ГЛЕБ ГОРБОВСКИЙ

Наблюдательная вышка

Сникли прежние делишки,
в жилах — новая струя!
В наблюдательную вышку
превратилась жизнь моя.

На Камчатку не летаю,
не хожу пешком в тайгу,
а сижу и наблюдаю
и нервишки берегу.

Происходят катаклизмы,
дьявол пашет. Бог устал.
Исчезают коммунизмы,
миром правит капитал.

Под напором впечатлений
вышка гнется и скрипит.
…Ласка жизни — всё нелепей,
всё прожорливее быт!

* * *

Даровитыми — бездарные
станут, взвесив жизни труд.
Молодые станут старыми
и чего-нибудь поймут.

Жизнь — стремительнее времени,
как зажженная свеча,
в непроглядной тает темени
до последнего луча.

Жизнь — всегда самоубийственна,
несравнимая ни с чем,
вдохновенна и таинственна,
нам ниспослана — зачем?

Придя в себя

Однажды я пришел в себя,
а был в существенной отлучке,
и огляделся, теребя
внутри себя — все эти штучки:
все эти мысельки о том,
что помирать — не эстетично,
что Бог не обошел мой дом
да и меня, пожалуй, лично…
Придя в себя, как в старый парк,
где на деревьях нету листьев
и птиц не слышно, — разве «кар-р!» —
я разозлился: «Ах ты, мистик!
Пришел — разуйся и твори,
и думай только о насущном.
И Господа благодари
за то, что жить тебе — не скучно!»

* * *

«Держись за воздух!» — дали мне совет,
когда трясло от всевозможных бед.
Мол, все равно — опоры не найдешь,
когда руководит тобою… ложь.
Когда обходишь Правду стороной.
Не ходишь в церковь… Кто тому виной?
В твоем углу лампада не горит.
Лишь телевизор испускает газ иприт.
«Держись за воздух!» — сам себя прошу,
Поскольку этим воздухом — дышу!

* * *

«Не всё потеряно!» —
сказал он, распрямляясь,
найдя на дне пальто
комок рублей.
И потащился, торбочкой виляя,
туда, где надышали, где теплей.
Он сделал стойку у буфетной стойки,
достал клубок рублей со дна пальто
и выпил можжевеловой настойки,
как выяснилось позже — «три по сто».
Потом, усевшись на бульварную скамейку,
он вспоминал обрывки бытия
и ту, его отвергшую семейку,
отбывшую в заморские края.
Потом он спал. По ходу — улыбнулся.
Потом его будили: дворник, мент.
Но человечек так и не проснулся, —
не подобрали нужный инструмент.

* * *

У изголовья — табурет,
на нем — стакан воды.
А человека… уже нет.
Но есть — его следы.

Блокнот распахнут на полу,
а в нем — одна строка:
«Добро — мираж. Подвержен злу».
Не дрогнула рука.

На изголовье — пистолет,
повсюду — кровь, кошмар…
А человека уже нет.
Но есть — его футляр.

По нужде

По нужде выхожу на шоссе,
поднимаю уставшую руку…
Золотые, родные, вы где?
Разделите со мной мою муку.

У меня тут торчит бутылёк,
он уже изнемог, перегрелся…
Я от жизни не только далек, —
я, по совести, ею объелся.

По нужде выхожу, по нужде
за порог отчужденья — на волю!
На какой-то по счету версте —
выхожу из печали и боли.

Если вся эта радость — вранье,
если вся эта жизнь — щечкой впалой,
я, кряхтя, выхожу из нее
по нужде… По великой и малой.

Пешка

                            Николаю Шалаеву

Я — пешка, если разобраться,
подвержен гневу и тоске,
я продолжаю продвигаться
вперед — по шахматной доске.

Конечно, я не без поддержки
мозгов и родственных фигур
свершаю по полю пробежки,
точней — подвижки, ликом хмур.

Мой путь подвохами усеян,
кровав и в умственной грязи.
И можно срам принять со всеми,
а можно — выбиться в ферзи!