ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Александр Городницкий
ПОЭТ
Поэт, Провидения вестник,
Печалью богов не гневи.
Тебе бы придумывать песни
О радости и о любви.
Тебе бы кифару настроить
На счастье и мир вековой,
Но дым догорающей Трои
Качается над головой.
И снова живется нам плохо,
И тонкая рвется струна.
Идет за эпохой эпоха,
Идет за войною война.
И снова, зимою и летом,
На раны нам сыплется соль.
А значит, призванье поэта —
Принять на себя эту боль.
Препятствовать войнам бесславным,
Над павшими плакать навзрыд,
Писать неизменно о главном,
А главное — то, что болит.
РАЗЛИЧИЕ В ВОЗРАСТЕ
Различие в возрасте, в раннем заметное детстве,
В пору увядания станет заметно опять,
Когда закисает в кадушке вчерашнее тесто,
О прожитой жизни уже бесполезно вздыхать.
Мы в зрелые лета, друзей и любимых встречая,
В любви и работе, не глядя обычно назад,
Различие это, как правило, не замечаем,
Ни в тридцать, ни в сорок, ни даже еще в пятьдесят.
Редеет листва, улетают от холода стаи,
И видим мы все же, в потерях своих не вольны,
Что год или два — это разница все же большая:
Тому, кто моложе, становимся мы не равны.
Тебя обгоняю я, если считать хорошенько,
На четверть оставшейся жизни, а после — на треть,
И, как ни мала между нами пока что ступенька,
Мне эту ступеньку обратно не преодолеть.
От боли и хворости в старости некуда деться.
Шумя перекатно, в моря убегает вода.
Различие в возрасте, в раннем заметное детстве,
Приходит обратно, похоже, уже навсегда.
* * *
И в снег, и в дождик, и зимой, и летом,
Поднявшись утром или спать ложась,
Смотрю я на знакомые предметы,
Стоящие на книжных стеллажах.
Приглядываюсь к выцветшему снимку
Вдоль Ладоги блокадной колеи.
Вот фото с однокурсницей в обнимку —
Следы моей распавшейся семьи.
Листаю позабытые страницы
Из питерских студенческих времен:
Здесь компас мой из первых экспедиций
И института Горного погон.
Любил я почему-то безделушки,
Их из далеких привозил земель.
Вот баховский сидит чугунный Пушкин,
Вот «Крузенштерна» моего модель.
Припомнится, как, напрягая снасти,
Гудел норд-оста сумеречный вой.
Вот фотоснимок на СП-17,
Где я стою в кухлянке меховой.
Кораллы из тропических атоллов,
Куда попасть опять не суждено,
Тот аппарат подводный, на котором
Я погружался некогда на дно.
В кипящей бездне и метельном гуде —
Повсюду мне отчаянно везло.
Когда умру, придут чужие люди
И выкинут всё это барахло.
И снова солнце освещает полки,
И я смотрю, проснувшись поутру,
На жизни разноцветные осколки,
Которую я вновь не соберу.
СТАРОСТЬ
За окном улетает стая.
Осень топчется у ворот.
Ничего теперь не читаю,
А вот раньше — наоборот.
Очертания побережий
В свете утренней синевы.
Никуда я теперь не езжу,
И не тянет уже, увы.
Не ступить мне ногой на судно.
Впереди не видать ни зги.
Мир сжимается поминутно:
Были мили — теперь шаги.
Мне до прочего нету дела.
Старость тем и нехороша,
Что стремительно вянет тело,
Но быстрее его душа.
Что становится быт несложным:
Ложка каши, глоток воды,
И практически невозможно
Видеть дальше своей беды.
ЗА ЧТО МЫ ЛЮБИМ ЦАРСКОЕ СЕЛО
За что мы любим Царское Село?
За то, что здесь берет свое начало
Поэзия российская. Светло
И радостно она здесь зазвучала.
Здесь смуглый и курчавый лицеист
Грызет перо, не зная о Дантесе,
И в первый раз влюбленный гимназист
Цветы подносит юной поэтессе.
Здесь будущие канцлеры, пока
Безвестные, проходят обученье,
Чтобы в руке рука через века
Шагали вместе власть и просвещенье.
Спеша Россию вывести из тьмы,
В Отечестве души своей не чаяв,
Здесь начинали лучшие умы,
И Лермонтов здесь был, и Чаадаев.
Над Павловском закат светился, ал.
Звенели лейб-гусарские гитары,
И Карамзин, тогда еще не старый,
Историю России начинал.
За что мы любим Царское Село,
Отмеченное милостями Бога?
Отсюда электричество пошло,
И первая железная дорога.
Добро всегда здесь побеждало зло.
Отсюда путь наш европейский начат.
И, если бы и дальше нам везло,
Могло бы повернуться все иначе.
