ПОЭЗИЯ
И ПРОЗА
Дмитрий Румянцев
прощание
Бог не выдаст,
свинья не съест. Homo homini lupus est.
Post coitum omne animal triste
est. Я — чудище со слезой. Ты — жена мне, коза-козой
в услуженье жестянки-жисти.
В век железный
повсюду жесть, голубь носит благую весть:
«Зла любовь!
За козла, однако...»
Человек человеку
— вий на краю четырех стихий
под Козою из
Зодиака.
Человек человеку
— брат, человек человеку — Брут,
человек человеку
— трагос.
На скуле я отер
слезу, будь счастливой да слух разуй:
человек мирозданью
— голос.
Пусть на козлах
лежит бревно, человечеству — всё равно,
что тиха во пруду
водица...
Ах, Аленушка-стрекоза,
как напрасно я это знал
и почто отхлебнул
из копытца? —
в лужах скалятся
волчьи лица…
извечная баллада
Я не пройдусь в «испанском сапожке»
разлук, как ты на новых лабутенах
средь манекенов, нищих, полисменов
к круизной яхте на большой реке...
...с бутылкой виски, с жилкой на виске
запомнившей, что я «писака хренов»,
я буду жизнь чернить в черновике,
перебелю и дам в чистовике.
Чистосердечно скажем, что и ты,
из сердца гул любви спустив в аорту,
отправивши меня три раза к черту
и заложив швартовы на кнехты,
не вышла слишком в море dolce vita
из быта, ссор, обедов общепита,
и распря наша не «бхагават-гита»,
но вот передо мной явилась
ты…
И горько мне теперь, когда наш сын
так сиротливо тычется в коленки,
признать, что, да, я проглядел все зенки:
все фильмы, клипы, телепобасенки,
все книги, но не понял красоты…
Изменчивой, обманчивой, как плоть,
необъяснимой, словно гениальность,
та, что, случась, на черепки распалась,
но в сыне после нас еще живет...
пока «Титаник» под воду идет,
играют музыканты, все смешалось:
fatal error... но излучает жалость
Господь
и к лодке, что опасно накренилась,
(к нам) по воде неузнанным идет…
другу стихотворцу
небрежение публики только на пользу
для поэта: когда заедает среда,
вот ты дуешь в себя, словно в полую гильзу,
гиблым порохом пахнешь, — беда,
и обшлаг твой прожжен, как пустая эпоха,
и не надо писать, чтоб тиран не отверг,
три сонета за день оскорбительно плохо:
чистовик твой, что чистый четверг,
кто запомнит твой голос? наверно, довольно,
чтоб кобзарь, да сизарь, да школяр-обормот,
что с того? все случилось… не больно-то больно,
и слепит тебя утро воскресных суббот.
* * *
Идут медвяные снега. Зима идет, длинна и
ясна,
огромным праздником прекрасна. Осколком
западных вальгалл.
Мука. А значит, будет мышь следить метель
небесных хлопьев,
и ты, парадной дверью хлопнув, по снегу
медному следишь.
Все получается пока — и новый год, и
vita nova,
и Рождество, и снег, и слово, оставленное
на века.
Горит
восток зарею новой...
И под вагоном не-путевым звенит хип-хоп
товарняка…
* * *
выпил на ночь горчащих лекарств
и простуда уже не случится
мотылек как заправский икар
в солнце лампы что в сердце стучится
я к утру буду трезв и здоров
сердце станет пылающим углем
про волхвов и сиянье даров
монитор отворивши погугли
а искусство что уксус-искус
и свеченье во мраке, за этим
мотылек что крылатый иисус
догорая стучится в бессмертье
этот мрак словно губка для уст
эта ночь точно вечность на вкус
