ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Владислав Шихов
Santa Maria dell Neve
Мне снилось, что над римским Эсквилином
В начале августа кружится снег,
То озаряясь вдруг сияньем дивным,
То пропадая в сумраке навек.
Казалось бы, едва, куда как скупо
Снежинки осыпаются на склон,
Но вот уже почти готовый купол
И сорок ионических колонн.
Пускай снежинок — лишь четыре вида:
Пластинка, столбик, звездочка, игла,
Но вот уже капелла и апсида,
И колокольня, и колокола.
Как незаметно в воздухе возникла
И светится в мозаике, во льду
Базилика — прекрасней базилика,
Цветущего в божественном саду.
Я дочкам показал — Екатерине
И Анне, — где у северной стены
В семейном склепе крепко спит Бернини
И видит ослепительные сны.
Джованни спит и видит сновиденья,
И, кажется, мы тоже видим их —
Великие его произведенья
Из удивительных миров иных.
Слоняясь от фонтана до фонтана
(Тритона, Пчел и Четырех великих рек),
Он любит отдохнуть в тени платана,
Послушать Рим, не поднимая век.
В конце всегда, хотя совсем не близко,
Бредет без сил, чтоб напоить слона,
Несущего громаду обелиска,
И чашу на двоих испить до дна.
* * *
Городок в Тоскане —
Как почивший в бозе.
Трещинки на камне,
Патина на бронзе.
Никого на piazza,
Пусто на piazzetta —
Словно все боятся
Солнечного света.
Только тень платана
Распласталась зыбко,
Да на дне фонтана
Золотая рыбка.
Via бесподобно
Тянется, как знамя.
О, моя Мадонна
С горькими слезами!
Истинно: что было,
То всегда и будет.
Если не забыла,
Пусть потом забудет.
Глупо ждать чего-то
От судьбы, от века.
Не поможет почта,
Не спасет аптека.
Остается кьянти
Или карминьяно.
В каждом варианте
Есть своя нирвана.
На воде, на суше,
В городе и чаще
Что свободы лучше?
Что разлуки слаще?
НЫРЯЛЬЩИК
Вот так и смерть, да, может быть, вот так.
Иван Бунин
На винноцветном том просторе,
Как при Гомере, тот же блеск!
Смотреть бы и смотреть на море
И слушать бесконечный плеск.
Стоять бы и стоять на камне
В предвосхищении прыжка.
О, неужели это канет —
Виденья, ветер, облака?
Я помню в Пестуме гробницу,
Чья роспись вызывала дрожь.
Ныряльщик там похож на птицу,
Точней, на ласточку похож.
Такой стремительный, стрельчатый
Из света в сумрак переход
В четыреста восьмидесятый
До нашей эры горький год.
Во тьму, пронизанную светом,
Во мрак в убранстве дорогом
Нырнуть бесстрашно в мире этом,
А вынырнуть уже в другом.
* * *
Из восемнадцатого века
Мне речи Лейбница слышны
В защиту прав не человека,
Но гуманоида с Луны,
Когда бы чудная машина
Его на Землю принесла...
Немыслима его личина,
Неведомы его дела.
Не знаю, где его там носит,
Но всё ж на Лейбница слова,
Надеюсь, явится и спросит:
«Какие у меня права?»
* * *
Доставая в сумерках дрова,
Я нашел в поленнице случайно
Ящерку, заметную едва,
Скрытую, как призрачная тайна.
Словно веточка, она спала
В воздухе уже совсем осеннем
С жалкими крупицами тепла,
Что уносит тяжким дуновеньем.
Спящую, я в дом ее занес
Осторожно, чтоб не испугалась.
Рядом с яблоками на поднос
Положил невиданную радость.
Что ей снится? Может, остров Крит,
Как она разнежилась на зное,
Или как созвездие горит,
Или, может, что-нибудь иное.
Спи спокойно. В сумрачные дни
Мы еще поборемся с безумьем.
Ничего — теперь мы не одни.
Ничего — теперь перезимуем.