ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Джулиан Барнс. Одна история.

М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2018

После необычного опыта беллетризации биографии, романа «Шум времени» о русском композиторе Дмитрии Шостаковиче, британец Джулиан Барнс вернулся в свою стезю, максимально реализовавшуюся в романе «Предчувствие конца», за который автор получил Букеровскую премию. Новая книга «Одна история» — роман-размышление, созданный на фундаменте рефлексии повествователя: герой Пол — как будто бы писатель, всю жизнь оттачивавший способы выражения своих мыслей, а заодно собиравший коллекцию высказываний о любви. Такое ощущение возникает потому, что слова для описания чувств подобраны невероятно точно, оттого в них нет надрыва, скорее есть холодная, схожая с терминологической, констатация с оттенком отчаяния.

Главная идея романа вложена в уста возлюбленной героя: «История любви у каждого своя. У каждого. Пусть она закончится крахом, угаснет, пусть даже не начнется вовсе и останется в воображении, но от этого она не станет менее реальной. Наоборот, она может стать даже более реальной». Эта мысль нашла удачное отражение на обложке: название, напечатанное машинописью, перечеркнуто и снова написано от руки — указание на уникальность той самой истории, которая определяет всю жизнь человека.

Рассказывая историю любви 19-летнего Пола и 48-летней Сьюзен, Барнс не играет с сюжетом и фабулой. Композиционную структуру писатель делает особенной за счет грамматической категории лица. В первой части повествование ведется от первого: это «я» цельное, не растворенное в другом, зацикленное на своих чувствах, — как и бывает в период влюбленности, когда кажется, что весь мир подождет, ведь есть ваша любовь и она сможет всё. В середине второй части — как раз после того, как влюбленные решили съехаться, — возникает второе лицо. Герой начинает терять себя, все его мысли сводятся к обустройству жизни избранницы и позже — к ее спасению от зависимости. Именно в это время он открывает в себе новые эмоции, возникающие, когда один партнер теряет себя в другом: «Ты убеждаешься, что сочувствие и неприязнь способны к сосуществованию». Второе лицо здесь выступает еще и в том качестве, в котором обычно используется обобщенно-личное сказуемое: выбор совершает не «я» рассказчика и не некий «он», а ты и даже вы все.

Третья часть начинается в третьем лице — есть возможность взглянуть на судьбу Пола со стороны, а заодно и с точки зрения всеведущего автора. Теперь это «он», которого можно осуждать или жалеть, сплетничать о нем, повзрослевшем и постаревшем. И для самого рассказчика он сам в прошедшем перестает идентифицироваться с собой настоящим. Другой вариант интерпретации — описываемые отношения настолько вымотали и изувечили героя, что он не может больше говорить, говорить можно только о нем. Здесь в дело вступает сослагательное наклонение — а в каком еще мыслить о своей прошедшей жизни: что, если бы произошло так, а не эдак? В финале мы на мгновение возвращаемся к первому лицу, чтобы вместе с героем пережить конец его истории. Эта последняя точка возвращает ему себя, освобождает от угрызений совести и вины, которые не давали строить собственную жизнь вне этой единственной истории.

Главный герой всю жизнь выписывал в блокнот разные цитаты о любви, а потом, когда они переставали казаться истинными, вычеркивал. В конце концов он пришел к мысли, что любви нельзя дать определение, «можно только запечатлеть ее в рассказанной истории». Что и сделал Джулиан Барнс. Читателю же остается только последовать примеру героя и запастись блокнотом, чтобы выписывать удивительно меткие высказывания обо всех стадиях этого чувства.

Дарья Облинова