ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Александр Леонтьев

* * *

Проснешься: это поздно или рано?

Зимой окно задымлено навек,

И пухлый, словно рукопись романа, 

Перелопачен, дышит снег.

Не выбелить никак судьбу живую,

Так, может, снова бухнуться в кровать:

Я умираю — эрго существую,

Чтоб вовсе не существовать.

Что, тягомотно? Подожди немножко —

И над виной, улыбкой и слезой

Захлопнется бордовая обложка 

С продольной черной полосой.

* * *

Победа страха, сумрак роз

В прозрачной склянке, в чем вопрос,

О чем базар, сквозной вокзал,

А я тебе не всё сказал,

А ясень полуоблетел,

Оскал ветвей, бессилье тел.

Ты спишь, твой день рожденья был

Давно, а розы всё цветут,

Я имя, имя позабыл,

А ты жива, моя, ты тут,

Пододеяльник серо-бел,

А ясень полуоблетел.

Таким же бело-серым был,

В таких же складках, с головой

Укрыт, а он так мало жил,

А ясень сам полуживой,

Как в песне слово и мотив,

Победа страха, я все жив.

Оскал ветвей, базар-вокзал,

Сказал, что я не все сказал,

А ты, где ясень в листьях весь,

А ты жива, ты спишь, ты здесь,

А осень, всех нас вынося,

А в розах жизнь, да выйдет вся.

Небо, пригорок

Не объяснить, как дорог,

Смутно, почти до слез,

Сад городской, пригорок

С рощицею берез;

Шепот их, шелест, шашни

Рядом с торцом дворца,

Водонапорной башни

Золото багреца

На голубом закате

Жизни, майского дня…

Нету этого, кстати.

Не было и меня.

Сумрака ли сурового

Тень так исправно легла,

Что и музей Суворова

Не виден из-за угла…

Небо, пригорок, рощица —

Вот потому и ропщется.

* * *

Урок для живущих? Оставьте…

Но есть ли — помимо тоски —

В любимой, друзьях и ландшафте

Какой-нибудь смысл, вопреки

Злосчастному знанью о правде

Вещей, чьи глаза велики?

Кафешка под тентами, пятна

Теней на пивное стекло

Ложатся… Беседа приятна,

И так хорошо и светло…

Смерть — рядом, но — невероятна!

Кого это чувство спасло?

* * *

В стакане выпуклой воды

Скривился тополь, став растеньем,

Стена, окно, — не жди беды

Вот с эдаким преуменьшеньем.

Но я подумал вот о чем:

Когда вокруг ломают кости

И кто-то слезы льет ручьем, —

Конец кошмару — на погосте.

Господь беспомощен, а смерть,

Которую придумал дьявол,

Таким позволила сгореть,

Чтоб я решил, что Ты оставил.

Все это выглядит общо,

А в частностях — одно расстройство:

Того гляди, кого еще

Заставят проявить геройство.

Где жало, измышленный ад?

И без того мой ум расстроен…

Я выпил воду — и назад

Вернулся мир: огромен, строен.

Июльский ливень

Лиловых туч тмутаракань

В секунду доводя до блеска,

Гроза трещала, словно ткань,

Когда края разводишь резко,

И шла оконного стекла

        Косая резка;

Расплющившись, вода стекла

И там, где горка и качели,

Всё пеленой заволокла,

И лужи бешено кипели,

А от земли, куда ни глянь,

        Остались мели.

Артиллерийским был раскат:

Победным, вероятно, стал б он,

Когда бы хаки всех солдат

Вдруг оживил огромным залпом.

Лишь зелень этих тополей

        Глотала залпом

— да лес, да решето полей —

Небес обрушенную влагу,

«Полей!», моля, «Еще полей!» —

За всю борьбу, за всю отвагу:

Мы здесь, мы живы, и назад

        Уже ни шагу.

И кто-то зеркало ронял,

Поймавши блик, сперва несмело

Мелькнувший, с чердака в подвал,

Сквозь дом, квартал оно летело,

Где свет, вздымаясь, плавал: не

        Оно ли — тело

Небытия? И, на волне

Переплетаясь, отраженья

На миг показывали мне

Всю красоту преображенья,

И вот раскалывался вал

        В пылу движенья.

Парад воды, салют грозы,

трихкод погоды, проба света

Отвоевать у мглы пазы,

Углы, где ультрафиолета

Предел, и вензеля из луж —

        Как ФИО лета,

Что не добру отнюдь и злу ж

Служило! — моему вниманью,

То ордена бросая в плюш,

То ослепляя окна зданью;

А промельк давешней слезы —

        Лишь дань страданью.