ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Игорь Куберский

* * *

Я вспомнил — мне снились деревья,

Они охраняли мой сон,

Как стражи добра и доверья,

Собой заслонив небосклон.

Огромные, как диплодоки,

С шершавой и теплой корой,

С листвою серебряноокой

И огнепоклонной душой.

Все благостней и отдаленней,

Все выше, а значит, видней... 

И мальчик на трепетном клене,

И мир в перекрестье ветвей,

И небо с его облаками,

Как будто прошел паровоз,

И прошлое, что под руками

Живое, живое до слез.

ЗЕМНАЯ ГРИБНИЦА

Слышал я, что земная грибница

Подсказала прообраз Сети.

Это ж надо такой уродиться,

Чтобы Землю собой оплести.

Сообщающиеся сосуды,

Тубы, колбочки и пузырьки...

Над которыми в поисках чуда 

Бродят, бремя лесов, грибники.

Нитевидные связи, волокна,

Память канувших в Лету планет,

А вверху распахнул свои окна 

Рукотворный двойник — Интернет.

И мерцают повсюду экраны,

И, в соцсети уйдя с головой,

Параллели и меридианы

Там общаются между собой.

Ладно, что говорить, я не против,

Лишь бы нам под ногами сберечь 

Эту вот, на неслышимой ноте,

Корневую подземную речь.

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ

Как, скажи, не устать от страды ремесла:

Только открыл уста — вот и вся жизнь прошла.

Осени смотришь лёт, а на дворе зима,

Снег, а местами лед, — это судьба сама.

Сколько еще терпеть, знать да молчать о том…

Это земная твердь обожжена сквозняком,

Это времен сорняк под каблуком хрустит,

Это мороз-скорняк, это лишь только вид:

Роща из серебра, росписи на стекле…

Голос: «Ну что, пора?» — и огонек во мгле.

ОСЕНЬ

Облетело, открылось,

Не стыдясь наготы...

Это жизнь обнажилась

До последней черты.

И сквозь сучья и ветки

Перепутанных лет

Виден сумрачный, ветхий,

Пережитый завет.

А за ним виден новый,

Как непрожитый миг,

Как еще не готовый

Сдать зачет ученик.

* * *

А чего еще ждать? Отгремит, отзвенит листопад,

Как военный оркестр — золотое «Прощанье славянки»,

Опустеет вокруг, а затем поутру прилетят

Две отважных снежинки — узнать, как дела на полянке.

Тонкий лед заведется в оставленной бочке с водой,

Где, как в анабиозе, заржавленный листик березы,

А потом будет всё, что обычно бывает зимой,

А потом будет всё и, конечно, морозы, морозы…

Но пускай и зима — не сказать чтоб отбилась от рук,

Просто вновь обожжет, как в любви обжигались мы сами,

И зачем в небесах, как на карте, разыскивать юг?

Снег смахнуть с рукава да и выправить старые сани.

* * *

Ну так где ты теперь, огнедышащий мой паровоз,

Где ты, родственник дальний, дитя старины Стефенсона?

Помню лес за окном, полудетский веселый мороз 

И твое «пых-пых-пых» аж до самого до небосклона.

Как свистел твой свисток, как мелькали твои шатуны,

И, как в «Песне о встречном», стучали на стыках, колеса…

Что с тобой приключилось, глашатай родной стороны?

А ведь верилось, что никогда нам не будет износа.

В тупике тихаришь, под музейным стоишь колпаком,

На забытых путях, где ни просеки больше, ни тропки,

Подогнувши коленки, кандидатом на металлолом, 

А заслонку открыть — только горечью тянет из топки.

Сколько слез и надежд, сколько сроков ты сам отмотал

Из конца да в конец не обретшего истины края,

И ржавеет земля, как свое отслуживший металл,

И другой, как и ты, я страны почему-то не знаю.

* * *

Чу, цикада опять, словно ножницы, время стрижет,

На два голоса, в терцию, впрочем, возможно, и в кварту.

Прикоснешься — бездомною страстью тебя обожжет,

За крыло приласкаешь — она воплощенье азарта.

Ну на что мне, глазастая, этих чешуек парча?

Разве крышу покрыть золотистыми, как черепица,

Разве свечку зажечь — пусть горит восковая свеча,

Чтобы пепел и дым… И не надо, не надо мне сниться.

Замолчи наконец! Не покоя прошу — тишины!

Сколько ни свиристи, наша песенка бедная спета.

Только вдруг вдалеке почему-то раскаты слышны,

Только вдруг по ночам молчаливые всполохи где-то.

ОДА ПРОПЕЛЛЕРУ

Дружок мой, пропеллер, давно ты со мной,

С мечты стать воздушным пилотом.

Тебя я вытачивал детской рукой,

Готовясь к далеким полетам.

Прости, если можешь, что семьдесят лет,

Новехонький, лаком покрытый,

В коробке из-под шоколадных конфет

Провел ты, мной напрочь забытый.

Тебя я на флюгер приладил в саду,

Почти что впритык к огороду, —

Теперь ты у дачников всех на виду

Мелькаешь в любую погоду.

Глаза я закрою, а ты все летишь,

На солнце блестя лопастями,

А в ночь под луною — над скатами крыш,

Над нами и нашими снами.

Я снова из детства тебя позову,

Стряхнув с себя ворох известий,

Неважно, что мы, мой дружок, наяву

Летим, оставаясь на месте.

Крутись, мой пропеллер, развеивай тьму,

Вращай и планеты и звезды,

Мне напоминая, зачем, почему

Тебя, второклассник, я создал.