ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Дмитрий Бураго
Бессонница
Распахнуто окно, и дышит сад простором,
но бьется мотылек в неоновый ночник,
в котором ни тепла, ни жалости, в котором
в дрожании полей холодный свет возник.
Нечаянных тревог и радостей смятенье,
мерцающих надежд обетованный край,
он скоро догорит, облыжных снов сплетенье.
Ну ладно, догорит. Скорее догорай.
Что однодневке ночь? — ни радости, ни горя.
Пусть не стекло — свечи короткий треск, и вот
хитина быстрый сор сметаю на ковер я
и убредаю спать, не опасаясь квот
на ночи и на дни, ненужные, как эти
ночные мотыльки, забывшие про лог
за садом, про простор, никчемные, как дети,
которым все равно — пролог иль эпилог.
Порою темен день, порою ночи белы.
Мне страшно засыпать, но все-таки пора.
И только лишь во сне раздвинуты пределы:
и новых чувств испуг, и тайных сил игра.
И ясно: ничего другого не случится
уж больше наяву, помимо жалких драм.
Скорей в окно впорхни, напуганная птица.
Вослед за ней, душа, лети к иным мирам.
Куклы
Глядит фигура восковая
в глаза толпящихся людей.
Глядит, себя не узнавая.
Их лица суше и скупей.
А в ней тепло живого воска:
лишь обогрей — растает вся.
Народ толпится у киоска,
билеты в клювиках неся.
Не думая и не тоскуя,
она стоит среди толпы,
не понимая плоть живую:
ну что ей сморщенные лбы.
Но только кажется порою,
что лишь она меж нас жива,
одушевленная другою
стезей, чем скучные слова.
Ей умереть — растечься воском
душисто-теплым и опять
быть как-то слепленной подростком,
который время пустит вспять.