ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

АЛЕКСАНДР КУШНЕР

* * *

Нам выпала честь при упадке искусства

Присутствовать, может быть, даже крушенье,

Поэтому так бесприютно и грустно,

В Италии скучно, во Франции пусто,

Прощанье, обида, финал, завершенье.

О, как нас любила великая проза,

Поэзия в горестях нас выручала,

И живопись прямо смотрела, не косо,

И в музыке не проступала угроза

Вернуться к азам и начать всё сначала.

Ты знаешь, как это бывает ужасно,

Когда подступают тоска и усталость,

И кажется, всё что манило, — напрасно

Манило, ни прелести нет, ни соблазна,

А те, кто любили друг друга, расстались.

И каменный идол, поставленный в сквере,

Как будто пришел из времен неолита.

И мрачно в театре, как в кельтской пещере,

Нет веры ни чувству, ни мысли, ни вере,

И рифма исчезла, и радость забыта.

Но можно, вздохнув тяжело и глубоко,

Утешиться, может быть, и удивиться

Тому, что нас выбрали для эпилога,

Что мы, по капризу судьбы или рока,

В свидетели призваны и очевидцы.

* * *

Под лиственной сенью на сельской дороге

При ветре возможно головокруженье.

Узорные тени кидаются в ноги,

В руках у них жалобы и подношенья.

И впору смутиться, и можно споткнуться

На чересполосице света и мрака,

Как если бы жизнь, от тебя отшатнуться

Решив, удержалась от этого шага.

Ты царь, избалованный тенью и светом,

И пленник мерцаний, и зарослей призрак,

И то хорошо, что не знаешь об этом,

Не ждешь подтверждений, не просишь расписок.

И клены, и вязы, и куст придорожный

Приятны и порознь тебе, и суммарно.

Живи, только помни, как всё ненадежно,

Подвижно, обманчиво и светозарно.

* * *

 Д. Кантову

Будущее — это то, с чем дело

Мы имеем в старости, оно

С юности манило нас, блестело

И страшило, было суждено,

Если доживем, и удручало

Неизбежным перечнем потерь,

Не хотел бы всё начать сначала

И войти еще раз в ту же дверь.

Я дожил до будущего, понял,

Получил, осмыслил, осознал,

Постою тихонько на балконе,

Словно я покинул кинозал:

Фильм прекрасен, страшен и чудесен,

А финал, как всякий эпилог,

Как всегда, не очень интересен,

Даже если автор фильма — Бог.

* * *

Глухонемые в дачной электричке

Шли по проходу, мелкие вещички,

Поделки расставляя здесь и там:

Вдруг кошечки их, зайчики и птички

Понравятся — и купят этот хлам?

Стеклянный, оловянный, деревянный,

Пластмассовый, дешевый, нежеланный,

Кому такое нужно барахло?

Ни в комнате держать его, ни в ванной

Не станете: стекло и есть стекло.

А даже если б мраморное было

Там что-нибудь, кого бы умилила

Артельная такая красота?

Но ты купила слоника, купила.

Вот лучшая, клянусь, в тебе черта!

* * *

От лета к осени, от осени к зиме…

Как из страны в страну в году четыре раза

Переезжаем мы: одна страна во тьме,

Другая солнечна страна и синеглаза.

По мне, так лучшая страна июнь, июль —

И на Италию ее не променяю!

Но и без августа не знаю, жить смогу ль,

Без сентября смогу ль, и как я предан маю!

В апреле можно жить и можно в октябре:

В апреле в свернутом листочки дремлют виде,

Октябрь готовит им круженье во дворе.

Ноябрь, декабрь, январь, февраль и март в обиде.

Темно и холодно, и в самом ярком дне

Зимой смертельную вдыхаю я истому,

Как бы в изгнании, как бы в чужой стране,

Хотя она-то всех родней и ближе к дому.

ОПЯТЬ СИРЕНЬ

Нехорошо! Замедлю шаг,

Рукой притронусь к пышной пене

По долгу службы, а не так,

Как прежде, радуясь сирени,

Ее лиловую чалму

И запах, льющийся навстречу,

Как будто к сведенью приму

И как бы походя отмечу.

* * *

Не задержусь, продолжу путь,

И мне на плечи тень отбросив,

Она: «Случилось что-нибудь?» –

Не пристыдит меня, а спросит.

Случилось! Тысячи забот,

Десятки дел, мильон терзаний…

Ты знаешь, что такое год

В житейском смысле, смертном плане?

* * *

Световых тринадцать миллиардов

Лет представить можешь? Не могу.

Задаю вопрос с последней парты

В белом блеске звездном, как в снегу.

Есть ли смысл? Считается, что смысла

Нет. Об этом нам и говорит

Астроном, назвав такие числа.

Ни любви, ни горя, ни обид.

Подожди! А как же этот город?

А зачем такие снятся сны?

И не стар я в этих снах, а молод,

И вот эта рифма: сны — весны?

Познакомь меня с Рене Декартом,

Есть мне что сказать ему, шепнуть.

Никаким кромешным миллиардам

То, что было, не перечеркнуть.

* * *

В сорок лет еще можно любить бессмертье,

В пятьдесят еще можно к нему тянуться.

Для чего? Чтобы там, проявив усердье,

С Блоком встретиться, с Прустом не разминуться.

Согласись: это очень достойный повод.

Но, дожив до восьмидесяти, иначе

Представляешь бессмертье себе: Блок молод,

Пруст отводит глаза и усмешку прячет.

И бессмертие им надоело: скука,

И они так давно ничего не пишут.

Все равно что к кому-то войти без стука

Или статую в тесной окликнуть нише.

* * *

Мне уже не увидеть тот берег реки,

Где над отмелью желтой мелькают мальки

И снуют голубые стрекозы.

От меня те поляны и мхи далеки,

Я их вижу как будто сквозь слезы.

Я один это место заветное знал,

Я на велосипеде туда приезжал

И пешком часть пути надо было

Одолеть через ельник, подъем и провал,

И нужны были твердость и сила.

А теперь мне туда не добраться, увы,

Не увидеть тех верб и придонной травы

И не поговорить с небесами

Теми, — легче в Венецию съездить, где львы

С их курносыми дремлют носами.

В ВЕНЕЦИИ

О да, в Венеции, а где ж еще, таятся

Такие площади, которых не найти,

Лишь заблудившийся выходит к ним, — не Piazza,

Не Campo Angelo, а радость взаперти.

Каналом узеньким окаймлена, домами,

Вполне готовыми сойти и за дворцы,

Прямоугольная, она затеет с вами

Игру, фасады к вам придвинет и торцы.

Вы с ней подружитесь в вечерней позолоте,

Ее так хочется руками обхватить,

А завтра станете искать — и не найдете:

Исчезла, спряталась; приснилась, может быть?