ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
АЛЕКСАНДР ЕГОРОВ
Арейское
Даурские жемчужницы хрустят, как лед, под сланцами.
Зловонных ржавых водорослей бессмысленная вязь.
Решительно настроены сегодня искупаться мы.
И что, что солнце спряталось и буря поднялась.
Заходим в воду, брызгаясь... Коричневую, мутную.
Нас четверо: две девушки (читинки), я и брат.
Одну зовут Мариною, коль ничего не путаю,
другую Соней. Встретились примерно час назад.
Глядим, грязедобытчики на самодельном катере
пришвартовались к берегу. Волнуется Арей.
Когда ныряешь — чувствуешь себя в утробе матери.
Выныриваешь — заново рождаешься, ей-ей.
Не надо моря чистого, не надо пляжа белого,
не надо представительниц шаблонной красоты.
Лукавлю я? Нисколечко. Достаточно и этого —
жемчужниц, ржавых водорослей, толстушек из Читы.
Мой разговор с небожителем
«А жизнь была?» — «Была, была».
«А смерть?» — «Она еще наступит».
«А что сейчас?» — «Сейчас дела».
«Дела?» — «Воды толченье в ступе».
Посмертие потом еще.
Я от бессмертия отплюнусь.
Лишь детство... детство горячо,
тепла разнузданная юность.
А молодость прохладой веет —
всяк чувствует, что он стареет.
С утра до вечера набор
кириллицы на ноутбуке.
И наложить давно бы руки
от экзистенциальной скуки...
Но кто же за меня курсор
водить продолжит по экрану
и тыкать буквы, если вдруг
самоубийцею я стану?
Да разве только ноутбук! —
родителей, друзей, Татьяну
оставить в мире не могу.
«Потерпишь, Александр?» — «Угу».
На главный для землян вопрос,
мой собеседник, дай ответ:
«Когда иссякнет этот свет,
тот загорится или нет?»
Молчит, нечеток и белес.
Блок сформулировал покруче,
пусть ради красного словца:
«Над нами — сумрак неминучий
Иль ясность Божьего лица»?
Молчит.
Сочиненное на ходу
Я что ни день
сижу один
в иркутском парке,
ассасин:
да-да, накинут капюшон.
Я голубем заворожен.
На вые — радуги кусок
у птицы серой. Смыть не смог
ни дождь, ни утренний туман.
Как надоел анжамбеман!
Разорванностью этих строк
я утверждаю: мир жесток.
Вдруг небосвод синее стал,
ангарский хиус потянул.
Мне захотелось за Байкал,
в родной аул.
Влеком
Хилком,
иду туда,
где поезда.
Иду. Навстречу — лица, лица...
Аж хочется остановиться
да заявить кому-то: «Ты —
нелепый сгусток пустоты!
Шагаешь, будто индивидуум!
Ты мною выдуман!
А я тобою, друг...» В Хилке —
я личность, здесь — прозрачней сгустка.
Всё, вырываюсь из Иркутска
навечно, налегке.
Бац — ложка в кружке дребезжит,
вразрез с окном тайга бежит,
кричат детишки, плачут.
«Улисс» повторно начат.
Я скоро буду дома.
Знакомо?