ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Борис Парамонов

 

 

Сталин в 1912 году

На улице Правды

(тогда Кабинетской)

писал ты и правил

артикль свой простецкий.

 

Легальный соавтор

чернил и пера,

что б быть тебе завтра

таким, как вчера?

 

К работе зовом

остался бы мил

не кровью знамен,

а чернью чернил.

 

Слово — не дело,

буква — не сало.

Чернь грамотела,

кровью писала.

 

 

 

* * *

Сходим-ка в цирк да подправим-ка нервы,

     глядь, успокоит игра,

где императоры Гальба и Нерва

    по вечерам у ковра.

 

Тут на арене невинных не мучат,

   это не тот Колизей —

тут не спускает медведя, а учит

   лысый пророк Елисей.

 

Екатерина-царина не всуе

   машет с матраса-коня. 

Лошадь гарцует, лошадь танцует,

   носит, выносит меня.

 

Всклянь наливайте, пейте и лейте,

    как на песочке легко!

Фридрих Великий сыграет на флейте,

   Сталин споет «Сулико».

 

Мир — это сцена, а люди — актеры.

   Бог им, убогим, подаст.

А за кулисами водит который —

   тот, почитай, невропаст.

 

 

 

* * *

Пространство к востоку от рая —

бывает ли дальней восток?

Бредя, спотыкаясь, хромая,

но только ступить за порог.

 

Увидев рассвет на востоке,

отвергнув запа`д и заход,

выхаживать туки и токи

земли под названием Нод.

 

И я ли тебя не прославил,

и я ли восторг не исторг —

не Каин, не камень, не Авель,

а чей-то никчемный росток.

 

 

 

 * * *

Отшельнику пришла пора

   уединиться.

Какая может быть игра

   у единицы?

 

Он отошел за штат, за ряд,

    он сдулся в аут.

А сокрушался, говорят,

    а плакал, бают.

 

Когда по полной отходняк,

    без опохмелки —

то это вовсе не пустяк,

    не белки-стрелки.

 

Не позабавиться грешком,

    да без огрехов.

Лежи себе ничком, тишком,

    как доктор Чехов.

 

Ты был бирюк и нелюдим,

   и вот — отжился.

И был един и неделим,

    и разложился.

 

 

 

* * *

И девам и женам

едино скажу:

невооруженным,

в кино не хожу.

 

Там шумы и темень,

там прячется страх

и этими — теми,

и зверем в кустах.

 

Стооким, стоглазым,

и тысячей жал —

и бедный мой разум

впотьмах задрожал.

 

Проведайте вы хоть

про участь и честь

за надписью «Выход»

упасть и воскресть.

 

 

 

ВАРИАЦИЯ

И я любился древле с милой

   и звал Прасковьей

за то, что недругов давила

   ногой слоновьей.

 

Вилась военная дорога,

   стопа ступала,

и было враз, и было много,

   и было мало.

 

Сражайте присно и доныне,

   грызите, ешьте, —

а дева-слава хоть в Берлине,

   хоть в Будапеште.

 

Ах, Будапешт, былая слава,

   и так и этак.

Какая странная забава

   ходить в поэтах.

 

Россия-мать, какое лыко

    в петлю завьется?

Звучит военная музы`ка —

   труба зовется.

 

Тогда походною походкой

   вернусь я к милой

и поделюсь слезой и водкой

    с ее могилой.

 

 

 

* * *

Слова, язык, оттенки знаков,

сподручное не под рукой:

хоть одинаков — но инаков,

и друг — а все-таки другой.

 

Не клад, так склад — но нету складу,

вложи — а все же не в ладу.

Войдя и проникая Аду,

оказываешься в аду.

 

Сложив слога — и полномочья.

устав уставя — и устав,

Антоний рвал антоним в клочья

и гнал синонимы Гюстав.

 

 

 

ИЗ  БОДЛЕРА (Коты)

Кло де вужо, шампань «моэт»,

кошницы ор, часов лукошко —

и благоденствует поэт,

и рядом с ним мурлычет кошка.

 

Высокий дух, крутой замес,

созвучье баккара и лиры —

а тот, другой, по стенке лез

и грабил мирные квартиры.

 

Равно — сиренев или рыж,

промежность или промежуток, —

а тот, другой срывался с крыш,

спеша на биржу проституток.

 

Еще не ясно — есть ли, нет

совет и прочие союзы, —

но услаждается поэт

услугами продажной музы.

 

А что касается кота

в аспекте долларова транша —

его поглотит пустота

и растерзает великанша.

 

 

 

* * *

Как странники странной любовью свой посох,

как пустынь пустынник, как послушник послух,

так русский Россию рассеянно любит:

не пашет — а сеет, сожнет — и погубит.

 

Так белое знамя синея алеет,

так сытого голод убьет — пожалеет.

Так вовремя ахнуть и вовремя охнуть,

 ко времени жить и не вовремя сдохнуть.

 

Крапива стрекалась и ластилась голым,

душа пресмыкалась — и взмыла, как голубь,

гугнит и гундосит, глаголет глаголом,

и ведает пропасть, и прыгает в прорубь.

 

 

 

ПАМЯТИ ПОЭТА

Москва, как известно, заходит с носка,

и бьет, и валяет, и гложет тоска,

но с лучшей из прочих Эмилий

меняешь ты версты на мили.

 

Актерка, позерка, нестриженый куст,

английское слово сорвавшая с уст,

в отличье от Сартров и Хейзинг

и «лавли» она, и «эмейзинг».

 

Мы русские все же: абзац и восторг!

Владычат Владимир и Владивосток.

Денис по-английскому Dennis —

куда я от этого денусь?

 

В какой из обителей чуждой страны

решил ты, родимый, вернуться на ны,

и связь с иностранкою Музой

предстала ненужной обузой?

 

От карего ока чужих кареок

спеши-торопись-заполняй бегунок.

Поющему дело за малым —

свободно сгореть самопалом.

 

Свобода пронзит не мечом, так лучом,

но радиоволнам Земля нипочем —

и вот без Россий и без Англий

в эфире ширяется ангел.

 

Я сам ведь такой же, такой же я сам,

почти что доверившийся небесам

и так же, подобно ребенку,

в кустах потерявший гребенку.

 

 

 

* * *

Опять зима, и ветер-вечер

ожогом снежного костра,

и те же ледяные речи,

вчера звучавшие, вчера.

 

Собрать полярные колосья,

холодный поднести букет, —

но въедут полость и полозья

в непререкаемое нет.

 

И новой ночью пролетая,

увидеть в той же стороне:

гуляет дюжина крутая,

топя отчаянье в вине.

 

Коль в январе, а не в июле

приспело время винных проб,

метель визгливая, как пуля,

ударит Катьку в бедный лоб.

 

Не выстрел полыхнул из теми,

не черт костями путь мостил, —

но Блок — и в памяти, и в теме —

Наталье Волоховой мстил.

 

Откройся, пыльная кулиса,

и озарением залей:

актерка жаждет бенефиса,

а Катьке хватит трех рублей.

 

И угадать тогда не просто ль,

что в той морозной пустоте

разносит пламенный апостол

весть о сжигающем Христе.

 

 

 

* * *

«Все расхищено, предано, продано —

отчего же нам стало светло?» —

так к Ахматовой милая родина

заглянула в окошко-стекло.

 

Древний страх то ль вблизи, то далеко ль

обретает иную струю:

чем ты более выставил стекол,

тем скорее очнешься в раю.

 

Доверяясь моралям и басням,

всякий грешник опробует шанс.

Путешествие будет опасным —

утверждало кино «Дилижанс».

 

Я же, взглядом скользнув по обоймам

уходящих до неба могил:

— Путешествие будет спокойным,

если ты краснокожих не бил.

 

Сколько мертвых легло по дороге,

сколько грязной воды утекло.

Удаляются сонные дроги,

голубеет, светлеет, светло.

 

 

 

ГОНЧАРОВ

Голоса Эллады —

oтлетевший вздох.

Паруса «Паллады»

на просушку в док.

 

Обломилась ветка,

отцвела сирень.

Пуля целит метко,

да вонзиться лень.

 

А зачем вонзаться?

Лучше просто так

в простынях возжаться

да сосать кулак,

 

как медвежью лапу —

деликатный кус!

Короли и папы

знали в этом вкус.

 

Эх, дыра медвежья!

Меховая клеть!

Чем родиться, прежде

надо помереть.

 

Евро-азиатский

камень-истукан.

Западно-восточный

самосон-диван.

 

Укатил за море —

прикатил в Сибирь.

Крынки на заборе

вешать пособил.

 

Суховей, усушка,

сухостой, застой.

За морем телушка —

рублик за постой.

 

Сны ленивцу снятся —

город городить,

А с дивана сняться —

мужику родить.

 

Сеяли пшеницу,

уродилась рожь.

Молодцу жениться —

только в пальцах дрожь.

 

Вышивала гладью

кружевница мать.

Спать — не только с ......

спать, но только спать.

 

Злой Венерой? — Корью!

Лучше о былом

сочинить исторью

и роман-облом.

 

Райские награды

обещает Бог.

Прихожане рады,

да священник лох.

 

А из Петрограда

водный путь усох.

 

 

 

* * *

Ты не помнишь уже, дорогая, —

это было давно, не вчера, —

как от этого злобного лая

помертвела деревьев кора.

 

И с тех пор до сих пор недугуют

поселенцы убогой клети,

и деревья шумят, негодуют,

будто силятся с места сойти.

 

 

 

* * *

Ференц Лист, подобье венгра,

плодовитейший рапсод.

Я ж играл на скрипке Энгра

без моделей, как без нот.

 

Но игрец внештатной скрипки

на листе впадает в раж,

и рисует без ошибки

лучший в мире карандаш.

 

Горьким словом вуайера

прокляну чужой устав.

И спиной сидит Венера,

под себя пяту поджав.