ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

БОРИС ПАРАМОНОВ

* * *

Они идут гурьбой, заветные слова,

нерасторжимые, как странник и котомка:

Москва и Яуза, Неглинка и Москва,

Варварка, Сретенка, Полянка, Божедомка.

К чему перебирать иные имена,

когда однажды сам царил царем Борисом.

Благослови, Отец, людишек и меня,

сарпинку, ситчики и рытый бархат с плисом.

А ну, дружок, прими на посошок,

да не рассеется родимая сторонка:

Хамовники, Пречистенка, Щипок,

Остоженка, Благуша и Волхонка.

Британец скажет «well» — и губы на замке,

поляк живет почтовками с Парижу,

зачем же говорить на русском языке,

когда я за окном Москвы не вижу?

* * *

Снега, потом луга, покров зеленых трав,

приютственных небес распахнутые своды.

Пастух на пастбище выгуливает крав,

проходит день, проходит год, проходят годы.

Уже не разобрать, где воздух, где воздýх,

куда уходят дни и где они таились.

На дудочке мотив наигрывал пастух,

свидетель вечеров и долгих дней доилец.

И книжка, и сычуг, и сетка, и рубец —

четыре четверти коровьего желудка.

Отведать молочка и выйти на рубеж,

и близится конец, и весело и жутко.

* * *

С рассветом откроется небо,

пойдут по нему облака,

и это — отечество хлеба

и родина молока.

Но видели братья-поэты:

один удалился уже,

лишенный молочной диеты,

увядший, как злак на меже.

Его называли Андреем,

и он непонятное пел,

что мы мирозданье согреем

сгоранием собственных тел.

Протяжная дудка-жалейка

далече стада увела —

туда, где жена-трудармейка

рожала, но дочь не жила.

И пел он козлиную песню,

что нет у козла молока.

и хлеб по овинам заплéснел,

и низко лежат облака.

* * *

Цветаева коротких слов

и рваных ритмов,

летящая поверх голов,

провалов, рытвин.

С буянами делила часть,

а не с буями.

И если прóпасть, так пропáсть

в воздушной яме!

На воздух! Двери отвори

из душных спален!

Летящему не говори:

исход летален.

Не в одночасье околеть,

не быстротечно —

но вылетела — и лететь,

и падать вечно.

Не Линдберг обогнул земшар —

неуж не видишь,

что в рекреации школяр

гоняет в квиддиж?

Летит горячее ядро —

сродни полет нам.

Но если вертолет и дрон,

почто не метлам?

В небесье бесы! Легион!

Бори натуру!

Во славу Гарри, Гермион

и в муку Муру.

Марина, в небе полоса —

промер, пример твой,

как опоясать небеса

петлею мертвой.

* * *

Побируша бродила по селам,

по земле.

Молодухам желала веселым

много лет.

Простиралась великая суша —

хоца пить.

И брела и брела побируша

по степи.

Истоптала свои лапоточки —

все дела.

И дошла доходяга до точки

и легла.

И стопы протянула босые,

околев.

И царила над нею Россия,

аки лев.

* * *

Петруша, Питер, камень, гость —

Нева не Кола.

Но если здесь не холокост,

то все же голо.

Евгений, Женя, оженись

с Парашей, с Таней.

Тогда совсем другая жизнь

у нас настанет.

Мокреть чухонскую согрей

притоком крови.

И ежели отец Сергей,

то сын — Петровий.

Из топи блат да в Петроград!

Натура дура.

А тут стоит вокруг и в ряд

Архитектура.