ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Л. Г. Сергеева. Жизнь оказалась длинной.

М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2018

При написании мемуаров всегда есть большой соблазн сгладить острые углы, опустить важные сцены, которые кажутся чересчур скандальными или очень личными, уйти в прозу и, наконец, поставить самого себя чуть ближе к описываемому объекту, чем было на самом деле. И это только небольшая часть человеческих слабостей, что встречаются на каждом шагу. Оттого-то и приятно читать книги, где автору удалось избежать таких ситуаций.

Людмила Сергеева — филолог. Это чувствуется сразу по выверенной композиции, драматически выстроенному повествованию и языку. Она училась в МГУ, научным руководителем при написании диплома у нее был Виктор Дувакин, а оппонентом выступал Андрей Синявский. Как уже можно понять, на ее глазах разворачивалась чуть ли не вся история неподцензурной советской литературы.

Началось все со знакомства с будущим мужем на вечере Давида Бурлюка.

Поэт-футурист вместе со своей женой приехал в Москву на очередной юбилей Владимира Маяковского. Но выступление оказалось не столь интересным, как ожидалось. Бурлюк говорил мало, в основном держала зал его жена. И в такой обстановке двое молодых людей «лорнировали окрестность», пока не увидели друг друга.

Дальше жизнь с поэтом и филологом Андреем Сергеевым преподнесла знакомство с Анной Ахматовой. Молодые люди набрались смелости и позвонили ей. Говорил Сергеев: поэт, хочет показать свои стихи и т. п. Договорились о встрече. А дальше — прикосновение к прекрасному. Сергеева пишет: «Андрей вернулся потрясенный — его поразили одновременно простота и величие Ахматовой <…> [она] говорила с ним спокойно, без пафоса, но точно о самом главном — о силе и ответственности поэтического слова, которое и ведет за собой по жизни».

Именно Ахматова познакомила молодых людей с Иосифом Бродским. В доме Сергеевых на Малой Филевской улице поэт находил прибежище в самом начале 1960-х годов — и когда скрывался от преследования, и когда искал спокойной жизни с Мариной Басмановой, и когда вернулся из высылки в Норинскую.

С течением времени появляются в жизни Сергеевых (а позже и Бродского) литовцы Рамунас Катилюс и Томас Венцлова, а вместе с ними Вильнюс, Паланга и т. д. В этой главке отчетливо видно, как Сергеева боится сказать что-то не то — исказить правду жизни. Поэтому она обращается к иным источникам — письмам, мемуарам, биографиям, научным изданиям. В какой-то момент их становится слишком много. Но служат они благой цели — вспомнить, уточнить или исправить тот или иной факт — и поэтому вполне уместны.

Особое место в книге занимают Надежда Мандельштам, Андрей Синявский и Мария Розанова. В отличие от предыдущих героев они описываются не спеша и подробно. Если до этого Сергеева хотела уточнить каждую букву, то здесь повествование предоставлено само себе. Поэтому перед читателем появляются не только известные деятели неподцензурной советской литературы, но и проступает в малейших деталях эпоха — что, может быть, еще важней.

Название книги — «Жизнь оказалась длинной» — восходит к стихотворению «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» (1980) Иосифа Бродского:

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность.

Мемуары Людмилы Сергеевой — яркий пример существования человека внутри литературы, и при этом как раз-таки полного доброжелательности (несмотря ни на что) и умения дружить и делиться друзьями с окружающими. Дело доходит даже до вычеркивания собственной фигуры из повествования. А хотелось знать, как Сергеевой работалось в издательстве «Советский писатель», что там происходило, с кем приходилось иметь дело и, наконец, каково же по своей сути советское издательство тех лет. Нужен взгляд изнутри. К счастью, у читателя остается надежда, что все описанное выше, а также упомянутые Виктор Дувакин, Леонид Чертков и Томас Венцлова окажутся в следующей мемуарной книге.

Олег Демидов