ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Александр Леонтьев
* * *
Проснешься: это поздно или рано?
Зимой окно задымлено навек,
И пухлый, словно рукопись романа,
Перелопачен, дышит снег.
Не выбелить никак судьбу живую,
Так, может, снова бухнуться в кровать:
Я умираю — эрго существую,
Чтоб вовсе не существовать.
Что, тягомотно? Подожди немножко —
И над виной, улыбкой и слезой
Захлопнется бордовая обложка
С продольной черной полосой.
* * *
Победа страха, сумрак роз
В прозрачной склянке, в чем вопрос,
О чем базар, сквозной вокзал,
А я тебе не всё сказал,
А ясень полуоблетел,
Оскал ветвей, бессилье тел.
Ты спишь, твой день рожденья был
Давно, а розы всё цветут,
Я имя, имя позабыл,
А ты жива, моя, ты тут,
Пододеяльник серо-бел,
А ясень полуоблетел.
Таким же бело-серым был,
В таких же складках, с головой
Укрыт, а он так мало жил,
А ясень сам полуживой,
Как в песне слово и мотив,
Победа страха, я все жив.
Оскал ветвей, базар-вокзал,
Сказал, что я не все сказал,
А ты, где ясень в листьях весь,
А ты жива, ты спишь, ты здесь,
А осень, всех нас вынося,
А в розах жизнь, да выйдет вся.
Небо, пригорок
Не объяснить, как дорог,
Смутно, почти до слез,
Сад городской, пригорок
С рощицею берез;
Шепот их, шелест, шашни
Рядом с торцом дворца,
Водонапорной башни
Золото багреца
На голубом закате
Жизни, майского дня…
Нету этого, кстати.
Не было и меня.
Сумрака ли сурового
Тень так исправно легла,
Что и музей Суворова
Не виден из-за угла…
Небо, пригорок, рощица —
Вот потому и ропщется.
* * *
Урок для живущих? Оставьте…
Но есть ли — помимо тоски —
В любимой, друзьях и ландшафте
Какой-нибудь смысл, вопреки
Злосчастному знанью о правде
Вещей, чьи глаза велики?
Кафешка под тентами, пятна
Теней на пивное стекло
Ложатся… Беседа приятна,
И так хорошо и светло…
Смерть — рядом, но — невероятна!
Кого это чувство спасло?
* * *
В стакане выпуклой воды
Скривился тополь, став растеньем,
Стена, окно, — не жди беды
Вот с эдаким преуменьшеньем.
Но я подумал вот о чем:
Когда вокруг ломают кости
И кто-то слезы льет ручьем, —
Конец кошмару — на погосте.
Господь беспомощен, а смерть,
Которую придумал дьявол,
Таким позволила сгореть,
Чтоб я решил, что Ты оставил.
Все это выглядит общо,
А в частностях — одно расстройство:
Того гляди, кого еще
Заставят проявить геройство.
Где жало, измышленный ад?
И без того мой ум расстроен…
Я выпил воду — и назад
Вернулся мир: огромен, строен.
Июльский ливень
Лиловых туч тмутаракань
В секунду доводя до блеска,
Гроза трещала, словно ткань,
Когда края разводишь резко,
И шла оконного стекла
Косая резка;
Расплющившись, вода стекла
И там, где горка и качели,
Всё пеленой заволокла,
И лужи бешено кипели,
А от земли, куда ни глянь,
Остались мели.
Артиллерийским был раскат:
Победным, вероятно, стал б он,
Когда бы хаки всех солдат
Вдруг оживил огромным залпом.
Лишь зелень этих тополей
Глотала залпом
— да лес, да решето полей —
Небес обрушенную влагу,
«Полей!», моля, «Еще полей!» —
За всю борьбу, за всю отвагу:
Мы здесь, мы живы, и назад
Уже ни шагу.
И кто-то зеркало ронял,
Поймавши блик, сперва несмело
Мелькнувший, с чердака в подвал,
Сквозь дом, квартал оно летело,
Где свет, вздымаясь, плавал: не
Оно ли — тело
Небытия? И, на волне
Переплетаясь, отраженья
На миг показывали мне
Всю красоту преображенья,
И вот раскалывался вал
В пылу движенья.
Парад воды, салют грозы,
трихкод погоды, проба света
Отвоевать у мглы пазы,
Углы, где ультрафиолета
Предел, и вензеля из луж —
Как ФИО лета,
Что не добру отнюдь и злу ж
Служило! — моему вниманью,
То ордена бросая в плюш,
То ослепляя окна зданью;
А промельк давешней слезы —
Лишь дань страданью.