БЫЛОЕ И КНИГИ

Александр Мелихов

Сквозь тернии к киборгам!

Эта «Краткая история человечества» (М., 2017) Юваля Ноя Харари — история действительно всего человеческого рода, рода «сапиенсов», а не всяческой мелюзги вроде Цезаря или Сталина: имена исторических деятелей встречаются в этой книге разве что в качестве маркеров каких-то неизмеримо более масштабных явлений. И что лично мне особенно приятно — Харари тоже считает, что наше превосходство над животными заключается прежде всего в воображении: обретение способности обсуждать вещи «гипотетические и даже противоречащие фактам» Харари называет когнитивной революцией. «Вы не уговорите мартышку поделиться с вами бананом, посулив ей сколько угодно бананов после смерти, в раю для мартышек. Но почему так важен вымысел? Ведь он вводит в заблуждение, отвлекает от реальности. Слушать сказки о героях древности, грезить об эльфах и единорогах, молиться несуществующим духам-хранителям — не напрасная ли потеря времени, не лучше ли потратить драгоценные часы на добывание пищи, борьбу с врагами или совокупление? Разве, забивая себе голову фантазиями, человек не становится менее пригоден для жизни в реальном мире? Но язык вымысла позволил человеку не просто отдаться игре воображения, а делать это всем коллективом. Мы научились сплетать общую для всех мифологию: библейскую историю творения, сказания австралийских аборигенов о предначальных временах, националистические мифы современных государств. Общая мифология наделила сапиенсов небывалой способностью к гибкому сотрудничеству в больших коллективах».

Мне, правда, кажется, что воображение не просто позволяет нам объединяться в служении фантомам, но и наделяет нас экзистенциальной защитой, относительным бесстрашием перед лицом страданий, утрат и даже гибели: никакое служение, даже служение карьере или деньгам, невозможно без жертвенности хотя бы какой-то деятельной части сапиенсов. Все существующие идеологии Харари без обиняков называет религиями. И не только «идеалистический» коммунизм, но и «прагматический» капитализм.

Так или иначе, «мы правим миром потому, что ни одно другое животное не способно верить в то, что существует только в воображении — богов, государство, деньги или права человека. <…> Капитализм — не экономическая теория, а самая успешная из всех современных религий». И, если вдуматься, вера в «эффективность» ничуть не менее иррациональна, чем все прочие, ибо и она превращает человека из цели в средство служения, совершенно бездоказательно внушив ему, что это каким-то образом делается для его блага.

Харари и аграрную революцию называет «величайшим в истории обманом». «Аграрная революция отнюдь не стала началом новой, легкой жизни — древним земледельцам жилось куда труднее, а подчас и более голодно, чем собирателям. Охотники и собиратели вели более здоровый образ жизни, не так много трудились, находили себе более разнообразные и приятные занятия, реже страдали от голода и болезней. Благодаря аграрной революции общий объем потребляемой человечеством пищи, безусловно, увеличился, но больше еды — это вовсе не обязательно более полезная диета или больше досуга. Нет, в результате произошел демографический взрыв и возникла элита, но среднестатистический скотовод или земледелец работал больше, а питался хуже, чем среднестатистический охотник или собиратель. Аграрная революция — величайшая в истории афера.

Кто же обманщик? Тогда еще не было царей, жрецов и купцов. Не они обманули человека, а несколько видов растений — пшеница, рис и картофель. Не Homo sapiens приручил их — скорее это растения заставили человека служить себе. <…> Не защищала пшеница и от насилия. Первые земледельцы оказались столь же (а то и более) агрессивными, как их предки-кочевники. У крестьян уже появляется личное имущество, и им нужна земля для возделывания. Если соседи захватят пастбище или поле, то община погибнет от голода, а значит, теперь уже не оставалось возможности для компромиссов и уступок. Охотники-собиратели попросту перебирались на другое место, если их прижимали сильные соседи, но для деревни переселиться под натиском врага значило бросить поля, дома и амбары. Как правило, беженцы были обречены голодать, а потому крестьяне предпочитали биться до конца».

Биться до конца чаще всего означало погибать. Или попадать в рабство: именно недвижимое имущество сделало одного человека желанной мишенью для другого.

Иными словами, почти все достижения человечества — это ловушки и жертвоприношения, одна из главок книги так и называется: «Ловушка роскоши». А жертвами успехов оказываются не только люди, но и животные: каторга, на которую их обрекает человек, гораздо тяжелее той, на которую он обрекает самого себя: все-таки люди редко разводят друг друга на мясо, разве что на пушечное. Главка, посвященная животным, и называется — «Жертвы революции». Даже наука, показывает Харари, всегда развивалась в симбиозе с завоевательными целями, а бескорыстные ее проявления были возможны лишь в сферах, не требующих больших затрат.

«Скучно на этом свете, господа!»

Но жертвы были не напрасны, учит религия прогресса, одна из самых бесчеловечных религий, бесчеловечных в самом точном смысле этого слова: не учитывающая интересы отдельного человека. Этот профессор Еврейского университета в Иерусалиме, защитивший докторскую диссертацию в Оксфорде, порою пользуется прямо-таки языком коммунистической пропаганды: одна из главок названа «Капиталистическим адом». И картины становящегося капитализма, которые набрасывает Харари, не позволяют считать это чрезмерным преувеличением.

Но все это в прошлом, уверяют приверженцы господствующей религии, остается немного потерпеть, и даже обделенные не будут бедствовать.

«Капиталистическая и потребительская этики — две стороны одной медали, две дополняющие друг друга заповеди. Первая заповедь богача — „Инвестируй!“. Первая заповедь для всех остальных — „Покупай!“

Большинство прежних этических систем предлагало людям трудный выбор. Человек мог рассчитывать на вечное блаженство, но для этого от него требовались терпимость и сострадание, он должен был освободиться от алчности и гнева, отрешиться от эгоистических интересов. Для большинства это была непосильная задача. История этики — печальная повесть о прекрасных идеалах, до которых никто не дотягивает. Большинство христиан не подражают Христу, большинство буддистов не находят в себе сил следовать Будде, при виде большинства конфуцианцев Конфуция хватил бы удар.

Сегодня большинство людей благополучно следуют капиталистическо-консьюмеристскому идеалу. Новая этика обещает рай при условии, что богатые останутся алчными и будут стараться заработать еще больше денег, а массы дадут волю своим желаниям и будут покупать и покупать без меры. Первая в истории религия, чьи последователи делают именно то, к чему их призывают. Но откуда мы знаем, что будем вознаграждены тем, что получим рай? Ах да, нам сказали по телевизору».

Но что такое рай? Это вроде бы мир, где все счастливы. Но как «учесть счастье»? Именно историей этого, самого главного «слона» историки никогда и не занимались, но «современные исследования, все эти данные и графики подтверждают интуитивные выводы древних». А именно: «Важнее удовлетворение от того, что имеешь, чем вечная гонка за тем, чего хочешь».

Это, кстати, подтверждали и наблюдения Дюркгейма: в традиционных обществах, где притязания ограничены традицией, уровень самоубийств оказывался в разы меньше, чем в обществах, ориентированных на неограниченный рост, а потому никогда не насыщающихся. Именно воображение и обесценивает в глазах сапиенса то, что имеется в наличии, в сравнении с тем, что ему грезится; это и заставляет его рисковать реальным ради мнимого. Вот самые ненасытные и выбились в цари всего животного мира. Харари выражает эту победу в наипростейших показателях — в тоннах.

«Сегодня на континентах Земли проживает без малого семь миллиардов сапиенсов. Если собрать их всех вместе и поместить на гигантские весы, совокупная масса превысит 300 миллионов тонн. Если на те же весы поместить весь наш домашний скот — коров, свиней, овец, коз, а также птицу, — их вес составит около 700 миллионов тонн. Общая же масса всех выживших диких животных, от дикобразов и пингвинов до слонов и китов, менее 100 миллионов тонн. На картинках в детских книжках и в рекламных роликах на экранах телевизоров все еще частенько попадаются жирафы, волки и шимпанзе, но в реальном мире их осталось очень мало. Всего 80 тысяч жирафов (на 1,5 миллиарда коров), всего 200 тысяч волков — на 400 миллионов их одомашненных потомков, всего 250 тысяч шимпанзе на миллиарды людей. Человечество в самом деле завладело планетой».

Притом с большим перевесом. И уже давно борется с самим собой. Во имя чего? Все современные войны давно ведутся во имя фантомов, то есть по сути своей все современные войны — религиозные. И главный страх сапиенсов сегодня — это страх друг перед другом, ибо остальных своих конкурентов сапиенсы уничтожили или поработили. Но сделало ли это их счастливее? Не только слабых, но и сильных. Известно же, что не только подданные живут в страхе перед царями, но и цари живут в страхе перед поданными, а вечная борьба за первенство не дает надолго успокоиться даже редким вре´менным триумфаторам. История человечества представляется Ювалю Ною чем-то вроде движения ковчега, в котором хозяева ежеминутно сжирают каждой твари по паре и все наращивают и наращивают скорость, не задумываясь лишь о том, куда ж им плыть?

Один мой пессимистически настроенный друг (криминолог, кстати) часто повторяет, что сапиенса давно пора уничтожить ради жизни на земле. Петербургский писатель Илья Бояшов вослед Горькому и Кольцову решил изобразить один день мира, день как день, 9 октября 1967 года, уподобив его джазовой импровизации Всевышнего («Джаз», СПб., 2015). Просто собрав газетные заметки.

Итак: 9 октября 1967 года над Тэйнгуеном (плато в Центральнм Вьетнаме) был сбит американский самолет «Тандерчиф», что означает примерно «Громовержец». Далее со смаком перечисляются его изумительные тактико-технические данные. Но и создатели советских ракет, а также реактивных истребителей тоже не лаптем щи хлебали: сапиенсы проявили свой технический интеллект во всей своей красе.

В тот же день 9 октября 1967-го две тысячи юных японцев пытались прорваться в токийский аэропорт, дабы помешать премьер-министру Сато совершить турне по ряду стран, включая Южный Вьетнам; их встретили полицейские, — в итоге семьсот человек получили травмы разной степени тяжести, а один из ненавистников вьетнамской войны студент Ямадзаки Хироаки погиб под колесами грузовика. Кто сидел за рулем? Каждая сторона, как всегда, обвиняет противную. Мы, сапиенсы, такие. Мы всегда кроткие и невинные, нас всегда лишь вынуждают прибегнуть к насилию. А уже если мы обращаем его против тех, кто нам лично ничего плохого не сделал, то мы делаем это исключительно ради справедливости и прогресса, носителями которых мы, разумеется, считаем себя.

Ну а кого же еще? Не противную же сторону, такую противную!

Если идти по миру вслед за Бояшовым, будешь постоянно натыкаться в том числе и на самосожжения из-за поругания каких-то фантомов, но во много раз чаще на убийства, и Харари с грустью констатирует, что с древнейших времен лишь госмонополия на убийства была способна уменьшить разгул убийств в частном секторе, равно как войны между племенами удавалось пригасить только империям: они останавливали сравнительно малой кровью большую кровь.

Есть мнение, что межнациональные войны и в наше время сможет остановить лишь какая-то всемирная империя. Возможно, и так. Но прийти к подобной империи можно лишь через такие страшные катаклизмы, что войти в эту землю обетованную, скорее всего, будет некому.

Однако, считает Харари, род людской может исчезнуть и другим путем: не доистребив себя, но радикально переделав. Генная инженерия уже и сейчас творит что-то очень похожее на чудеса, а на пороге или даже за порогом — киборг-инженерия. Движущиеся протезы, искусственные сетчатка, барабанная перепонка и сердечные клапаны уже сделались реальностью. Искусственное сердце, искусственная почка — дело техники, то есть времени.

«Но из всех разрабатываемых проектов самый революционный — попытка создать прямой двусторонний интерфейс „мозг — компьютер“, который позволит компьютеру считывать электросигналы человеческого мозга, одновременно передавая понятные для мозга сигналы. Может быть, с помощью такого интерфейса мозг напрямую подключится к Интернету или несколько мозгов соединятся друг с другом в интермозгонет? Что произойдет с памятью, сознанием, самоидентичностью человека, если мозг получит прямой доступ к банку коллективной памяти? В такой ситуации один киборг мог бы перебирать воспоминания другого — не читать о них в автобиографии, не воображать, но буквально вспоминать, как свои собственные. Как изменятся фундаментальные понятия „я“ и гендерной идентичности, если разум сделается коллективным? Как познать себя или следовать за своей мечтой, если эта мечта находится не в твоем изолированном мозгу, а в коллективном хранилище желаний?

Такой киборг уже не будет человеческим и даже органическим существом. Это будет нечто совершенно новое. Абсолютно неведомый нам вид».

И пусть он будет счастливее нас, неандертальцев с атомной бомбой.

Хотя и не очень ясно, что такое личное счастье, когда речь идет о целой системе мозгов, связанных в единую сеть, открытую для безграничного расширения. Может быть, наконец и сбудутся грезы о едином человечестве?