. Все женские рифмы — на А, чем создается единый гласный стержень стихотворения; мужские же меняются: темное, заднее, низкое «о» в I строфе, острое верхнее «и» в финальных, инфинитивных рифмах. Есть и внутренняя рифмовка: в I строфе полустишия, образуемые мужской цезурой, более или менее точно рифмуются друг с другом, причем тоже перекрестно (заложить — небес — подкупить — забуреть).23

Особый рисунок прочерчен продвижением инфинитивов в финальную позицию, где они наконец попадают под рифму. Эта заключительная рифма (пить/сочинить) подготовлена внутренней рифмовкой полустиший (заложить/подкупить) и вообще положением инфинитивов в предцезурной позиции (забуреть, выкупить), а также постепенным общим смещением инфинитивов вправо, от начал предложений к концам, в частности, из позиций перед дополнениями к более конечным. В целом стихотворение как бы на наших глазах мутирует, трансформируясь из того типа, где инфинитивы находятся в началах строк, в тот, где они находятся в их концах (оба типа распространены в инфинитивном письме).24

 

Фонетика. В этом плане примечательны как повторы, так и выделяющиеся на их фоне уникальные звуковые пики. Из метаморфно варьируемых повторных комплексов наиболее яркие это «брз»: бирюзаберезрубин закатазабуретьрезко бросивберезы, и «зл»: заложитьзолотозагуляв; «свне»: свинейс воен(комата). Вообще же, перекличками в стихотворении охвачено почти все.

Но есть и звуковые фрагменты, которые, напротив, подчеркнуто уникальны, причем они сосредоточены в финале стихотворения. Это, например, единственное «вы-» (и единственное ударное «ы») в кульминационном выкупить и вершинное слово поэма (с единственным в тексте зиянием гласных25 и единственным Э), фонетической и графической выделенностью которого акцентирована его программная для стихотворения метапоэтическая семантика. Особым фонетическим пиком является оркестровка ключевого слова музами на «м», поддержанная в смежном слове поэму (три «м» на шесть слогов).26 Наконец, финальное сочинить содержит, помимо двух «и» в одном слове (единственный раз на весь текст), уникальное «ч»27 по соседству с еще одним сочетанием шипящего («ж») с ударным «и» (в сдружиться). А поскольку кроме этого места «ж» есть только в начальном заложить (и тоже перед ударным «и»), то происходит эффектное замыкание фонетической рамки.

Таковы некоторые аспекты стихотворного мастерства, примененного в «Стихах уклониста...» Бориса Рыжего, поэтический слух которого Александр Кушнер недаром назвал абсолютным.28

Примечания

1 «Без причины не терзаем/ почву белого листа,/ Бродскому не подражаем —/ это важная черта» («Долго-долго за нос водит...», 1996; Рыжий 2003: 74). Памяти Бродского Рыжий посвятил несколько стихотворений.

2 При жизни вышел лишь один сборник его стихов (Рыжий 2000), но стихи его публиковались в журналах, прежде всего в «Знамени»; в конце 1999 года он был удостоен премии «Антибукер».

3 Посмертно Рыжему была присуждена петербургская премия «Северная Пальмира» (2001) и продолжали выходить все более полные издания: Рыжий 2001, 2003, 2004 (с пространной биоаналитической статьей Казарин 2004; см. также статью: Верхейл 2005).

4 Кстати, то же анакреонтическое стихотворение известно и в державинском переводе («Богатство»), причем зачин когда бы налицо у обоих, ср. у Державина: «Когда бы было нам богатством / Возможно кратку жизнь продлить...» Но львовский текст красноречивее в «покупательном» и ряде других отношений, существенных для Рыжего; в частности, oн инфинитивнее.

5 Об инфинитивном письме, то есть таком, как в «Устроиться на автобазу...» Гандлевского, «Родиться бы сто лет назад» Бродского, «Грешить бесстыдно, непробудно...» Блока, «Февраль. Достать чернил и плакать...» Пастернака, «Одним толчком согнать ладью живую...» Фета и сотне подобных стихотворений, написанных за три века русской силлаботоники, см.: Золотова 1988, Ковтунова 1986, Панченко 1993, а также мои работы (см. Литературу).

6 О русских инфинитивных вариациях на тему «Быть или не быть?» см.: Жолковский 2000.

7 О генезисе этого стихотворения и его французском источнике см.: Жолковский 2005в.

8 Ср. еще:

«Эмалированное судно,/ окошко, тумбочка, кровать, — / жить тяжело и неуютно,/ зато уютно умирать/<...>/ И я пытаюсь приподняться,/ хочу в глаза ей поглядеть./ Взглянуть в глаза и разрыдаться/ и никогда не умереть» («Эмалированное судно...», 1997; Рыжий 2003: 167);

«От скуки-суки, не со страху/ подняться разом над собой/ и, до пупа рванув рубаху,/ пнуть дверь ногой./ Валяй, веди во чисто поле,/ но там не сразу укокошь,/ чтоб въехал, мучаясь от боли,/ что смерть не ложь./ От страха чтобы задыхаться,/ вполне от ужаса дрожать,/ и — никого, с кем попрощаться,/ кого обнять./ И умолять тебя о смерти,/ и не кичиться, что герой./ Да обернется милосердьем/ твой залп второй» («От скуки-суки, не со страху...», 1998; Рыжий 2003: 194);

«Это осень и слякоть. И хочется плакать,/ но уже без желания в теплую мякоть/ одеяла уткнуться, без стукнуться лбом./ А идти и идти никуда ниоткуда,/ ожидая то смеха, то гнева, то чуда./ Ну, а как? Ты не мальчик! Да я не о том — / спит штабной подполковник на новой шинели./ Прихватить, что ли, туфли его в самом деле?/ и пойти по дороге своей темно-синей/ под звездами серебряными, по России,/ документ о прописке сжимая в горсти» («Сколько можно, старик, умиляться острожной... », 1998; Рыжий 2003: 237—238);

«С трудом закончив вуз технический,/ В НИИ каком-нибудь служить./ Мелькать в печати перьодической,/ Но никому не говорить./ Зимою, вечерами мглистыми/ Пить анальгин, шипя «говно»./ Но исхудав, перед дантистами/ Нарисоваться всё равно./ А по весне, когда акации/ Гурьбою станут расцветать,/ От аллергической реакции/ Чихать, сморкаться и чихать./ В подъезде, как инстинкт советует,/ Пнуть кошку в ожиревший зад./ Смолчав и сплюнув где не следует,/ Заматериться невпопад./ И только раз — случайно, походя — / Открыто поглядев вперед,/ Услышать, как в груди шарахнулась/ Душа, которая умрет» («С трудом закончив вуз технический...», 1998; Рыжий 2003: 239);

«Сесть на корточки возле двери в коридоре/ и башку обхватить:/ выход или не выход уехать на море,/ на работу забить!» («Сесть на корточки возле двери в коридоре...», 2000; Рыжий 2003: 340);

«Вдруг проснувшись в двенадцать утра/ на скамейке, дрожа с перепою,/ и летят по реке катера,/ и летят облака над рекою — / на холодный гранит опершись,/ поглядеть на себя беспристрастно;/ всё проходит, особенно жизнь,/ что особенно нынче прекрасна» («Знамя», 2003, № 1).

9 Подробнее см.: Жолковский 2003а, 2004.

10 Возможный источник вызывающе вольной утилизации пейзажного и поэтического материала — тоже метапоэтическая «Кофта фата» Маяковского (1914), открывающаяся строчками: «Я сошью себе черные штаны/ из бархата голоса моего./ Желтую кофту из трех аршин заката./ По Невскому мира, по лощеным полосам его,/ профланирую шагом Дон-Жуана и фата». Перекличка тем более вероятна, что результатом этой утилизации и у Маяковского становится «шикарное времяпровождение в Петербурге» (ср.: «Податься в Петербург, где загуляв...»).

11 «ЗАБУРЕТЬ... 1. Угол., мол. Неодобр. Зазнаться, загордиться... 2. Мол. Разбогатеть, преуспеть в бизнесе... 3. Угол. Умереть» (Мокиенко и Никитина 2000: 190).

12 Настороженное отношение к официозному жанру поэмы роднило Рыжего с Александ­ром Кушнером, в одном стихотворении которого есть строчка «Зачем поэмы сочинять?» («Отказ от поэмы»; 1974), а в другом «читает стихи Пастернак», после чего «только Лермонтов: „Чур, — говорит,— без поэм! Без поэм и вступления в Леф!”» («Мне приснилось, что все мы сидим за столом...»; 1995). Это излюбленная мысль Кушнера (см. также статью: Кушнер 1985), обсуждавшаяся и в его разговорах с Рыжим (сообщено Кушнером).

13 Об этом см. подробнее в: Жолковский 2002. К «Грешить бесстыдно, непробудно...» Блока, восходит, вероятно, через «Устроиться на автобазу...» Гандлевского и «Родиться бы сто лет назад...» Бродского, стихотворение Рыжего «С трудом окончив вуз технический...», приведенное в прим. 8 (см. Жолковский 2004).

14 Ср., например, послание «Другу-стихотворцу» (1997), обращенное к Александру Леонтьеву (Рыжий 2003: 99).

15 Любезно сообщено самим Олегом Дозморовым в электронной переписке.

16 Так, 2-я строка («Всю бирюзу небес, все золото берез») симметрично делится пополам не только цезурой, но и множественным параллелизмом грамматических и фонетических конструкций. На это накладывается броский контраст: внешне сходные бирюзу и берез структурно противопоставлены: бирюзу — метафора (как золото), берез — реалия (как небес); контрастна также огласовка полустиший: упор на «у» в первой половине (всю бирюзу) сменяется двойным «о» (золото берез) во второй. На симметричные пары делится цезурой и рифмующаяся со 2-й строка 4-я («Порядком забуреть, расслабиться всерьез»), но теперь это сделано на материале не номинативной конструкции (дополнения с зависимым), а глагольной (сказуемое плюс наречие); симметрия же использована не продольная (abab), а зеркальная, зияние (abba).

17 В I строфе четыре инфинитива: первый господствует на пространстве двух строк, это широкое спокойное начало; под второй и его зависимые отведена уже только одна строка, а под третий и четвертый — по полстроки, так что ритм постепенно учащается; но членения правильные, порядок слов прямой, без инверсий, перебивок и анжамбманов. Во II строфе вдобавок к придаточному предложению (с где, симметричным начальному когда) появляются два деепричастных оборота (загуляв...; бросив...) и двухступенчатая глагольность (бросив пить), увеличивается число глагольных форм (теперь их восемь), в том числе инфинитивов (теперь их шесть), усложняется порядок слов и несовпадение синтаксических членений со строкоразделами.

18 Как это часто бывает в инфинитивном письме, более или менее конкретный, в данном случае условный, модус начала (когда бы) постепенно растворяется в обобщенной квази-абсолютной модальности продолжения: начальное бы все больше забывается и аннулируется.

19 В этом размере почти всегда соблюдается цезура после 3-й стопы, но она может быть мужской (М) или дактилической (Д), иногда неоднозначной (М/Д) и очень редко вообще отсутствовать (БЦ); чаще всего, особенно в XX веке, в стихотворении применяется либо первый тип, членящий строку на симметричные половины, либо второй, объединяющий ее или разбивающий на три части (см. Гаспаров 1974: 115—121). Когда же они сочетаются, переход от одного к другому может играть роль эмфазы, ритмического курсива.

У Рыжего есть около десятка стихотворений в шестистопном ямбе, в том числе: «Робинзон» (1996; 18М, 4Д); «...Хотелось музыки, а не литературы...» (1996; 1Д, 2М/Д, 4Д, 1БЦ: «хотелось живописи, а не стиховой», причем цезура тематизирована и прямо названа в следующей строке: стопы ямбической, пеона и цезуры»); «Отрывок большого стихотворения» (1996; 17М, 1Д — в заключительной строке: «где блата топкие и воды Ахерона»); «Вот дворик крохотный, в провинции печальной...» (1997; 13Д, 3М/Д); «Другу-стихотворцу» (24М, 4Д — в последних 5 строках); «Офицеру лейб-гвардии <...> г-ну Дозморову....» (1997; все 28М); «Жизнь — суть поэзия, а смерть — сплошная проза...» (1998; 3Д, 3М, цезура тематизирована); «Путешествие» (1998; 27М, 1Д — в цитатной строке в середине текста: Там были девочки: Маруся, Роза, Рая»). Как видно из этого (далеко не полного) свода, Рыжий редко разделяет два основных типа цезур, чаще смешивает их в одном стихотворении, иногда с явной установкой на тематизирующий контраст.

20 Что касается выкупания не метафор, а самих берез и закатов, то это, по-видимому, еще одно проявление того духа пьяной мужской решимости, в котором выдержан весь сюжетный поворот и которым дополнительно мотивируется непринужденность рассматриваемого отрыва берез от заката и облаков.

Стоит заметить, что переход к дактилической цезуре сочетается в этой строке с ударением на I стопе (на берЁзы), благодаря чему в целом скорее сохраняется, нежели нарушается двучленная симметрия строки, то есть выдерживается «архаизирующая» (а не «традиционно-модернистская», с установкой на трехчленность) трактовка шестистопного ямба (ср. Гаспаров 1974: 119—121).

21 Приставка вы- практически единственная в русском языке, перетягивающая в инфинитиве ударение на себя.

22 Этот радикальный поворот хорошо подготовлен в предыдущей, 5-й, строке, где по содержанию он совершается на волевом уровне, а просодически имеют место все шесть метрических и одно лишнее внеметрическое ударение (на вдруг), чем подчеркивается энергичное взятие себя в кулак и резкость отказа от пьянства. На резкость работает и аллитерация предударных «р» резко бросив), и грубоватая просторечность самого слова резко.

Дактилическая цезура в последней строке уже менее неожиданна, во-первых, потому что она не первая в стихотворении, а во-вторых, благодаря нейтральному порядку «глагол -дополнение» (сдружиться с музами). Последняя синтагма, поэму сочинить, где дополнение предшествует инфинитиву, тоже вполне уравновешенна, поскольку, во-первых, это не предцезурная конструкция, а во-вторых, поэма здесь не определенная (в отличие от берез, которые упоминались ранее), не конкретная, а размыто-обобщенная — имеет место как бы сложный глагол поэму-сочинить.

23 Во II строфе, по ходу усложнения структуры, положение с цезурой меняется и четкой звуковой переклички полустиший нет.

24 В I строфе заложить и подкупить стоят перед дополнениями, забуреть и расслабить­-ся — не имеют дополнений, подкупить и забуреть расположены в исходах полустиший.
Во II строфе податься и взять стоят в начале строк, а в бросив пить инфинитив постав-
лен в конец синтагмы и строки, но он пока что не того ранга, что вся серия (он не одноро-
ден с остальными, подчинен деепричастию). В поворотном березы выкупить инфинитив стоит уже в исходе полустишия и после дополнения. Сдружиться с музами — шаг назад,
и лишь в поэму сочинить инфинитив расположен после дополнения, в конце строки, и притом он в правильном синтаксическом ранге; фонетически финальное -ить лежит на хорошо подготовленном пересечении пить, сдружиться и предыдущего «и» в сочинить.

25 В этом отношении к нему приближается только слово военкомата, но там зияние нарушено йотированием: [войэн].

26 В I строфе «м» появляется разрозненно, всего три раза, а во II оно начинает аккумулироваться в предпоследней строке (с закатом, с облаками), готовя тройной всплеск в финале.

27 В словосочетании в два счета шипящий не «ч», а «щ».

28 На вечере его памяти в Москве в октябре 2004 г.

Литература

Верхейл Кейс 2005. Любовь остается. Вступительное слово к русско-голландскому сборнику Бориса Рыжего «Облака над городом Е»// Знамя, 2005, № 1. С. 157—166.

Гаспаров М. Л. 1974. Современный русский стих. Метрика и ритмика. М.: Наука, 1974.

Жолковский А. К. 2000. Бродский и инфинитивное письмо. Материалы к теме// Новое литературное обозрение, № 45. С. 187—198.

Жолковский А. К. 2002. К проблеме инфинитивной поэзии (Об интертекстуальном фоне «Устроиться на автобазу...» С. Гандлевского) // Известия РАН. Серия литературы и языка, 61 (1). С. 34—42.

Жолковский А. К. 2003а. Инфинитивное письмо: тропы и сюжеты// Эткиндовские чтения. Сб. статей по материалам Чтений памяти Е. Г. Эткинда (27—29 июня 2000) / Ред.
П. Л. Бахтина, А. А. Долинин, Б. А. Кац и др. СПб.: Изд-во Европейского Ун-та в Санкт-Петербурге. С. 250—271.

Жолковский А. К. 2003б. У истоков пастернаковской поэтики: О стихотворении «Раскованный голос»// Известия РАН. Серия литературы и языка, 62 (4), 2003. С. 10—22.

Жолковский А. К. 2003в. Об инфинитивном письме Шершеневича// Русский язык в научном освещении, 6 (2), 2003. С. 100—117; а также в кн.: Русский имажинизм. История, теория, практика/ Сост. В. А. Дроздков и др. М.: Линор, 2003. С. 291—305.

Жолковский А. К. 2003г. Об одном казусе инфинитивного письма (Шершеневич — Пастернак — Кушнер)// Philologica, 2001/02, т. 7, 17/18. С. 261—270.

Жолковский А. К. 2004. Инфинитивное письмо и анализ текста: «Леиклос» Бродского. // Поэтика исканий или поиск поэтики. Материалы международной конференции-фестиваля «Поэтический язык рубежа XX—XXI веков и современные литературные стратегии»/ Ред.-сост. Н. А. Фатеева. М.: Азбуковник, 2004. С. 132—150.

Жолковский А. К. 2005а. Счастье и права sub specie infinitivi (Пушкин [«Из Пиндемонти»]// А. К. Жолковский. Избранные статьи о русской поэзии. Инварианты, структуры, стратегии, интертексты. М.: РГГУ, 2005. С. 432—443.

Жолковский А. К. 2005б. Мотать — таить (Об одном переводном тексте Ходасевича)//
А. К Жолковский. Избранные статьи о русской поэзии. Инварианты, структуры, стратегии, интертексты. М.: РГГУ, 2005. С. 280—291.

Жолковский А. К. 2005в. Русское инфинитивное письмо на rendez-vous: Фет/Мюссе// De la littevrature russe: mevlanges offerts а Michel Aucouturier. Ed. Catherine Depretto. Paris : Institut d’evtudes slaves, 2005. P. 34—49.

Золотова Г. А. 1998. О композиции текста // Г. А. Золотова, Н. К. Онипенко, М. Ю. Сидорова. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. С. 440—469.

Казарин Ю. 2004. Поэт Борис Рыжий: постижение ужаса красоты // Рыжий 2004: 521—814.

Ковтунова И. И. 1986. Поэтический синтаксис. М., 1986. С. 159—160.

Кушнер Александр 1985. Душа искусства// Александр Кушнер. Аполлон в снегу. Заметки на полях. Л.: Советский писатель, 1991. С. 201—210.

Мокиенко В. М. и Никитина Т. Г. 2000. Большой словарь русского жаргона. СПб.: Норинт, 2000.

Панченко О. Н. 1993. Номинативные и инфинитивные ряды в строе стихотворения// Очерки истории русской поэзии ХХ века. Грамматические категории. Синтаксис текста/ Ред. Е. В. Красильникова. М., 1993. С. 81—100.

Рыжий Борис 2000. И все такое… Стихотворения/ Сост. Г. Ф. Комаров. СПб.: Пушкин­ский фонд, 2000.

Рыжий Борис 2001. На холодном ветру. Стихотворения / Сост. Г. Ф. Комаров. СПб.: Пушкинский фонд, 2001.

Рыжий Борис 2003. Стихи. 1993—2001/ Сост. Г. Ф. Комаров. СПб.: Пушкинский фонд, 2003.

Рыжий Борис 2004. Оправдание жизни. Екатеринбург: У-Фактория, 2004.

 

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России