ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Михаил Окунь

Февральский дождь

Маме

Мелкий дождик безотрадный,

черный пролежень блокадный…

Что-то шепчешь ты одышливо,

что-то видишь там, на дне,

что не видится, не слышится

никому — ни даже мне…

* * *

Трижды обошел вокруг пруда:

Черный лед; чайки, словно утки, пухлые;

Вскрывшаяся в полынье вода;

По берегам трава зеленая, хоть и пожухлая.

Радовался: сухо, бесснежно, весело шастай,

Не боясь что-нибудь себе сломать.

…Снег пошел густой, частый,

Когда умерла мать.

Враз побелела пестрая земля,

А я будто оглох.

Свечку ставил в начале февраля.

Нет, не помог…

* * *

Я чувствую себя всё хуже

с момента твоего ухода…

Там снег пошел, укрывший лужи,

был ветром чахлый клен разбужен.

Февраль, беда и непогода…

Врач скорой, позже — участковый,

знакомый капитан Сатаров,

листки марали снова, снова.

Потом два бритых санитара

«Спецтранса» — и тебя не стало,

лишь серый сверток, стороною…

И я заполз под одеяло

в надежде — это не со мною.

* * *

Железнодорожной ветки пояс,

Узкий пляж на галечной косе…

Там, где к морю ленинградский поезд

Выходил в районе Туапсе

И на Сочи двигался упрямо,

Бормоча излюбленный мотив,

Там от нас с тобой остался, мама,

Блекловатый диапозитив.

* * *

Шпарит потепленье климата,

тускло светят этажи…

Это здесь я душу вымотал

среди пошлости и лжи.

И сказать, ей-богу, нечего,

аналогия проста:

будто мальчик гуттаперчевый

в цирке грохнулся с шеста.

ПОСВЯЩЕНИЕ ПОРТСИГАРУ

Был на Владимирской ломбард;

Отец его любил.

Но скопидомский их стандарт

То чувство погубил.

«Копейки за такую вещь?..

Оценщик — идиот!

Советский быт разъел мне плешь,

И так за годом год!»

Был зол родитель. А по мне,

К чему такой угар?

С годами сделался родней

Старинный портсигар.

Отец родился в сентябре,

А умер — шел февраль.

На потемневшем серебре

Фривольная эмаль…

* * *

Узор мимолетный подсвечен

Фонариком на потолке…

Но детство давно уж далече,

И что-то болит в глубоке.

И детский профессор Домбровский

Не ставит диагноза «krank».

И дом наш на Малой Московской

Подрезал коммерческий банк.

Но мы-то всё живы и живы,

Хоть будни отнюдь не легки.

И смотрится век суетливый,

Как в зеркало, в наши стихи.

РОМАНС

Я пел без голоса и слуха

На лавке у подъезда сидя,

И проходившая старуха

Заслушалась, меня завидя.

Стояло наконец-то лето

На берегах реки Невы.

Стихи забытого поэта

Никак не шли из головы.

Всю важность данного момента

Я ощущал под шум листвы

И пел без аккомпанемента:

«Свою любовь забыли вы!»

С усильем распирая ребра,

Я тот романс допел дотла.

Старушка оказалась доброй

И мне червонец подала.

* * *

…себе лишь самому

Служить и угождать…

         Пушкин

Город Меерсбург на Швабском море —

Вот где я хотел бы дальше жить!

Но, видать, не слишком я упорен,

Чтоб себе лишь самому служить.

Чтобы в ресторанчике у пляжа

Не бокалом золотым аи —

Терпким винно-шнапсовым купажем

Заливать все горести свои.

Я бы на закат глядел из окон,

Время проводил совсем один,

Чтобы знали — здесь живет Herr Okun,

Важный петербургский господин.

* * *

Японский иероглиф «смерть»

На серой рисовой бумаге…

Штрихов и пятен круговерть,

Окраин северных овраги,

И невских льдин неспешный ход,

И не с кем поделиться снами…

Ужель вот так она придет

И сотворит что хочет с нами?

* * *

Головой отнюдь не болен,

Говорю без всякой лжи:

Господи, скажи «Уволен!» —

Только это и скажи.

Обезвожен, обессолен,

Уползу я в никуда.

Слава богу, я уволен

Отовсюду, навсегда!