ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Вадим Ямпольский

* * *

Ты не мог представить безлюдный город,

но пустынны улицы. Встречных нет.

Лишь курьер изможденный, поднявший ворот,

оседлал скрипучий велосипед.

От прохожих за месяц отвыкли птицы,

разлетаются тут же, окончив спор.

И наставил пустые свои глазницы

на дорогу пыльную светофор.

Ветер носит по воздуху листья, ветки,

медицинские маски сметает прочь;

и бессильно бьется, как птица в клетке,

на скамейки наклеенный красный скотч.

Шелестят под окнами клен и липа,

почернело небо: грядет гроза.

Видно, эта зараза — похуже гриппа.

Будто вновь заставляют царя Эдипа

беспощадной правде смотреть в глаза.

* * *

                                                  ...Под летящей листвой,

словно манна небесная, посланной нам от щедрот,

мы стоим, улыбаясь, а время куда-то идет.

То залает собака, то с неба сорвется звезда.

Беспощадное время, зачем ты идешь и куда?

Позабудь нас, ненужных, под этим холодным дождем.

Постоим, улыбаясь, и тоже, конечно, уйдем.

Растворимся во мраке, как будто и не было нас.

Свет погасшей звезды достигает заплаканных глаз.

* * *

Даже «навсегда» — не навсегда,

что уж говорить об остальном.

Утекает талая вода,

для того чтоб обернуться льдом.

По весне растает этот лед,

прорастет надежда вопреки...

Все перевернется, все пройдет:

нет ни льда, ни солнца, ни реки.

Страха нет — сплошная пустота.

Боли нет — а только забытье.

Жизни блеск, тщета и нищета

смерти, вытесняющей ее.

* * *

Я знал двух влюбленных, живших

в Петрограде в дни революции и не заметивших ее...

Пастернак

Они под масками ходили,

навряд ли за руки держась.

А если есть в подлунном мире

ненарушаемая связь?

Не все обманно и порочно,

не всякий пропадает след.

Скажи «привязанность» — неточно...

Любовь? Другого слова нет.

То в продуктовый, то в аптеку

вдвоем: ни слова по пути...

Как мало нужно человеку:

пустынной улицей идти,

коснуться не рукой — так взглядом.

Не так уж горек путь земной.

Пройдем безумным Петроградом,

потом — Венецией чумной.

* * *

Сколько эта партия продлится?

День? Неделю? Смерти все равно.

Ты уйдешь за нею следом, Рыцарь...

Свет зажгут, закончится Кино.

Хруст попкорна в душном кинозале,

новый фильм — пустой, как поплавок.

Что случилось с нашими глазами?

Ты не знаешь, бедный рыцарь Блок.

Ты остался где-то за пределом,

плащ истлел и затупился меч:

в этом странном мире черно-белом

даже время разучилось течь.

Тихо бьются волны у причала,

Смерть в азарте требует:

— Играй.

Мы закончим и начнем сначала!

Ты сегодня черными...

— Давай!

* * *

Илье Манскому

На страницах советской печати

о великих успехах твердят...

Мы сидим в «зашифрованном» чате

с головой — месяцами подряд.

Присылаем друг другу приколы

и смеемся — сквозь слезы — порой.

Жизнь прошла под стакан пепси-колы,

пронеслась под бокальчик пивной.

Не Ковчег, заповеданный Ною,

а «Летучий голландец»... ну что ж.

Всё, что будет с огромной страною,

ты к горячему сердцу прижмешь.

Не горячечный бред ясновидца —

обло чудище, дышит огнем.

С тем, что дорого, нужно проститься...

чтобы с нежностью помнить о нем.

* * *

...Умирал от внезапной болезни,

но, как рыба, удрал из тенет.

Будто сам себе молвил: воскресни.

Встал, умылся — и дальше живет.

Как он сдал этот страшный экзамен?

От мытарств обессилен и наг.

У врача синяки под глазами

от бессмысленной кипы бумаг.

Свет размазан по стеклам больницы,

дует в форточку ветер сырой.

Всё, чему не дано повториться,

мы оплатим великой ценой.

Всё, что видим в пыли у дороги,

засияет победным огнем!

Все страдания, беды, тревоги,

как награды, с собой заберем.