ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Сергей Слепухин

*  *  *

Ах, этот Касторп, юноша счастливый —

две палки, лыжи, солнечный загар —

его несет! А я — лежу, ленивый,

еще живой и вроде бы не стар.

Плевательница, градусник под мышкой,

разверзлась в ночь Волшебная гора,

пропал запал, не улететь мальчишкой

за холм, что был тобою взят вчера.

Трубит рожок, сигналит: буря скоро!

Надень семь шуб и свитер шерстяной!

В молчание могильного простора,

на правый бок, к опасности спиной!

Так сэкономишь лишний вдох и выдох

и не заметишь: тихо, не спеша

наступит смерть и подмигнет: «На выход!» —

татарским глазом Клавдии Шоша.

*  *  *

Мы снова спустились к подножью Горы,

очки поправляя, хотим рассмотреть,

как там, на вершине, из черной норы

усталые души стремятся взлететь.

Прозрачная бледность, отцеженный свет,

стерильные чувства, могильный покой,

безвольные куклы ползут на обед,

приветствуя выживших вялой рукой.

Мир мнимонадежен, как шепот в горах,

и тают обломки гранита в руке,

под снежные тучи гони, вертопрах,

еще поворот — и сорвешься в пике.

Зачем же так манит, влечет круговерть,

где время протухло, как в луже вода,

зачем мягким знаком кончается «смерть»,

ненужной уступкой всему и всегда?

*  *  *

Октябрь уж наступил…

                  Пушкин

Все та же полоса песчаная у моря,

И шелестит прибой, трусит бродячий пес…

Не счесть, как много раз мы здесь гуляли, споря,

С тех пор как я тебя в наш парадиз привез.

Закончился сезон, осенние работы,

Сгребая, жгут листву, ворчит бензопила…

Год был как страшный сон: твоя болезнь, заботы…

Не верится, что ты однажды умерла.

И вот мы снова здесь. Не «мы» — оговорился.

В единственном числе — поверить не могу…

И я теперь не я — чужак, что возвратился

С безумною волной на сером берегу.

ЖУКОВСКИЙ

Я был в деревне, шелестели ели,

Читал по памяти любимые стихи,

Так три часа неслышно пролетели,

Синицы, стадо, горы, пастухи…

Над Тунским озером виденье Оссиана:

Стесненная равнина, облака,

Фигурка путника (деталь второго плана),

На первом — одиночество, века…

Туманны Альпы в белоснежной дымке,

К ним солнце тянет золотистый меч,

И нелегко в альбоме на картинке

Прозрачное бессмертие сберечь…

ЭЛЕГИЯ

В бессилии души чернеет день ненастный,

Повсюду тишина, прах сердца и ума,

К надгробиям немым шагаю безучастный,

День дышит пустотой, молчание и тьма.

Вот скромный памятник литовского кладбища,

Где ты нашла приют от всех земных тревог,

Лишь сосны за спиной — одна, другая, тыща,

В прозорах вековых — к нам безучастный Бог.

Холодною фольгой венки твои увиты,

В пластмассовой хвое бегущей без затей,

Ни крики петухов, ни ласточек «вит-виты»

Не вызовут теперь кипения страстей.

Приходит в полдень муж, безмолвный и прекрасный,

В борьбе с отчаяньем больная голова,

Он гладит камень твой и говорит напрасно

Протяжные слова, парящие слова…