ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

АЛЕКСАНДР ГОРОДНИЦКИЙ

РАЗВЕДЕННЫЕ МОСТЫ

Снова сон приснится черный, предвещающий беду,

Надо мною он снижается, как птица,

Что везут меня, мальчонку, вновь по ладожскому льду,

И обратно не надеюсь воротиться.

Вижу вновь над преисподней этот вязкий шинный след,

Под обстрелом, на апрельском льду непрочном.

У меня к судьбе сегодня никаких претензий нет,

Говорю я ей спасибо за отсрочку.

Всю отпущенную квоту я истратил без следа,

Я с друзьями и подругами прощался,

Я менял свою работу и дома, и города,

И назад уже потом не возвращался.

Мне в пору´ сердечной смуты и душевной пустоты,

Понукавшие вперед неоднократно,

Часто снились почему-то разведенные мосты,

Повернуть мне не дававшие обратно.

Не могу уже, как равный, возвратиться в этот мир,

Полный женщин, мною некогда любимых.

Неужели я и вправду поднимался на Памир,

Погружался в океанские глубины?

И когда к речному устью понесет меня вода,

В направлении кладбищенской ограды,

Вспоминать я буду с грустью не московские года,

А светящиеся ночи Ленинграда.

И, не чувствующий боли, на пороге темноты,

Уходящий в измерение иное,

Я увижу за собою разведенные мосты

Между жизнью моей прожитой и мною.

БРОНЗОВЫЙ МАЛЬЧИК

Памятник Неизвестному водителю в Кобоне

Елене Пахоруковой

Этот мальчик из бронзы, стоящий на рыжем граните

В материнском платке и поношенных валенках старых —

Неразрывно связали теперь нас незримые нити, —

В нем себя узнаю я, когда подхожу к пьедесталу.

И зимою и летом, весной и в осеннюю пору

Этот мальчик стоит у распахнутой настежь кабины.

А водителя нет. Провалившись в апрельскую прорубь,        

Навсегда он ушел в ледяные крутые глубины.

Вспоминая про голод и грохот осадных орудий,

Будет жить этот мальчик, случайно оставшийся целым.

Никогда о водителе он о своем не забудет,

Что по льду его вез под бомбежкою и под обстрелом.

Смерть за ними гналась по глубокому шинному следу.

Он сказать бы спасибо водителю этому должен.

Им спасенные дети увидели праздник Победы,

А водитель безвестный до этой победы не дожил.

Догорает над Ладогой алое пламя заката.

Не пугают меня никакие болезни и старость.

Этот бронзовый мальчик, в платок материнский закутан, —

Это я. Я не вырос. Я вечно таким же останусь. 

ОТ СЕДЬМОЙ ДО ЦАРСКОГО

Богу всемогущему хвала,

Что живу еще я и поныне.

От Седьмой до Царского Села

Час всего от силы на машине.

Мне подумать надо бы о том,

Но судьба распорядилась круто,

Я окольным двигался путем

И сойти не мог уже с маршрута.

Шел я, под жарою и пургой,

По хребтам, изогнутым горбато.

Заполярной тундрой и тайгой,

Сонными проулками Арбата.

Повидав в пути немало стран,

Как туземцы прежде на «Кон-Тики»,

Плыл туда я через океан,

Через Атлантический и Тихий.

Переживший множество потерь,

И шторма, и снежные метели,

Почему-то думаю теперь,

Что сейчас приблизился я к цели.

Где среди заснеженной хвои,

Под холодным слоем перегноя

Спят сейчас родители мои,

Путь сюда пройдя передо мною.