ПЕЧАТНЫЙ ДВОР

 

Андрей Синявский. 127 писем о любви: В трех томах. Предисловия
Л. Флейшмана и М. Розановой. Подготовка текста и примечания М. Розановой. — М.: Аграф, 2004.

Сим доводится до сведения всех, кому охота знать: Андрей Донатович был добрый семьянин и смирный заключенный.

Кроткий человек с большим эстетическим чувством.

Кончилась молодость, надоело быть героем, и собственным двойником, и сопутствующая суета.

Он очень устал за предшествовавшие лагерю десять лет. Такую большую игру довел до конца без страха и упрека.

Теперь придумал себе покой и погрузился в него.

«Я отбываю срок. Не будь срока, мне бы, наверное, стыдно было выслушивать все нелестные определения, сыплющиеся по моему адресу. А сейчас — как с гуся вода. Меня сейчас можно при случае и палачом назвать, и убийцей, и растлителем малолетних: я отбываю наказание, и мне не больно. Кто-то интересуется, как я жить смогу, имея грех за душою. А я не жить собираюсь, а отбывать срок. Живи я на воле, я бы мучился. А здесь мне тепло и не дует. Я хорошо устроился и не спешу. Наказанному гораздо удобнее. Не надо никуда ходить, ничего решать. И стремиться не к чему. Особенно к свободе. Там меня ждут неприятности, кредиторы. Нет, я уж лучше тут побуду. Не оправдаюсь — отсижусь».

Это самый запальчивый — один из очень немногих запальчивых — абзац. Расчет с той жизнью, которая кончилась.

Поскольку началась другая: с государством — вынужденное перемирие, с самим собою — прочный мир.

А. Д. завел себя, как часы, на много лет вперед.

Произвел переучет жизненных ценностей. Необходимыми оказались: жена Мария Васильевна, сын Егор и литература. Все остальное он сбросил, как с воздушного шара балласт, — и поплыл по времени, как по небу.

Беспрестанно уверяя себя — и лагерного цензора — и М. В., — что неволя и покой бывают заменой счастью.

Так что все 127 — действительно про любовь. И примерно две трети содержания не касаются никого из посторонних. Разве что характеризуют личность автора (равно и личность адресата) с положительной стороны. Остальная же треть — «литературный блок» — использована Синявским (либо Терцем) в известных книгах.

Ба! — знакомые страницы! Перевернешь одну, другую, — третьей невольно зачитаешься.

Говорю же — умел чувствовать красоту чужих текстов и отражать под острым, под неожиданным углом.

«А еще в нашей здешней библиотеке есть полный Диккенс. Хочется перечитать, но все руки не доходят. И хочется написать про Диккенса и Гофмана вместе. Два писателя открыли нам, что юмор — это любовь. Это Гофман и Диккенс. Они показали, что Бог относится к людям с юмором. В юморе есть снисходительность и ободрение: «ну-ну». У Гофмана в «Серапионовых братьях» есть одна фраза, которую мне хотелось бы подарить Егорушке как цветную картинку: «На пригорке, покрытом зеленой травой, лежал красивый молодой человек по имени Фридрих. Заходящее солнце обливало его розовыми лучами. Вдали ясно вырезывались на вечерней заре башни славного города Нюрнберга…»

На эту фразу я наткнулся в тюрьме и долго жил под ее мелодию, как под шарманку».

Вообще, красивая цитата — главное тюремное лакомство.

И перед нами — дневник самообразования. Ум равномерно вращается, подставляя чтению то один бок, то другой. Нынче впервые человек услышал, что существовал такой мыслитель — Эпиктет, — а назавтра уже рассказывает о нем, как о старом друге.

      Или:

      «Только сегодня, например, узнал, что царица Елисавета, к которой я давно питаю маленькую слабость, по собственному обету (ее никто к этому не принуждал, а Синод даже требовал отказаться от обета) отменила в России смертную казнь… Елисавета жила в золоченой нищете, была капризна и ленива, но умела совмещать понятия Запада и родной старины…»

      Это, значит, Ключевский в руки приплыл.

Поразительно, как мало позволяли знать тогдашним интеллигентам. («Надо, чтобы в будущем Егор учел эти заминки, пробелы в нашем образовании, которое, к сожалению, трудно назвать классическим».)

Но была задача поважней: переключить зрение на близлежащие предметы, слух — на речь, раздающуюся вокруг.

Благодарное такое примирение с действительностью.

«Недавно мне подарили ватные штаны, и это до того ценное приобретение, что хочется петь о нем на все лады. Они хотя и старенькие, но еще отнюдь не рваные, приятного выцветшего цвета, не грязные, со следами доброй ухоженности, должно быть, от какого-нибудь чистенького старичка, отбывшего свой срок с аккуратным сознанием выполненной повинности, погашенного греха, полюбившиеся мне с первого взгляда и пришедшиеся впору, будто на меня шились, и я с ними не расстаюсь. У них глубокие и абсолютно целые карманы и есть тесемочки с пуговицами, чтобы затягивалось на щиколотках, а общий вид изящен и не очень толстит. Словом, я в восторге. И могу теперь сколько угодно присаживаться на железо и вставать на колени, когда надо подлезть под какую-нибудь бездарную крышку. В сочетании с начавшимися морозами… это клад».

Текст вообще сплошь очень хороший, слог удивительно внятный, — вот разве что усиленно спокойный, подчеркнуто благодушный. То есть в высшей степени мужественное поведение — ни единого жалобного звука. Но очень уж ровный голос, а монолог — длинный: шесть без малого лет. Читателю непрошеному, постороннему, повторюсь, нужно запастись любознательностью.

Но М. В. Розанова правильно сделала, что отдала письма в печать (примечания, кстати, — блеск). Лет через сто эти три тома будут несравненно интересней.

А сюжет, не правда ли, классический? Попав  под замок, русский литератор заботится только о том, чтобы уверить близких: ему очень хорошо, лучше не бывает, — и размышляет главным образом о Пушкине.

И вырабатывает стиль.

Который дает свободу.

 

Георгий Эфрон. Дневники. В двух томах. Издание подготовили Е. Б. Коркина и В. К. Лосская. — М.: Вагриус, 2005.

Вообразим букашку, бегущую по столу (взявшуюся невесть откуда), — как она огибает разные предметы непостижимых для нее очертаний, — вообразим линейку в чьей-нибудь руке, то и дело преграждающую ей путь, — бездумная такая забава.

Если отчаяние букашки перевести на человеческий язык — русский, французский, — получатся эти вот записки. Чтения ужасней не припомню.

Отрочество само по себе, при наиблагоприятнейших наружных обстоятельствах, — горестная пора одиночества и рабства. В этой фазе человек умен особенно — и не понимает ровно ничего. Обуреваем страстями, самая сильная из которых — равнодушие.
И проч.

Но быть сыном Марины Цветаевой; быть сыном арестованного Эфрона, врага народа; быть мальчиком из Парижа, начитанным, высокомерным и одаренным, быть нищим и постоянно голодным сиротой — в Москве 1941 года — в Елабуге — в Чистополе — опять в Москве — в Ташкенте 1942-го и 43-го, — в общем, эту фразу не договорить.

Бездна несчастья клокочет вокруг него, злорадно играя.

Жизнь выталкивает его из себя, — но, изощряя ум и волю, он пытается остаться; ведет настоящую войну: за себя против всех; не брезгует ничем; выцарапывает шанс, и другой, и третий; в какой-то момент у читателя возникает абсурдная надежда: никак уцелеет? ему бы только дожить до конца войны… Разумеется, не суждено.

Мучительней всего, что сам-то он ни одной минуты не сомневается: выживет и победит, добьется богатства и славы, вкусной еды и красивых женщин.

«Мой случай ясен. Я по всяческому развитию перерос моих сверстников — оттого общение с ними не доставляет и не может доставлять мне никакого удовольствия... <…> Мать все время меня упрекает к сухости к друзьям (во Франции и здесь) ее. Я на это отвечу, что ее друзья хорошо ко мне относились только из-за того, что хорошо относились к ней. А для меня это ненужно и неинтересно. Единственный человек, который здесь (да и там) что-либо сделал, — это мать… <…> Итак, я должен рассчитывать исключительно на себя и на обстоятельства. Из меня должен выйти исключительно сильный человек. Мне никто не помогает, но я должен идти своим путем. В своем каждодневии этот путь труден, и трудны первичные задачи (как все первичные задачи). Но я абсолютно уверен в том, что мое упорство и неунывание увенчаются в конце концов успехом. Я добьюсь счастья. Я в этом убежден...»

Это запись от 2 января 1941 года. По странному совпадению на следующий день происходит нечто такое, из чего видно, как он беззащитен, этот мальчик, перед чужой злой, унижающей волей.

«Я уже писал, что в квартире живет инженер А. И. Воронцов с женой. Вчера вечером мать повесила в кухне сушить от стирки мои штаны. Сегодня Воронцов учинил форменный скандал, требовал снять эти штаны, говорил, что они грязные. Грозил, что напишет в домоуправление. Говорил, что мы развели грязь в кухне. Все это говорилось на кухне, в исключительно злобном тоне, угрожающем. Я выступал в роли умиротворителя, а после того как мать ушла из кухни, говорил Воронцову, чтобы он говорил с матерю полегче. Это самое худшее, что могло только случиться. Так как мать работает с исключительной интенсивностью, то естественно, что она не успевает все прибрать в кухне. Главное, что ужасно, это то, что этот Воронцов говорил исключительно резко и злобно с матерью. Моя мать представляет собой объективную ценность, и ужасно, что ее третируют, как домохозяйку. Вообще нет ничего отвратительнее и ужаснее таких «кухонных трагедий». Это исключительно противное и неприятное происшествие. Ведь этот Воронцов теперь может отравить нам всю жизнь. И главное в том, что если бы дело касалось меня лично, то мне было бы абсолютно все равно. Но оно касается матери. Мать исключительно остро чувствует всякую несправедливость и обиду. Главное, чего я теперь страшно боюсь, это «кухонной войны», придирок и т. п. Неужели не могло все идти мирно и спокойно? Я сижу абсолютно как отравленный. Абсолютно такое состояние, точно тебя отравили чем-то противным и грязным. Это — самое ужасное, что только могло произойти. Я теперь тщетно стараюсь вдолбить матери, что теперь не нужно давать зацепки, не нужно давать повода для повторения подобных скандалов. Ведь мать очень вспыльчива, и жизнь может превратиться просто в невозможную. Ничего нету хуже враждебной атмосферы в доме. Ведь если уже имел место такой скандал, то никто мне не говорит, что он не может повториться. Для меня — это самое неприятное происшествие, которое могло только случиться, за все мое пребывание в СССР…»

А уже успели, между прочим, случиться, арест отца и арест сестры. Но это в скобках. Тут и вообще весь характер Георгия Эфрона, и его слог — как на ладони. Кроме того, рассказанный факт, вероятно, имеет научную ценность для биографов Цветаевой.

Остальное пригодится историкам, психологам.

Например, пересказы официальных сводок о ходе военных действий. Не попробовать ли разобраться в интеллектуальных и стилистических механизмах, идеально воссоздающих манеру Поприщина:

«Мне несколько непонятно, почему на совещании в Касабланке не присутствовали представители нашего командования, а наше правительство было только информировано о ходе переговоров. Даже с Чан-Кай-Ши совещались Дилл и Уэйвелл, а с нами что-то нет…» И проч.

Специалистам, короче, тут пожива, простецу же — одно терзание. Скучная ведь, в сущности, книга, — но причиняет боль. Вроде протокола пытки (есть такие протоколы в архивах инквизиции): вопрос — глупость, ответ — вздор, а в паузе то крылышко букашке надломят, то лапку оторвут.

А она — кто бы поверил? — словно и не страдает. Мечтает:

«Но в одном я абсолютно уверен: настанет день, когда я пошлю к ляду весь этот мусор материальных трудностей и смогу развивать мою жизнь, то есть мой ум. <…> Что мне очень трудно, это делать вид, что я согласен со всеми этими кретинами беженцами, окружающими меня, со всеми этими трусливыми мещанскими буржуями. Больше всего на свете я ненавижу лицемерие, но дело в том, что чем меньше я буду лицемерить, чем больше я буду откровенным, тем больше увеличатся мои шансы на будущие неуспехи. Я обязан прятать когти перед идиотами. Ничего не поделаешь, но когда-нибудь я отомщу, я прибью их к позорному столбу. <…> Что бы ни случилось, я не пропаду и сделаю все возможное, учитывая данное положение, чтобы добиться образа жизни, лучше всего соответствующего моему идеалу и моим средствам…»

Вот и не верь в судьбу. А кто же тогда водит по столу неумолимой линейкой?

 

С. Гедройц

 

 

 

 

 

 

Елена Бердникова

Площадь восстания. Роман (№ 8)

Михаил Ефимов

Парамонов-85 (№ 5)

Дягилев. Постскриптум (№ 8)

Юлий Рыбаков

На моем веку. Главы из книги (№ 4—6)

Алексей Комаревцев

Цикл стихотворений (№ 10)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Данила Крылов

Цикл стихотворений (№ 1)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2022»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2022/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27


Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.


В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.



Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.




А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.



Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.

Алексей Пурин - Незначащие речи


В книге впервые публикуются стихотворения Алексея Пурина 1976-1989 годов.
Алексей Арнольдович Пурин (1955, Ленинград) — поэт, эссеист, переводчик. С 1989 г. заведует отделом поэзии, а с 2002 г. также и отделом критики петербургского журнала «Звезда». В 1995–2009 гг. соредактор литературного альманаха «Urbi» (Нижний Новгород — Прага — С.-Петербург; вышли в свет шестьдесят два выпуска). Автор двух десятков стихотворных сборников (включая переиздания) и трех книг эссеистики. Переводит голландских (в соавторстве с И. М. Михайловой) и немецких поэтов, вышли в свет шесть книг переводов. Лауреат премий «Северная Пальмира» (1996, 2002), «Честь и свобода» (1999), журналов «Новый мир» (2014) и «Нева» (2014). Участник 32-го ежегодного Международного поэтического фестиваля в Роттердаме (2001) и др. форумов. Произведения печатались в переводах на английский, голландский, итальянский, литовский, немецкий, польский, румынский, украинский, французский и чешский, в т. ч. в представительных антологиях.
Цена: 130 руб.

Михаил Петров - Огонь небесный


Михаил Петрович Петров, доктор физико-математических наук, профессор, занимается исследованиями в области управляемого термоядерного синтеза, главный научный сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе. Лауреат двух Государственных премий СССР. В 1990 – 2000 работал приглашенным профессором в лабораториях по исследованию управляемого термоядерного синтеза в Мюнхене (ФРГ), Оксфорде (Великобритания) и Принстоне (США), Научный руководитель работ по участию ФТИ в создании Международного термоядерного реактора.
В книге «Огонь небесный» отражен незаурядный опыт не только крупного ученого, но и писателя, начинавшего литературный путь еще в начале шестидесятых. В нее вошли рассказы тех лет, воспоминания о научной работе в Англии и США, о дружбе с Иосифом Бродским, кинорежиссером Ильей Авербахом и другими незаурядными людьми ленинградской культуры.
Цена: 300 руб.

Мириам Гамбурд - Гаргулья


Мириам Гамбурд - известный израильский скульптор и рисовальщик, эссеист, доцент Академии искусств Бецалель в Иерусалиме, автор первого в истории книгопечатания альбома иллюстраций к эротическим отрывкам из Талмуда "Грех прекрасен содержанием. Любовь и "мерзость" в Талмуде Мидрашах и других священных еврейских книгах".
"Гаргулья" - собрание прозы художника, чей глаз точен, образы ярки, композиция крепка, суждения неожиданны и парадоксальны. Книга обладает всеми качествами, привлекающими непраздного читателя.
Цена: 400 руб.

Калле Каспер - Ночь - мой божественный анклав


Калле Каспер (род. в 1952 г.) — эстонский поэт, прозаик, драматург, автор пяти стихотворных книг и нескольких романов, в том числе эпопеи «Буриданы» в восьми томах и романа «Чудо», написанного на русском. В переводе на русский язык вышла книга стихов «Песни Орфея» (СПб., 2017).
Алексей Пурин (род. в 1955 г.) — русский поэт, эссеист, переводчик, автор семи стихотворных книг, трех книг эссеистики и шести книг переводов.
Цена: 130 руб.

Алексей Пурин - Незначащие речи


Алексей Арнольдович Пурин (1955, Ленинград) — поэт, эссеист, переводчик. С 1989 г. заведует отделом поэзии, а с 2002 г. также и отделом критики петербургского журнала «Звезда». В 1995–2009 гг. соредактор литературного альманаха «Urbi» (Нижний Новгород — Прага — С.-Петербург; вышли в свет шестьдесят два выпуска). Автор двух десятков стихотворных сборников (включая переиздания) и трех книг эссеистики. Переводит голландских (в соавторстве с И. М. Михайловой) и немецких поэтов, вышли в свет шесть книг переводов. Лауреат премий «Северная Пальмира» (1996, 2002), «Честь и свобода» (1999), журналов «Новый мир» (2014) и «Нева» (2014). Участник 32-го ежегодного Международного поэтического фестиваля в Роттердаме (2001) и др. форумов. Произведения печатались в переводах на английский, голландский, итальянский, литовский, немецкий, польский, румынский, украинский, французский и чешский, в т. ч. в представительных антологиях.
В книге впервые публикуются ранние стихотворения автора.
Цена: 130 руб.

На сайте «Издательство "Пушкинского фонда"»


Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России