ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Вадим Ямпольский
* * *
Ты не мог представить безлюдный город,
но пустынны улицы. Встречных нет.
Лишь курьер изможденный, поднявший ворот,
оседлал скрипучий велосипед.
От прохожих за месяц отвыкли птицы,
разлетаются тут же, окончив спор.
И наставил пустые свои глазницы
на дорогу пыльную светофор.
Ветер носит по воздуху листья, ветки,
медицинские маски сметает прочь;
и бессильно бьется, как птица в клетке,
на скамейки наклеенный красный скотч.
Шелестят под окнами клен и липа,
почернело небо: грядет гроза.
Видно, эта зараза — похуже гриппа.
Будто вновь заставляют царя Эдипа
беспощадной правде смотреть в глаза.
* * *
...Под летящей листвой,
словно манна небесная, посланной нам от щедрот,
мы стоим, улыбаясь, а время куда-то идет.
То залает собака, то с неба сорвется звезда.
Беспощадное время, зачем ты идешь и куда?
Позабудь нас, ненужных, под этим холодным дождем.
Постоим, улыбаясь, и тоже, конечно, уйдем.
Растворимся во мраке, как будто и не было нас.
Свет погасшей звезды достигает заплаканных глаз.
* * *
Даже «навсегда» — не навсегда,
что уж говорить об остальном.
Утекает талая вода,
для того чтоб обернуться льдом.
По весне растает этот лед,
прорастет надежда вопреки...
Все перевернется, все пройдет:
нет ни льда, ни солнца, ни реки.
Страха нет — сплошная пустота.
Боли нет — а только забытье.
Жизни блеск, тщета и нищета
смерти, вытесняющей ее.
* * *
Я знал двух влюбленных, живших
в Петрограде в дни революции и не заметивших ее...
Пастернак
Они под масками ходили,
навряд ли за руки держась.
А если есть в подлунном мире
ненарушаемая связь?
Не все обманно и порочно,
не всякий пропадает след.
Скажи «привязанность» — неточно...
Любовь? Другого слова нет.
То в продуктовый, то в аптеку
вдвоем: ни слова по пути...
Как мало нужно человеку:
пустынной улицей идти,
коснуться не рукой — так взглядом.
Не так уж горек путь земной.
Пройдем безумным Петроградом,
потом — Венецией чумной.
* * *
Сколько эта партия продлится?
День? Неделю? Смерти все равно.
Ты уйдешь за нею следом, Рыцарь...
Свет зажгут, закончится Кино.
Хруст попкорна в душном кинозале,
новый фильм — пустой, как поплавок.
Что случилось с нашими глазами?
Ты не знаешь, бедный рыцарь Блок.
Ты остался где-то за пределом,
плащ истлел и затупился меч:
в этом странном мире черно-белом
даже время разучилось течь.
Тихо бьются волны у причала,
Смерть в азарте требует:
— Играй.
Мы закончим и начнем сначала!
Ты сегодня черными...
— Давай!
* * *
Илье Манскому
На страницах советской печати
о великих успехах твердят...
Мы сидим в «зашифрованном» чате
с головой — месяцами подряд.
Присылаем друг другу приколы
и смеемся — сквозь слезы — порой.
Жизнь прошла под стакан пепси-колы,
пронеслась под бокальчик пивной.
Не Ковчег, заповеданный Ною,
а «Летучий голландец»... ну что ж.
Всё, что будет с огромной страною,
ты к горячему сердцу прижмешь.
Не горячечный бред ясновидца —
обло чудище, дышит огнем.
С тем, что дорого, нужно проститься...
чтобы с нежностью помнить о нем.
* * *
...Умирал от внезапной болезни,
но, как рыба, удрал из тенет.
Будто сам себе молвил: воскресни.
Встал, умылся — и дальше живет.
Как он сдал этот страшный экзамен?
От мытарств обессилен и наг.
У врача синяки под глазами
от бессмысленной кипы бумаг.
Свет размазан по стеклам больницы,
дует в форточку ветер сырой.
Всё, чему не дано повториться,
мы оплатим великой ценой.
Всё, что видим в пыли у дороги,
засияет победным огнем!
Все страдания, беды, тревоги,
как награды, с собой заберем.
