ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Михаил Яснов

И он ответил…

День птиц. Но я-то ведь не птица,

Как ни хочу — не полечу.

Мне в крайнем случае приснится

Крыло, пришитое к плечу.

                                   Из забытого поэта

1

Синюшная, как срез яйца

на бутерброде с килькой ржавою,

луна мелькала без конца

над нашей бедною державою.

Жизнь шла в просветах между туч,

меняя черное на синее,

и даже ливень был сыпуч

над этой скудною пустынею.

Я с юношескою тоской

вдыхал весенний вечер сумрачный,

пока стоял доска-доской

под козырьком знакомой рюмочной.

Он юркнул в этот смутный шквал,

он предвкушал его заранее.

Не то что я был слишком мал,

чтоб здесь попасть в его компанию,

не то что был какой запрет

и полагалось прежде вырасти —

но этот дух минувших лет

я и теперь не в силах вынести.

Я ждал его. Он свой был там,

он мимикрировал под пьяницу,

свои родные двести грамм

он выпивал с кем только станется.

Он выносил мне бутерброд,

тот самый, с килькою… Покуда мы

шли от ворот и до ворот,

его жевал я с пересудами.

На кухне, разливая чай,

придвинув мне пакет с помадкою,

он отстранился: «Ну, читай!»

И я погиб в борьбе с тетрадкою.

2

Откуда этот странный счет,

откуда эти заморочки,

когда тебя вовсю трясет

от только что рожденной строчки?

Откуда этот странный звук,

высокий — чуть с ума не спятишь! —

когда сорвавшуюся с губ

ты грифелем ее подхватишь?

Откуда этот дикий драйв

(жаргон и не такое слепит!)

с утра, едва глаза продрав,

уткнуться во вчерашний лепет?

Откуда подступает муть

аллюзий каверзных и — нате! —

откуда этот страх и жуть

поймать себя на плагиате?

Откуда пафос и успех

в пылу домашних репетиций,

попытка говорить за всех

и на премьере провалиться?

Откуда этот разнобой —

насилье славы, власть подвоха

и убежденье, что тобой

сегодня говорит эпоха?

Откуда эти чудеса,

верней, единственное чудо?

Он посмотрел глаза в глаза:

— Да наплевать тебе откуда!

3

Он за столом сидел впотьмах,

он выглядел как мудрый хоббит.

Он говорил: — Рассказ в стихах —

вот что, дружок, тебя угробит.

Потом включил настольный свет

и в руки взял мою тетрадку:

— И вот чего еще здесь нет, —

он улыбнулся. — Нет порядка.

Конечно, власть черновика

порой сильнее интуиции,

но есть строфа, и есть строка,

и есть законы композиции.

Он теребил мою тетрадь,

меня оставив без внимания.

— Никто не должен предавать

читательского ожидания!

И есть словесная игра,

но у нее свои условия —

она внезапна и хитра

в отличие от игрословия.

И красота словесных игр

куда забавней и насмешливей,

ты озорство и ритмы их

с простой игрою слов не смешивай.

Он снова пролистнул две-три

страницы: — Как его ни чествуй,

эпитет лучше убери —

и строчка сразу станет честной.

4

Светало. Я пошел домой.

Кругом была разлита магия

ночной беседы. Под луной

светился купол Исаакия.

Со мною рядом, в двух шагах,

шли сопечальник и насмешник.

Вдруг я увидел на ветвях

прибитый некогда скворечник.

Прогнил, скривился птичий дом,

но гостю был он интересен,

и кто-то копошился в нем,

хоть было явно не до песен.

Он пережил мороз и тьму,

а может, прилетел откуда?

Как школьник, свистнул я ему.

И он ответил…

                            Вот ведь чудо!