ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Ричард Павлов

КОНЕЦ ОСЕНИ

Взметая дождевые струи,

Пронесся первый за сезон

Холодный ливень. Есть резон

Одеться, правильно толкуя

Падение температур

И капель. Капюшоны, шали

Из гардеробных верхотур

Достали, пара надышали

В окно и стали ждать зимы,

Как новоселья. По застрехам

Прошелестев последним эхом,

Угасли всякие шумы.

Как после бурного припадка

Закрылось небо, ливень стих,

И ради утешений сих

Луны надломлена облатка.

В костеле

Коленям трудно привыкать,

Особенно когда на камне.

Но если знаешь, что искать,

То месса долгая легка мне.

Будить уснувшие следы

То в ризнице, то на странице,

Где запах кремня и воды,

Нерастворимые крупицы

Синайских кущ, побереги

Мозги для ангельской латыни…

Какие старые долги,

Какие долгие пустыни!

И Бог, на каменной скамье

Уснувший, губ не размыкая,

Прикажет отступить змее,

Чтоб не язвила никакая.

Крещение язычников

Крестители на топких берегах

За мошкарой говеющей следят,

Белеют груды скинутых рубах,

Крещаемые сдержанно галдят,

Ладонями не прикрывая срам,

И марево струится по усам.

Пустых богов покинула молва,

Затихнул в черепах молений гул,

Плывут на свет руины божества,

Минул его таинственный разгул.

Насытился не кровью, но водой

Кумир с невозмутимой бородой.

Его жрецы сменили имена,

А деньги поменяли свой чекан.

И многие толкутся племена,

Сходя в неполноводный Иордан,

Но срам у них по-прежнему не скрыт,

И удивленный рот полуоткрыт.

Младенческая странная толпа.

Тела мужей и голубиный сон

Их выпуклых и бирюзовых век,

Когда нисходят Бог и человек.

И узкая пронзенная стопа

На всех устах запечатляет стон.

* * *

Твой замысел открыт

По благородной воле,

Пока наш дом не срыт,

Не высушено поле,

Чтоб жребий перешел

В наполненную чашу

И Кравчий свел в шеол

Неутоленность нашу.

Речные чертежи

Расчерчены стрижами,

Сверкают витражи

Чужими рубежами,

И зрительная зыбь

Не отражает даже,

Какая сушь и кипь

На каждодневном кряже.

Восточная церковь

Обрядовые здания черны

От копоти, меж кирпичей забота

О благосостоянии страны

Так пучится с притвора до кивота,

Что с гребней послезала позолота.

Что благородный парус изнутри —

Пузырь снаружи; башня монгольфьера

Возносится; иные пузыри

Напротив тихо лопаются — вера,

Где паутина или стратосфера?

Сияет циклопический прибой,

Свечной, как лава в первоокеане,

Немолчно сообщая: Бог с тобой,

Не отводи глаза; как на аркане,

Затянет пусть. Лишь бисер над губой

От напряженья или брызг, упавших

Из Чаши. Если можешь, осуши

Пучину дней и поцелуев наших,

Пучину тел, избавленных души,

И светопреставление заспавших.

Как разжирело тело, не тому

Уже принадлежит, кто изначально

Сошел в доисторическую тьму,

Чтобы с икон сопутствовать печально

Тем, кто не знает, что сказать ему.

Но кость в углу сухая все жива

И светится, и от нее родятся

Все подвиги, все слезы и слова,

Пыл воина и злоба святотатца,

И милости смиренная трава.

* * *

Неужели кончится все порукой

Темноты, надерганной кинолентой

Гаснущего мозга, постылой шуткой

Медика? И мелкой во рту монетой.

Неужели все разлетится прахом?

Крылышко дышало, да вот упало.

Яркую пыльцу отряхая взмахом,

Замирает бабочки опахало.

В воду все концы, остаются лица

В глубине серебряных фотопленок.

Плещет остывающая водица,

И ледок ломающийся тонок.