ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Александр Архангельский. Бюро проверки.

М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018

Советское прошлое не перестает волновать современных прозаиков. Быков, Филимонов, Кузнецов, Идиатуллин решили, что роман не будет достаточно «большим» и серьезным без переосмысления того периода. Александр Архангельский не отстает и пишет о Москве 1980-го, избирая, однако, оригинальную тему — религиозность в век атеизма.

Главный герой — студент философского факультета Ноговицын — вернулся из стройотряда в день открытия Олимпиады. Причиной досрочного приезда стала телеграмма, содержание которой читатель узнает только ближе к концу. Не сказать, чтобы интрига каким-то образом подогревалась, скорее после очередного упоминания о ней хочется позволить герою: скажи ты уже, что там было, раз тебе так хочется. Девять дней мы сопровождаем героя, за это время он успевает рассказать и о своем прошлом: куда уж тут думать о телеграмме. Девять дней, после которых, по христианскому обычаю, остается только молиться за него (потому что чем дело закончилось мы так и не узнаем).

Итак, нам сообщают, что Ноговицын проходит обряд крещения, а спустя некоторое время, при содействии старца, к которому выстраиваются очереди, вступает в переписку с отцом Артемием. В это же время молодой человек пытается методично готовить диссертацию, не попав под горячую руку органов власти, со странным рвением обративших на него внимание. Вопрос о том, как связаны эти два основных направления жизни студента, и есть основа сюжета.

У Ноговицына дома спрятан алтарь, он ходит в церковь, постится и воздерживается от плотской любви. Последнее — самое сложное, потому что его возлюбленная Муся далека от церковных врат. Хотя и отказываться от скоромной пищи герою, видимо, тоже не так просто, если судить по обилию вкусовых метафор. Отовсюду стреляет пробками советское шампанское, выглядывает жирное мороженое в стаканчике с рифлеными боками. В помещении пахнет фаршем и тушеной капустой, на лицах людей — свекольные щеки, в магазинах (советский дефицит) — одни свиные головы. А мать выказывает свое отношение к религиозности сына тем, что именно в пост готовит свои лучшие мясные блюда. Пожалуй, это все, что можно рассказать интересного о главном герое. В остальном он блекл и беспомощен и никакого сочувствия не вызывает. Зачем ему вера? Гносеологические проблемы его особенно не волнуют; кажется, что он предается церковным ритуалам, как подросток запретным течениям и субкультурам, — с целью показать: я особенный; а еще — избавиться от одиночества (выбирая собеседником Бога или просто чувствуя общность с остальными прихожанами, а тут еще и друг по переписке нашелся). Правда, Церковь в существующем виде Ноговицын тоже не принимает полностью, что, впрочем, опять же легко объясняется подростковым бунтом: неприятием готового мнения. Сквозь эту неопределенность не просматривается и отношение автора к религии: то ли он возмущен советскими гонениями на нее, то ли сам считает причастия и исповеди ненужной мишурой, возмущаясь, например, тем, как может считаться греховной естественная тяга мужчины к женщине.

Больше всего автора занимают собственные воспоминания, причем если в «Городе Брежневе» Шамилю Идиатуллину удается вызвать у читателя щемящее чувство узнавания, тоски по ушедшему, то текст Архангельского будто бы говорит тоном ворчливого старика: и мороженое тогда было вкуснее, и газировка стоила три копейки, и солнце светило ярче. Возможно, дело в том, что Архангельский использует неудачные приметы времени — слишком заезженные. А основная мысль, заложенная в текст, вынесена на обложку: «Ты слышишь только то, что готов услышать».

Дарья Облинова