ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Революция на языке палиндрома: Блок и Маяковский в поэтических трансформациях.

СПб.: Изд-во ЕУСПб., 2020

Издательство Европейского университета выпустило еще одну книгу в серии «Avant-Garde». В ней две поэмы, обыгрывающие важные тексты ХХ века — «Двенадцать» Блока и «Хорошо» Маяковского. Первая — палиндромическая поэма «Укол Блоку» Бориса Гольдштейна, вторая — «Укор сроку» Александра Кондратова. Весь материал публикуется с добротным комментарием Антонины Балашовой и подробной историей эволюции палиндрома в русской поэзии в изложении Ивана Чудасова. Как всегда, издательство снабжает книгу богатым иллюстративным материалом.

Чем ценно это издание?

Оно навязывает нам разговор о комбинаторной поэзии.

Начнем с того, что Кондратов и Гольдштейн сами по себе интереснейшие поэты. Один — протоконцептуалист, второй — большой экспериментатор. Можно быть уверенным, что данное издание сослужит им добрую службу — и рано или поздно оба поэта будут полноценно изданы и востребованы.

Скажем также, что строгие формы и тексты с ограничительными условиями находятся сегодня на периферии профессионального любопытства, а в сфере читательского интереса вынесены за пределы и без того сужающегося круга чтения (в лучшем случае они разбираются в приличных школах на уроках риторики или литературы).

Книга показывает, что необходимо взглянуть на палиндром (и на комбинаторную поэзию в целом) заново и под другим углом, что это искусство — и искусство высшего порядка.

Гольдштейн отмечал, что Блок, работая над «Двенадцатью», старался придать поэме мистическое звучание. Это получилось во многом благодаря услышанной «музыке революции» — фольклору, уголовной песенной культуре и жестокому романсу. Но нет предела совершенству, и Гольдштейн решает обыграть блоковскую поэму таким образом, чтобы мистическое звучание (и начертание!) достигло своего апогея.

Лучше всего для этого подходит форма палиндрома — во-первых, как форма максимальной интеллектуальной работы, а во-вторых, как форма с безусловным магическим ореолом. Как вы помните, поэзия начиналась с заговоров и заклинаний: набор рифмующихся слов, преодолевающий инфернальную абракадабру и становящийся чем-то возвышенным и прекрасным. А палиндром — в какой-то мере! — и есть высшая форма эстетического наслаждения и созерцания прекрасного.

Одно дело, когда поэт «серебряного века» пишет гладко, точно и прилично. Другое дело, когда эти же строчки находят иную форму:

Ветер ретив!

Мороз один — и дозором!

Иди —

И буржуя уж руби,

И так окати —

Мором!

Получается вернуться к первобытным инстинктам и одновременно прочувствовать экзистенциальный холодок.

Кондратов работает иначе. Смысловое содержание его «Укора сроку» сведено к минимуму. Важно из поэмы Маяковского выжать максимум звучания, формы и все той же победной «музыки революции». Получается и странней и страшней, и вообще выходит антипоэма, потому как мелодика слов с каждой строфой все больше напоминает какофонию.

«Я — око покоя!»

Не дог он, но годен

престолу. Лот. Серп.

Кремень! Не мерк

и ладен он. Но не дали

рабы бар

и клопики-полки.

И уже издевательским выглядит авторское предуведомление: «Быть может, школьники свободной России — в ту пору, когда исполнится столетний юбилей ВОСР, — будут „проходить“ юбилейный „Укор сроку“, как „проходили“ когда-то поэму „Хорошо!“».

Если вы решите, что все это забавные эксперименты и не более, прочитайте статью Чудасова. В ней он кропотливо, век за веком показывает, как эволюцио­нирует палиндром (и комбинаторная поэзия) в русской литературе: начиная с полонофилов Симеона Полоцкого и Ивана Величковского (XVII век) и заканчивая современными поэтами вроде Германа Лукомникова и Владимира Пальчикова.

После такой книги хочется погрузиться в комбинаторную поэзию. Одних палиндромов становится мало. Пора разбираться с акростихами и омограммами, пустотными текстами и фигурными стихами. Может быть, издательство Европейского университета задумается о подобном сборнике статей?

Олег Демидов