К 160-ЛЕТИЮ Н. А. РИМСКОГО-КОРСАКОВА

ИЗ ПЕРЕПИСКИ Н. А. Римского-Корсакова
С В. В. Ястребцевым

(1905—1907)

Имя Василия Васильевича Ястребцева (1866—1934), корреспондента Николая Андреевича Римского-Корсакова (6(18) марта 1844—8(21) июня 1908) в публикуемой ниже переписке, хорошо известно биографам и исследователям. В 1959 —1960 гг. вышли в свет его уникальные «Воспоминания»,1 по сути — дневниковая хроника последних восемна­дцати лет жизни и творчества композитора. Сравнительно менее известны прижизненные публикации Ястребцева,2 издание которых, с некоторыми оговорками, было поддержано самим композитором.3 Незначительная часть дневниковых записей Ястребцева, сгруппированных по темам, была после смерти Римского-Корсакова опубликована в периодике,4 а в 1917 г. отдельной брошюрой вышли в свет его записи 1890—1895 гг.5 Как видим, полная публикация труда Ястребцева задержалась на много десятилетий.

Еще более плачевной оказалась судьба их переписки, по сию пору известной лишь фрагментарно. Наиболее интенсивно она велась в периоды летних отпусков кор­респондентов (и командировок Ястребцева) и, таким образом, освещает события, пропущенные в дневниковых записях; кроме того, во многих письмах развиваются темы бесед, известные по дневникам. Ястребцев многие годы готовил совместную публикацию хроник и писем, в чем его всемерно поддерживал сын композитора А. Н. Рим­ский-Корсаков (1878—1940).

Когда забрезжила надежда на осуществление этого проекта (Ястребцев вел переговоры с Музгизом в 1930—1931 гг.), Андрей Николаевич писал ему (31.Х.1930): «Мне думается, что письма Н. А. нужно сохранить, если не со строгим педантизмом — все до последней строки, то лишь за исключением второстепенных записок. Это составит, так сказать, документальную начинку воспоминаний и придаст им особый интерес. Кроме того, рассчитывать на отдельное издание писем при современных условиях — дело гиблое».6 Переговоры эти оказались безрезультатными.7 Известность же в музыковедении переписка приобрела, благодаря ее частичному цитированию в IV и V выпусках труда А. Н. Римского-Корсакова «Н. А. Римский-Корсаков. Жизнь и творчество», опубликованных Музгизом в 1937 и 1946 гг. При этом личность самого Ястребцева отошла на второй план, а между тем его вклад в «корсаковедение» феноменален.

В. В. Ястребцев родился 17 августа 1866 г. в Могилеве в семье инженера-путейца, в 1884 г. в Новгороде закончил реальное училище, затем поступил в петербургский Технологический институт (на химическое отделение), осенью 1890 г. его принимают в Петербургскую консерваторию (бесплатным учеником класса гармонии), но уже в сентябре 1891 г. по совету Римского-Корсакова он покидает консерваторию (уходит до окончания курса и из Технологического института) и в дальнейшем упорно самообразовывается — анализирует партитуры различных композиторов, активно слушает музыку. С 1892-го по 1918 г. Ястребцев служит в Государственном земельном банке в должности старшего делопроизводителя, с 1918-го по 1921-й — контролером в петроградском отделении Государственного контроля, в 1920—1923 гг. преподает теорию и историю музыки в Василеостровской музыкальной школе, еще один год заведует там же библиотекой. Последние четыре года он прожил пенсионером. Скончался Ястребцев 25 октября 1934 г. (похоронен на Смоленском кладбище).

Василий Васильевич довольно много внимания отдавал сочинению музыки. В 1894 г. несколько своих романсов он показал Римскому-Корсакову, который отметил его явную способность к гармонизации и передаче верного колорита и настроения поэтических текстов. Особенно много он писал в 1920-е гг. Так, в письме известному дирижеру А. Б. Хессину (на рубеже веков принадлежавшему к кругу поклонников и со­деятелей Римского-Корсакова) от 10 ноября 1923 г. Ястребцев сообщает, что сочинил «в общей сложности» 300 романсов на слова Майкова, Тютчева, Пушкина, Лермонтова, Шелли, Бальмонта и др. и заканчивает примечательной автохарактеристикой: «...старец”, но с вечно юной душой романтика».8 «Романтизм» Ястребцева — и в круге имен поэтов, на стихи которых он писал романсы, и в стилистической подражательности пленерным и лирическим романсам русских композиторов — от Римского-Корсакова до Аренского, и в вечно не покидавшей его надежде…

Нельзя не упомянуть еще об одном увлечении Ястребцева — астрономией. Трудно установить, являлось ли оно отражением интереса Римского-Корсакова к наблюдениям неба, но фактом являются заметки Ястребцева по этой проблематике в «Известиях русского общества любителей мироведения» в 1912—1916 гг., а также то, что он состоял в Русском и Французском астрономических обществах и в Русском обществе любителей мироведения.

И все же главным предназначением Ястребцева была музыка, олицетворенная в Римском-Корсакове и его творчестве. В начале музыкальных увлечений Ястребцева у него были две путеводные звезды — Балакирев и Римский-Корсаков (некоторое время — еще и Чайковский). Переворот в его сознании совершился в 1889 г., а именно 16 января, когда он познакомился со «Снегурочкой»: «Этот день в моей жизни создал новую эру, — вспоминал Ястребцев. — Я сразу, почти инстинктивно, почувствовал все ее превосходство над «Онегиным», которому в то время всецело поклонялся… Я был положительно эстетически перерожден».9

Сближение Ястребцева с автором оперы происходит в кризисные для композитора 1891—1893 гг. Причин этого кризиса было много: и домашние горести, и конец «Могучей кучки», и чрезмерное, по мнению Николая Андреевича, увлечение петербуржцев Чайковским. Это был период творческих и эстетико-философских исканий, попыток переосмыслить не только свои художественные принципы, но и перевести самою жизнь в иное русло (например, переехать в Москву). Формирование в этот период беззаветно преданного ему кружка молодежи («фанатиков» — И. И. Лапшина, В. И. Бельского, В. В. Ястребцева, Н. М. Штрупа и др.) оказалось для его возрождения, возможно, решающим фактором. И совершенно особое место среди этих «фанатиков» занял Ястребцев. Он становится историографом композитора: фиксирует этапы, даты создания произведений (составляет хронографы сочинения сцен и эпизодов из опер), собирает данные об источниках музыкальных тем (их схожести и различии), отыскивает связи мелодики композитора с фольклором и т. д.

Ястребцев — частый посетитель дома Римских-Корсаковых, его общение с композитором становится все более доверительным, летом его приглашают погостить на даче в Лужском уезде, где Николаю Андреевичу работалось особенно плодотворно. Ястребцев нередко первым слышит фрагменты едва ли не всех опер, написанных в эти годы, многие черновые эскизы и наброски новых сочинений оказываются затем в его собрании. Постоянно беседуя с композитором о различных вопросах теории, гармонии, о музыкальных формах, он привлекает его своей музыкальной памятью, дотошностью в «регистрации» гармонических последовательностей, особенностей оркестровки; создавая же атмосферу искренней влюбленности, он «подталкивает» Римского-Корсакова к творчеству. Не случайно в письмах, в дарственных надписях Василию Васильевичу на нотных автографах Николай Андреевич нередко пишет — «моему утешителю». Правда, он «не в шутку» бранит Ястребцева за чрезмерное, по его мнению, захваливание, объявление «гениальным», но вместе с тем понимает бескорыстие и подлинную преданность комплиментатора, необходимые для него, как воздух.

Стоит упомянуть еще об одном мотиве, объединявшем корреспондентов (и других «посвященных»), — о поклонении Красоте. Приведем строки из письма В. И. Бельского10 к М. Н. Римскому-Корсакову — ответ на известие о кончине Ястребцева: «…сколько связано у меня с ним музыкальных воспоминаний об общих эстетических восторгах. Истинный романтик, он был влюблен во все прекрасное как таковое — прежде всего в саму жизнь — и увлекался им всегда безусловно искренне и неподкупно, ни к чему предвзятому, деланному он не был способен. Он умел красоте не только поклоняться, но и изучать ее объективно и всесторонне. Его наблюдения и сравнения в этой области были ценным общим достоянием нашего кружка и мы многим от него позаимствовались. Сколько было у него тонких личных наблюдений, сравнений и сопоставлений».11 А.Н. Римский-Корсаков считал, что к Ястребцеву «более чем к кому-либо в наше время применимы слова Моцарта из «Моцарта и Сальери» Пушкина: „Когда бы все так чувствовали силу / Гармонии!..”».12

Тема красоты искусства проходит красной нитью и сквозь «Воспоминания» Ястребцева, и сквозь его переписку с Николаем Андреевичем. Регулярный характер она приобрела с июня 1894 г., когда Ястребцев впервые становится свидетелем и «регистратором» сочинения новой оперы («Ночь перед Рождеством»). Кажется даже, что автор музыки принимал во внимание нюансы восприятия Ястребцевым тех или иных оперных отрывков, его критику. «Летние» письма, записи о «домашних» показах оперы (частями, полностью) создают цельную картину творческого процесса композитора. В некоторых письмах Римский-Корсаков высказывает явное недовольство излишней «болтливостью» корреспондента — в тех случаях, когда без его ведома он сообщает друзьям о задуманном или уже сочиненном произведении, проигрывает из него отрывки. Но главная ценность писем состоит в откровенности, с какой композитор делится с Ястребцевым своими замыслами, сомнениями, тревогами. В более поздние годы в письмах Римского-Корсакова нередки сетования на то, что ему трудно сочинять, что пора подводить итоги и т. п. В ответных письмах Ястребцев убеждает его в неосновательности таких тревог, в необходимости его творчества.

За период, который охватывает переписка, Римским-Корсаковым написано 11 опер из 15 («Ночь перед Рождеством», «Садко», «Моцарт и Сальери», «Вера Шелога», «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане», «Сервилия», «Кащей бессмертный», «Пан воевода», «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», «Золотой петушок» и др.), 47 романсов, серенада для виолончели с оркестром, кантаты «Свитезянка» и «Песнь о вещем Олеге», прелюдия-кантата «Из Гомера» и ряд других вокальных и инструментальных сочинений. В этот же период создана новая редакция и оркестровка «Бориса Годунова» Мусоргского, переоркестрован «Каменный гость» Даргомыжского…

Совершенно уникальная сторона писем — их инкрустированность нотными вставками, благодаря чему они содержат, кроме фактологической, еще и музыкальную информацию: это может быть гармоническая последовательность, занимающая Ястребцева, тема из сочиняемой или из ранее написанной оперы, тема искаженно звучащих («осипших») колоколов на очередном спектакле «Китежа», мотив фанфары, услышанной в Австрии, и т. д. Можно предположить, что таким образом композитор, зная о страсти Ястребцева к собиранию его автографов, просто выполняет его «заказ». Но все без исключения нотные примеры настолько вписаны в контекст писем, что ясно: Рим­ский-Корсаков обменивался информацией не только с понимающим, но и слышащим его корреспондентом. Ценность переписки — и в ее особой «человечности»: сквозь всегда, казалось бы, несколько «отстраненный» и холодноватый облик Николая Андреевича (такова, собственно, и его музыка) в письмах вдруг прорываются интонации подлинной нежности, благодарности и внемления своему молодому другу.

Для настоящей публикации отобрано 29 писем из эпистолярия 1905 — 1907 гг. ( подлинники хранятся в собрании РНБ. Ф. 902, 640, общее их число — 219) — периода, наиболее драматичного в жизни творческого духа композитора, когда начало века он ощущал, как близящийся конец (в Бога и бессмертие — не верил: рисовал нолик, когда его об этом спрашивали).

2 Ястребцев В. В. Н. А. Римский-Корсаков. 1865—1900. Его биография. Его значение в истории русской музыки. Список его произведений. М., 1901; Ястребцев В. В. Николай Андреевич Римский-Корсаков. Очерк его жизни и деятельности. Полный список сочинений. С приложением портрета и факсимиле. М., 1908.

3 См.: ГЦММК. Ф.76. Ед. хр. 98. № 320. Письмо Н. А. Римского-Корсакова М. М. Попелло-Давыдову от 26.ХII.1903.

4 Материалы для биографии Римского-Корсакова // Русская музыкальная газета, 1908, № 39–40; Римский-Корсаков о Вагнере // Русские ведомости, 1911, № 130, 8 июня (перепечатана с добавлениями: Римский-Корсаков о Вагнере. По личным воспоминаниям // Советская музыка, 1933, № 5); О при­чинах переработки сочинения Мусоргского. (Из моих воспоминаний о Н. А. Римском-Корсакове) // Музыка, 1913, № 135, 22 июня; О времени инструментовки «Царя Салтана» и о народных темах, взятых Римским-Корсаковым в эту оперу // Музыка, 1913, № 150, 5 октября.

5 Ястребцев В. В. Мои воспоминания о Н. А. Римском-Корсакове. Вып. 1. Пг., 1917.

6 РНБ. Ф. 902. № 41. Л. 40—41.

7 В 1913 — 1914 гг. Ястребцев опубликовал некоторые письма к нему Римского-Корсакова в журнале «Музыка», что оговаривается в наших примечаниях. Случаи цитирования публикуемых писем нами не упоминаются.

8 ГЦММК. Ф.156. № 364. Письмо № 4893.

9 Ястребцев В. В. Николай Андреевич Римский-Корсаков. Воспоминания. Т. 1. С. 24.

10 Бельский Владимир Иванович (1866—1946) — автор либретто опер Римского-Корсакова: «Сказка о царе Салтане», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Золотой петушок»; друг композитора. Содержательная переписка Бельского с Римским-Корсаковым также известна лишь по цитированию в различных изданиях (хранится в РНБ. Ф.61, 640).

11 РИИИ. Кабинет рукописей. Ф. 11. № 92. Письмо сыну композитора М. Н. Римскому-Корсакову.

12 РИИИ. Кабинет рукописей. Ф. 29. № 174.

1. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 27 февраля 1905 г.

(Ровно 25 лет со дня

первого эскиза «Снегурочки»)

 

Дорогой Николай Андреевич!

Слушая вчера «Бориса Годунова»1, вспомнил свою покойную мать, боготворившую эту оперу; вспомнил и то, что Вы сами так недавно еще создали величайшее оперное чудо: «Китеж град»2 и захотелось мне вдруг — стать пред Вами на колена!!

Не сердитесь на меня за этот сердечный порыв, памятуя, что сегодня «прощеное воскресенье»! В данную минуту Ваш «Китеж» передо мною.3 Проглядывая его наедине — я горячо плакал. Не подумайте, однако, что, подобно Вакуле, — я в рассудке повредился — нисколько!! Мне захотелось только хотя приблизительно словами выразить то, что я в глубине души своей продумал и перечувствовал под влиянием Вашего нового, вдохновенного «Евангелия»!! В заключение — позвольте же мне Вас из «Архиреев» и «Патриархов» русской музыки произвести в композитора-евангелиста!!

 Вечно Ваш

В.  Ястребцев

 

Р. S. Воображаю, как Вы будете ругаться, получив это письмо!.. Но что делать?! Вы сами виноваты: не надо было писать такой музыки!!.

 

 

2 Опера «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» была окончена Рим­ским-Корсаковым осенью 1904 г. и до ее премьеры (7.II.1907) частями и полностью исполнялась на музыкальных собраниях у Римских-Корсаковых, кроме того, Ястребцев поэтапно, по мере сочинения, изучал ее по клавиру и партитуре.

2. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Вечаша, <26 июня>1905 г.

Дорогой Василий Васильевич,

если б приехали — очень обрадовали.

Лучше до 10-го июля.1 Предупреждаю, что ныне совсем не интересен: ничего не сочиняю. Фотогр. аппарат захватили бы. Нет ли у Вас расхожего экземпляра партитуры «Снегурочки»? Кабы привезли с собой, очинно был бы Вами благодарен.

 

 

Р. S. Жаль, что превосходная погода по-видимому испортилась.

 

1. Ястребцев был в Вечаше с 22 по 25 июля.

3. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 3 июля 1905 г.

 

Высокоуважаемый и дорогой Николай Андреевич!

Только в четверг (30 июня) получил Вашу открытку, т. к. с субботы и до четверга был в Финляндии (12 верст от станции Мустамяки — пансион Менде), куда я почти еженедельно езжу на 1–2  дня, и где на этот раз пробыл более 4-х суток. Хотя Вы и не любите нашей Северной Швейцарии, тем не менее необыкновенно влечет к себе этот живописный, несколько суровый край, с его сосновым лесом, песчаными холмами и частыми озерами!.. Впрочем, о вкусах не спорят.

Большое Вам спасибо за любезное приглашение в Вечашу, не знаю только, удастся ли мне воспользоваться им, т. к. все это время я сижу буквально без гроша, к тому же и ни один из моих должников мне ничего не отдает. Что касается партитуры «Снегурочки», то хотя у меня и имеется один-единственный — не расхожий — роскошно переплетенный экземпляр, но я, конечно, с удовольствием вышлю его, если только эти ноты Вам необходимы.

Что Вы ничего не делаете, это как-то не укладывается в моем представлении о Вас; а если бы даже и так, то и тогда Вы в моих глазах нисколько бы не утратили своей интересности, и тому порукой является не только вся Ваша художественно-композиторская деятельность, но и та громадная музыкальная эрудиция, которую Вы приобрели, изучая искусство за все века и на всех ступенях его развития!

Мысленно (как и всегда, впрочем) с Вами!! Искренно и горячо любящий Вас

В.  Ястребцев

 

Р. S. «Денег нету перед деньгами»!1 Если так, то я когда-нибудь (хоть и не скоро), а уж приеду к Вам в Вечашу, а если… Гришка солгал, тогда… тогда вместе с кукушкою:

 

И эта элегическая песня — будет много грустнее… пустынной финлянд­ской природы!!..

Сердечный привет всем Вашим! Буду ждать Ваших приказаний насчет «Снегурочки»!

 

1 Реплика Гришки Кутерьмы из II действия «Китежа».

4. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Вечаша, 4 июля 1905 г.

 

Дорогой Василий Васильевич,

к сожалению, я действительно неинтересен в нынешнее лето, ибо в интересном положении не нахожусь. Вы давно уже собирались мне сказать, подобно какому-то древнему греку: «Умри, Денис».1 Быть может, после «Китежа града» я и умер — и к лучшему.

Занимаюсь-то я — занимаюсь, но не сочинением музыки и даже не оркестровкой старых сочинений. Впрочем, «Горный ключ» в виде трио сделаю;2 но это недостаточно интересно.

Занимаюсь Летописью,3 критикой «Снегурочки»,4 руководством оркестровки5 и т. п., перебрасываюсь с одного на другое и ленюсь тоже. Ужасно сожалею, что не можете приехать. Партитуру «Снегурочки» не высылайте, так как я нашел возможность достать свою. Будьте здоровы. Желаю, чтобы Гришкины парадоксы сбылись.

 

 

1 См. следующее письмо.

2 «Горный ключ» на слова А. Майкова — вокальный дуэт под аккомпанемент фортепиано, соч. 52, № 1 (1897—1898) — был переделан в трио с аккомпанементом оркестра (соч. 52bis, издано в 1907 г.).

3 Имеется в виду «Летопись моей музыкальной жизни» (СПб.,1909), которую Римский-Корсаков писал (неравномерно) на протяжении 30-ти лет (1876—1906), июлем 1905 г. им помечена ХVIII глава.

4 Опера «Снегурочка» (1880—1881) была своего рода камертоном всего творчества Римского-Корсакова (он даже называл ее своей 9-й симфонией), обращение к ее разбору через четверть века после создания свидетельствует о кризисе и поиске им «опоры» в «вечных ценностях»: на долю композитора выпали тяжелые испытания в 1905 г. (студенческие волнения в консерватории, увольнение за поддержку их требований из состава профессоров и др.). Статья в неоконченном виде была опубликована посмертно в «Русской музыкальной газете» (1908, № 39—40).

5 См.: Н.А. Римский-Корсаков. Основы оркестровки. С партитурными образцами из собственных сочиений. Под ред. М. Штейнберга. Т. 1—2. Берлин — М. — СПб., 1913.

 

5. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 9 июля 1905 г.

 

Глубокоуважаемый и добрейший Николай Андреевич!

Во-первых — сердечно благодарю Вас за открыточку и за крайне приятные для меня известия о хрониках, инструментовках и критиках; во-вторых — спешу сообщить Вам, что наконец-то в «Народном доме» переложили «гнев на милость» и 5-го июля была исполнена Ваша увертюра к «Вере Шелоге», а 6-го (у Галкина)1 — увертюра к «Царской невесте» и III песня «Леля» (последняя вещь — на корнетапистоне, или, как значилось в афише, — на «пистон-а-корнете»). Итак, Погожев — побежден!!2 Наконец, в-третьих — осмеливаюсь припомнить Вам (правды ради), что имя того древнего грека (?!), о котором упоминается в Вашем письме, которого знала вся Россия и который сказал Фонвизину: «Умри, Денис!», было — Потемкин!!. А впрочем, кто знает? Быть может, Вы и правы, ведь недаром же его прозывали — князем Таврическим?!. Кончаю! Утро чудное!.. Сегодня, после службы, снова еду в страну — Вейнемейнена (Вейнемунена), Калевалы и Витоля3… — до среды!

 Всей душою Ваш

 В. Ястребцев

Р. S. Низкий поклон «Вечаше» и «Вечашцам»!!

 

1 Галкин Николай Владимирович (1850—1906) — скрипач, дирижер (руководитель летних симфонических концертов в Павловске), профессор Петербургской консерватории.

2 Погожев Владимир Петрович (1851—1933) — управляющий конторой императорских театров (на концертное исполнение оперных отрывков каждый раз необходимо было получить разрешение из означенной «конторы»).

3 Витоль Иосиф Иванович (1868—1948) — латышский композитор, ученик Римского-Корсакова, в 1886—1918 гг. профессор Петербургской консерватории.

 

6. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Сестрорецк, 17 июля 1905 г.

 

Высокоуважаемый Николай Андреевич!

Уведомляю Вас, что я могу приехать к Вам в следующие сроки: или с 22 по 25 июля, или с 30 июля по 1 августа, или же, наконец, с 6 по 8 августа, причем во всех трех случаях я явлюсь в «Вечашу» рано утром, т. к. поеду через ночь! Итак, выбирайте, что Вас более устраивает? Если можно — пришлите за мною лошадь к поезду, приходящему в Плюссу в 5 ч. 25 м. утра, а нельзя — не присылайте: мы всем будем довольны!

Дайте ответ как можно быстрее.

Весь Ваш

В. Ястребцев

 

7. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Вечаша, 19 июля 1905 г.

 

Дорогой Василий Васильевич,

Промежуток 22 — 25 июля для нас удобнее других. Ответить скорее не мог, так как сегодня у нас почты нет и письмо это пойдет завтра (20-го). Лошадь за Вами прислать в этот раз неудобно, так как у хозяйки обе выездные — кобылы и обе ожеребились в одно время.

Душевно рад Вашему решению посетить Вечашу, а то я было уже сомневался. «Умри, Денис!» — сказал Потемкин, ну так грек что-то сделал по случаю того, что сын его победил на Олимп. Играх, чуть ли не убил его или что-то в таком роде.

 

8. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Вечаша, 8 августа 1905 г.

 

Дорогой Василий Васильевич,

на днях я окончил весь текст руководства! Статья о голосах солистов и хора, о сочетаниях их с оркестром и статья «Общая оркестровая фактура» потребовала около 175 примеров, которые я наметил из «Снегурочки», «Царской невесты», «Псковитянки», «Веры Шелоги». Я с ужасом думаю о количестве примеров, которые придется присоединить к этим, по отделам оркестровых групп. Так нельзя! Надо сокращать и сокращать. Примеры, намеченные мною, пространные и важные; ими надо пользоваться и для предыдущего. Поэтому пишу Вам с целью приудержать Вас в работе, которую вы, может быть, начали.1 Подождите пока. Во всяком случае, «Снегурочку» и «Царскую нев.» не просматривайте (последней у меня теперь есть партитура). «Младу» из-за ее преувеличенного состава лучше тоже пока не трогать. Об «Игоре», «Борисе» и «Хованщине» и думать нельзя: они не могут войти в мое руководство; не трогайте их.

Вообще мне надо подумать еще о своем руководстве, а то выйдет длинно, дорого и, след., недоступно.

Любящий Вас Н. Р.-К.

Р. S. Над<ежда> Ник<олаевна> и Андрей приехали.2

 

1 Во время пребывания Ястребцева в Вечаше Римский-Корсаков, зная его отличную музыкальную память, обратился к нему с просьбой о помощи «в разыскивании партитурных примеров для его учебника оркестровки» (см.: Ястребцев В. В. Николай Андреевич Римский-Корсаков. Воспоминания. Т. 2. С. 353).

2 Жена и сын Римского-Корсакова вернулись из Германии, где Андрей Николаевич проходил курс лечения от затяжной формы ревматизма.

9. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 18 октября 1905 г.

 

(1 день Конституции)

Великий день

 

Высокоуважаемый и добрейший Николай Андреевич!

Не знаю, как Вы, а я — бесконечно счастлив… Манифест 17 октября 1905 г. — это акт величайшей важности, большей, быть может, чем даже манифест 19 февраля,1 — это день освобождения всего народа. Конечно, и теперь найдутся недовольные, но о них я могу сказать словами поэта Апухтина: «Кто по земле ползет, шипя на все змеею, тот видит сор один… и только для орла, парящего легко и вольно над землею, вся даль безбрежная светла»!2

Мысленно горячо Вас целую!

Ваш

В. Ястребцев

 

Р. S. Что касается Князя Трубецкого, вот уж — поистине, не дождался, голубчик, свободы и как, в сущности, недолго надо было бы ему ее ожидать!!3

 

1 Подразумевается Манифест 1861 г. об отмене крепостного права; в Манифесте от 17 октября 1905 г. провозглашались свобода совести, слова, собраний и союзов, законодательная Дума и др., но уже на следующий день после его опубликования началась «кровавая неделя», спровоцированная его противниками.

2 Из стихотворения «Графу Л. Н. Толстому».

3 С. Н. Трубецкой скоропостижно скончался 29 сентября 1905 г. Незадолго до этого, 2 сентября 1905 г., он был избран ректором Московского университета, получившего именно по инициативе Трубецкого автономию. Однако студенческие волнения приобретали все более накаленный характер, и Совет профессоров 21 сентября 1905 г. принял решение временно закрыть Московский университет. В речи, обращенной к студентам, Трубецкой сказал: «Я гарантирую вам свободу ваших собраний, я добиваюсь и раньше добивался всегда свободы общественных собраний. Это мое основное политическое требование» (Князь Сергей Николаевич Трубецкой, первый борец за правду и свободу русского народа. СПб., 1905, с. 18).

10. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Петербург, 22 октября 1905 г.

 

Дорогой Василий Васильевич,

Чтобы не оказалось «все это ложь и выдумка», по выражению Марфы Собакиной,1 — у меня надежда на наступившую сегодня свободу печати, с которой принимающего все оптом — оптимиста поздравляет пессимист, т. е. субъект с собачьим взглядом на вещи.

 

1 Из действия IV оперы «Царская невеста».

11. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 23 октября 1905 г.

 

Высокоуважаемый Николай Андреевич!

Хотя я назван Вами оптом-оптимистом (т. е. удостоился звания, приуроченного Вами в свое время — к «Китежу»), тем не менее должен сознаться, что этого эпитета я не вполне достоин, т. к. в следующие же за «Манифестом» дни, видя и слыша, что происходило вокруг меня, — глубоко затосковал и начал впадать в полнейшее уныние… а это ведь с безграничным оптимизмом — несовместимо!

Но вот последовала амнистия (хотя и не полная!?) и свобода печати,1 и я снова воскрес! А то мне начало казаться, что нам была дана «Конституция» лишь на бумаге!.. На деле же царствовал Трепов2 и его подлая — черная сотня. Во всяком случае, большое Вам спасибо за Вашу милую открытку и за то, что Вы не прогневались на меня, ибо я в пылу увлечения, приводя слова Апухтина, и не разобрался толком, что уж больно высоко взгромоздил самого себя, приводя эти строки и невольно якобы уподобляя себя «орлу»!! Хотя, конечно, я тоже птица и даже не просто какая-нибудь ворона, а Ястреб, и все же Ястреб, даже с большой буквы написанный, только Ястреб, а не Орел! Итак, да здравствует Конституция!!. «Сон-то нынче явью стал»…

Искренно Ваш

В. Ястребцев

1 22 октября 1905 г. был опубликован Указ об амнистии участникам политических выступлений, о легализации выпуска революционных газет и журналов.

2 Трепов Дмитрий Федорович (1855—1906) — московский обер-полицмейстер, товарищ министра внутренних дел.

 

От публикатора. В 1906 г. Римский-Корсаков решился изменить своей традиции проводить каникулярные месяцы в подпетербургских пленерах (Тайцы, Вечаша, Любенск) и в начале июня выехал вместе с детьми, Надеждой и Владимиром, в Италию. Позже к ним присоединилась Надежда Николаевна с Андреем.

Страна эта не была для него совсем чужой и незнакомой: в 1865 г. во время стоянки учебного клипера «Алмаз» на рейде Генуи гардемарин Римский-Корсаков несколько раз был в городе, посетил театр, частные галереи. Еще ранее, лет в 16, он сочинил свой первый романс «Выходи ко мне, синьора» — что-то вроде баркаролы в псевдоитальянском вкусе, как он сам оценил его и на много десятилетий позабыл об этом своем опыте. В 1902 г. в Мариинском театре была поставлена опера Римского-Корсакова «Сервилия», либретто которой было написано им самим (по драме Мея). События в ней происходят в 67 г. н. э. в Риме, но ничего «итальянского», кроме тяжеловесного сюжета, в опере нет — он-то и пригасил вдохновение композитора (мелодически обаятельна лишь партия героини, но также без соответствующего месту действия колорита). Зато необычайно удался ему в опере «Садко» (1896) образ Веденецкого гостя, прельстившего новгородского гусляра своим рассказом о Венеции.

Вначале Римские-Корсаковы решили поднабраться сил в Риве, на берегу озера Гарда, а затем попутешествовать по городам — в Милан, Геную, Пизу, Флоренцию, Болонью, Венецию и через Верону вернуться вновь в Риву.

Рива, несколько даже напоминая родную Вечашу, оказалась идеальным местом для отдыха; для вящего сходства Римские-Корсаковы взяли напрокат пианино: дочь Надежда занималась пением, Николай Андреевич просматривал романсы — свои и Мусоргского, принялся за продолжение «Летописи моей музыкальной жизни» (от главы ХIX) и к концу итальянских каникул ее завершил (гл. XXVIII), сочинил хор для «Кащея бессмертного»... Будучи всю жизнь истинным тружеником, он не умел предаваться, как выражаются итальянцы, dolce fare niente (сладостному ничегонеделанью). Кроме того, чрезвычайно беспо­коили российские вести, он их почерпывал из регулярно получаемой «Нашей жизни», из иностранных газет и писем: революционное брожение не утихало, волнения вспыхивали в армии и на флоте; массовые выступления жестоко подавлялись с помощью войск. 9 июля правительство распустило I Государственную думу. Ничего хорошего, кроме возможности усиления давления, он в этом акте не усматривал. «Эгоистическое чувство говорит, что лучше бы после когда-нибудь, когда помрем, а теперь пожить еще бы культурно и спокойно, но сейчас же становится совестно. Среди этой и предстоящей смуты впереди, разумеется, будешь стараться делать свое дело по возможности, но возможности все меньше и меньше, ибо силы понемногу стареются», — делился он своими размышлениями в одном из писем из Ривы (из письма С. Н. Кругликову от 14/27 июля 1906 года // Римский-Корсаков Н. А. Полное собрание сочинений. Т. 8б. М., 1982. С. 180).

12. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Рива, 11/24 июня 1906 г.

 

Дражайший Василий Васильевич,

послал я Вам одну пост-карту в Питер, другую — под Невель; не знаю, которая из них до Вас дойдет, а в настоящую минуту решаюсь сие деловое послание послать Вам тоже под Невель.

Дело вот в чем. Вы по обыкновению, вероятно, возите с собой все Ваши записи, а потому и можете сообщить мне числа и года об окончании различных частей первой «Псковитянки», вероятно выписанные Вами в библиотеке Театр. Дирекции из моей рукописной партитуры, а также числа и года окончания каждой из картин «Каменного гостя».1 При писании моей Летописи, которой я теперь занимаюсь, в голове моей произошло некое «затэмнэные смысла»,2 относящееся как раз к 1869, 70, 71 годам. Если я буду знать время окончания моих сочинений того периода, то многое для меня станет ясным.

К удовольствию Вашему (ведь Вы, так же как и я сам, не желал[и] бы видеть туманный закат моей музыкальной изобретательности), — я о сочинении музыки и не помышляю. Пусть лучше остановка (fermata — по-итальянски) произойдет на все еще недурной вещи, как «Сказание о Невид. Граде Китеже и деве Февронии». Да и жизнь, как политическая, так и художественная, по-видимому, начинает вступать в новый период, чуждый мне, деятелю 60-70-80-90 годов. Говорят: сорок лет — бабий век. Полагаю, что сорок лет и композиторский век, т. е. достаточный промежуток для таковой деятельности (1865—1905).3

А предполагаемые дешевые костюмы (для Театр. Дирекции) и связанное с ними произведение4 — все это «не ложь и выдумка», а несбыточный вздор. Будьте здоровы.

 Любящий

Н. Р.-К.

Riva sul lago di Garda, или Riva am Gardasee (Austria или Oеsterreich).

 

Р. S. В политической жизни — подъем сил, в художественной — период упадка.

 

1 См. следующее письмо.

2 По свидетельству Ястребцева — выражение Э.Ф. Направника.

3 Насколько все эти вопросы волновали тогда Римского-Корсакова, говорит тот факт, что с теми или иными вариациями они звучали в письмах этого периода самым разным лицам, а также в Летописи. См.: Полн. собр. соч., т. 7, письма Штейнбергу № 6, 8; т. 8б, письма Кругликову № 444, 466, 467; Летопись, с. 234, 282.

4 Возможно, имеется в виду опера «Земля и Небо» (по Байрону»), либретто которой разрабатывалось В. И. Бельским и на протяжении ряда лет предлагалось композитору, но так и не смогло его увлечь, либо «Стенька Разин» («разбойничья песня»), также на либретто В. И. Бельского.

13. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Невель, 20 июня 1906 г.

Станция Долыссы. Имение Григорово.

 

Высокоуважаемый и дорогой Николай Андреевич!

Получил я оба Ваших письма, адресованные под Невель, за которые искренно благодарю. Страшно рад, что Вы принялись за свою «Летопись» (как Вы ее называете), а потому спешу исполнить Вашу просьбу относительно чисел и годов 1-й редакции «Псковитянки». Что же касается «Каменного гостя», то я рукописи этой никогда не видал и знаю одно, что она написана в 1870 году.

Что Вам сказать о себе? Живется мне в Григорове — превосходно! Встаю рано; пью какао; большую часть дня провожу на воздухе; любуюсь красивым озером; катаюсь на лодке; пишу свои воспоминания; знакомлю юную племянницу (праправнучку Екатерины II) — Баронессу Рокасовскую с Вашею и вообще Русскою музыкою, ну, словом, провожу время в счастие! Здесь по аграрному вопросу сравнительно тихо, и этому я, по правде сказать, — неизъяснимо рад! Однако пора кончать, так как сейчас идут на станцию за письмами. Мысленно горячо целую Вас, бесконечно дорогой Николай Андреевич, и желаю Вам всего лучшего!

Мой сердечный привет всем Вашим…

Пишите!

Весь Ваш

 Ястребцев

14. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Рива, 29 июня / 12 июля 1906 г.

 

Дорогой Василий Васильевич,

большое спасибо за присланные сведения — они мне многое разъясняют. <...>

Теперь расскажу вам о Риве. Озеро Lago оч. большое, вроде Женевского или Lago Maggiore, длинное, тянущееся с севера на юг. На берегах его множество италианских городков. В самом северном углу вполне италианский городок Рива, единственный принадлежащий Австрии. Озеро окружено высокими горами и крутыми скалами. Справа от нас отвесная скала или гора Rocchetta. Отель стоит на берегу и от него к озеру тянется громадный сад, а рядом тоже оч. большой сад See Villa, которым можно вполне свободно пользоваться. В садах все южные растения: пальмы, платаны, лавры, юкки, магнолии, туи, кипарисы, тополи пирамидальные, гранаты, олеандры и т. д. Есть и кедры и особые ели. Тут же виноградник, огород и цветы. Прямая аллея от отеля к озеру имеет сверху свод из вьющегося винограда. Много дорожек обсажено миртами и туями. Одна часть сада очень тенистая. В другой части сада хозяйство: утки, куры, свиньи и коровы, — словом, по-деревенскому. На берегу озера прекрасная терраса, а озеро чудесного голубого цвета, и горы покрыты голубою дымкою. В ясную погоду с 10 ч. утра дует ветер с озера (бриз), к вечеру стихает и ночью задувает с берега. Дневной бриз доходит иногда до значительной силы, и озеро волнуется, ходят белые зайчики и брызги летят на террасу. Несмотря на середину июля (по нов. стилю), птицы поют без умолку; по вечерам заливаются два соловья, а с рассветом начинается общее стрекотанье.

На озере чудесное катанье под парусами, которыми мы иной раз и пользуемся. Отель простенький, с римским двориком посредине. Мы помещаемся в 4-х комнатах в совершенно отдельном крыле здания, что очень приятно. Окна выходят в сад; у меня под окном лавровое дерево. Тепло стоит неизменное: днем 20—21о, вечером 16—17о. В общем погода переменная, частые грозы и дожди. Благодаря дневному бризу в Риве менее жарко, чем в других городках на Lago di Garda, хотя мы, в сущности, находимся не в городе, а за городом. В город не приходится идти по значительной жаре. Благодаря глухому времени жителей в отеле немного, и все делается запросто; гуляем по саду без шляп по вечерам, а по коридорам ходим и без пиджаков. При первом слушании хорошая музыка нравится, но при дальнейшем знакомстве она нравится еще более. Подобно ей и Рива со своими чудесным голубым озером, горами в дымке и нежною зеленью понравилась нам с первого начала, а позже я ее как-то особенно полюбил: не хочется уезжать, да нас никто и не торопит. Мы взяли напрокат пианино у некоего маэстро Де Грегори (автор[a] опер и месс, друга Бойто и т. д.), на старости лет занимающегося настройкою фортепиан; так что и с этой стороны обстановка хорошая. Я провожу время, как в Вечаше: озеро, сад, пианино, довершают сходство (!). Оркестровал «Сон в летнюю ночь» и «Анчара» и Летопись пишу. Андрей вполне поправился, и в Наугейм ездить более не надо. Он благодарит Вас за память, и все Вам шлют поклон. При сем прилагаются фотографии собственной работы: отель du Lac и виноградная аллея, в которой я стою и исполняю роль обстановочную.

 Жму Вашу руку. Пишите сюда же.

 Любящий

Н. Р.-К.

Riva am Gardasee. Oesterreich.

 

15. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Невель, 10 июля 1906 г.

 

Высокоуважаемый и добрейший Николай Андреевич!

Не знаю, право, как Вас и благодарить за Ваше длинное и крайне интересное письмо, которое мне доставило громадное удовольствие. Вы спрашиваете: откуда я почерпнул сведения, что романсы «Ночь» и «Тайна» сочинены в 1870 г.? — Из своей статьи; в статью же — эти данные занесены были мною из бесед с Вами и, таким образом, эту числовую справку я, в свое время, получил от Вас же самих! Вы ничего не пишите о том, долго ли проживете в Риве и куда затем поедете? (Ведь Вы хотели попутешествовать!) Если будете в Риме, не поленитесь и черкните мне из пределов Римских хотя пару строк, а нет, так и побольше!.. Ужасно бы хотелось иметь от Вас письмо — из вечного города, где некогда, если верить Вам и Мею, жила, страдала и любила поэтическая Сервилия и откуда в «стародавние» времена вышли Ваши предки Вячеслав и Фридрих Корсаки.1

Кстати, не слышали ли Вы народных итальянских песенок? Каковы они? О себе решительно нечего писать! Жизнь идет быстро, хотя и без особых впечатлений!!. Недавно просматривал партитуру «Садко», — какая бездна красоты!..

За фотографии большое спасибо. Мысленно крепко целую Вас, дорогой Николай Андреевич! Истово кланяюсь всем Вашим.

 Ваш навсегда

 В. Ястребцев

1 О генеалогии рода Римских-Корсаковых сведения впервые опубликованы в кн.: Римский-Корсаков А. Н. Н. А. Римский-Корсаков. Жизнь и творчество. Кн. I, М., 1933. С. 5—6. Более полное описание дано в кн.: Римская-Корсакова Т. В. Детство и юность Н. А. Рим­ского-Корсакова. СПб.,1995. С. 5—15.

16. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Рива, 14/27 июля 1906 г.

 

Дражайший,

что значит, что на письмо мое с фотографиями Вы не ответили? Получили ли вы его?

Задуманные дела, т. е. оркестровку «Анчара», «Сна в летнюю ночь», «Гопака» и «По грибы» Мусоргского я кончил. Надумал также удлинить и поразвить «Дубинушку», придумал удлинение заключения в «Кащее» с прибавкой закулисного хора. Одну прореху в Летописи своей (1867—1872 г.) заполнил: другую (1887—1892) завтра или послезавтра заполню окончательно. Останется по­следнее десятилетие (от 1897 г.), с которым покончить придется, вероятно, уже в П-бурге.1 Через 2 дня мы выезжаем в 3-недельное путешествие: Милан, Генуя, Пиза, Флоренция, Венеция. В последней будем около 1 августа стар. стиля.

Если надумаете написать, адресуйте: Venezia. Poste restante, засим будем в Мюнхене и Вене, потом домой в конце августа.

Вести из России не дают спокоя.

Будьте здоровы.

Ваш

Н. Р.-К.

Р.S. Ваши выписки применил с пользою. Едим тоже и Gala Peter. Москиты кусают также. Мальчики сфотографировали меня под сенью пальмы; в П-бурге получите.

 

1 Последняя (XXVIII) глава «Летописи» была окончена 9/22 августа 1906 г. в Риве.

17. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 23 июля 1906 г.

 

Милый, дорогой и высокочтимый Маэстро,

[не] нахожу слов благодарить Вас за Ваше необыкновенно любезное внимание ко мне... Должен только с грустью сообщить Вам, что первой Вашей открытки, адресованной в Питер, я не получил (?!). Ужасно бы хотел иметь в своей коллекции «рукописей» новое заключение «Кащея», а также «кое-что» из последних переделок «Бориса»,1 напр. «рассказ о царях»!.. Если Вы позволите мне, по возвращении в Петербург, списать эти партитурные образцы, причем самые подлинники оставить у себя, бесконечно буду счастлив!! Думаю, что Вы уже получили мою открытку от 10 июля? Если нет — то еще раз прошу, если судьба Вас забросит в Рим, черкните мне оттуда хотя самую коротенькую записочку, — всем будем «много довольны»!!! Думу разогнали (!?)...2 Казалось бы, надо было повсеместно служить панихиды, между тем многие услужливые попики решили ознаменовать этот новый доблестный (!) шаг правительства «благодарственными» молебнами, а «Орловская» городская Дума постановила повергнуть к стопам Монарха верноподданнический адрес… Какое холопство!! Видно, прав был Тургенев, когда устами своего человека в серых очках сказал: «Подданные всегда найдутся. — У вас, в России, есть поговорка: «было бы корыто», и т.д. Людям это свойственно — подчиняться. Нарочно на мой (необитаемый) остров через море переплывут, чтобы только подчиниться властителю»!..3 И действительно, читаешь о таких Орловских — не орлиных адресах и решительно не знаешь, чему более дивиться — прирожденной ли подлости человеческой, или же окончательной и безнадежной неразвитости?! Люди борятся и гибнут за «свободу» и «правду», а эти недоумки — по-прежнему молят о кандалах! Нельзя не согласиться с Бебелем, когда он в своей религиозной полемике со священником Гогофом (из Гюффе) на тему «Христианство и социализм» говорит, что «христианство враждебно свободе и культуре», что оно «держало людей в рабстве угнетения» и что оно «и до настоящего времени служит важнейшим орудием политической и социальной эксплуатации».4 А если припомнить еще и то, что христианство совершенно неожиданно для него самого породило Иезуитов и костры инквизиции и что в свое время наше неглупое, но плутоватое духовенство признало себе за благо провозглашать Московских царей «самодержавными», то изо всего этого ясно, насколько губительными для мысли и свободы — оказалось это «великое учение Христа»! Впрочем, всем известно, что как в религии, так и в политике — одни и те же принципы, как бы хороши они сами по себе ни были, могут повлечь за собою самые различные, самые нежелательные последствия, так как «если в зеркало посмотрится осел, то ведь в нем не отразится апостол»!!.

Однако довольно философствовать! О себе скажу, что я в первых числах августа еду в Питер и что я здоров! Большего, кажется, о себе сказать нечего!.. Кончаю. Мысленно ото всего сердца целую Вас, дорогой и добрейший Николай Андреевич, и желаю Вам поскорее закончить Ваши «воспоминания»! Мой искренний привет Вашей семье!

Горячо любящий Вас

 В. Ястребцев

 

Р. S. Проигрывая Orientale Кюи,5 я был поражен сходством «основной темы» этой вещицы с «Главной» мелодией «Славянского» марша — Чайковского. Чем это объяснить?!

Если будете писать, пишите по Петербургскому адресу!

 

1 Весной 1906 г. Римский-Корсаков дооркестровал пропущенные ранее фрагменты из «Бориса Годунова»: рассказ Пимена про царей Ивана и Федора, «За чертежом земли Московской», рассказ про «попиньку», «часы с курантами», сцену Самозванца с Рангони у фонтана и монолог Самозванца. См.: Летопись, с. 233, 282 (прим. 20).

2 1-я Государственная Дума была распущена 9 июля 1906 г. Об отношении к этому Римского-Корсакова см. письмо к Кругликову от 14/17 июля 1906 г. (Полн. собр. соч., т. 8б,
с. 180).

3 Человек в серых очках (мосье Франсуа) — одно из таинственных «действующих лиц» воспоминаний Тургенева, парадоксальные провидческие высказывания которого накануне революционных событий 24 февраля 1848 г. в Париже поразили воображение писателя. См.: «Человек в серых очках (из воспоминаний 1848 г.)» в разделе «Литературные и житейские воспоминания» (Тургенев И. С. Собр. соч. в 10 т. Т. 10. М., 1962, с. 145).

4 Бебель А. Христианство и социализм. Религиозная полемика между священником Гогофом из Гюффе и Бебелем. Перевод с немецкого Е. и И. Леонтьевых. СПб., 1906, с. 18.

5 № 9 из его «Калейдоскопа» «для скрипки» (прим. Ястребцева).

18. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Венеция, 3/16 августа 1906 г.

Hotel De Rome suisse

 

Дражайший!

Нахожусь в славном Веденце. Город поистине сказочный: дворцы, Св. Марк, каналы, гондолы и т. д. Рим не входил в круг, предназначенный для нашего путешествия, поэтому не судьба была написать Вам из града, где обитала Сервилия; зато пишу из города, откуда прибыл веденецкий гость и пел о его прелестях, соблазнив Садко направиться туда и предпочесть Веденец Индии и Скандинавии.

Отсюда через Верону мы направимся опять в Риву, где думаем отдохнуть от сутолки путешествия дней 5 или 6. Дальнейшая наша программа: Мюнхен, Вена и Петербург. Можете написать в Мюнхен или Вену (Postlagerund).1

Ах, что делается в России! Одно скажу: «Довольно крови! Притупим мечи о камени».2 Надо как-нибудь иначе, но, конечно, не «по-орловски». Совершенно согласен с мыслями, выраженными по поводу христианства, но замечу лишь, что оно (христианство) и католицизм (с его инквизицией) породили чудное искусство. Впрочем, искусство всегда лепилось около церкви, деспотических правителей, богатства и прочих нежелательных учреждений и вещей. А даст ли ему приют свобода, равенство и братство? Не сидит ли во всем этом великое противоречие (об анархистическом коммунизме)?3 Не понравилось. Не в дарвинской ли борьбе за существование вся суть? Не будет борьбы — и ничего не будет и ранее всего не будет искусства.

А пока будем помогать строить конституционное здание…4 Порой думается, что Лядов прав, сказав: «Скрипач скрипи, трубач труби». Я прибавлю: учитель — учи, сочинитель — сочиняй.5

Будьте здоровы. Черкните.

Любящий Вас

Н. Р.-К.

 

1 До востребования (нем.).

2 Перефразированное высказывание Ивана Грозного в опере Римского-Корсакова и драме Мея «Псковитянка». В опере (III действие, 2-я картина): «Да престанут все убийства! Много крови. Притупим мечи о камени». В драме Мея (IV действие, явл. XI): «Да престанут убийства!.. Много крови… Притупите мечи о камень».

3 Кропоткин П. А. «… Завоевание хлеба». Пер. с франц. А. Тверитинова. СПб., 1906.

4 В этой иронической фразе звучит уступка Ястребцеву, члену кадетской партии.

5 Небезынтересно свидетельство Н. А.Соколова, относящееся к периоду выхода Рим­ского-Корсакова из тяжелого кризиса начала 1890-х гг.: «…в январе или феврале 1894 г. перемена уже ярко бросалась в глаза <…> беззаботно шутя и смеясь, Н.А. с особой подчеркнутостью повторял нашу старинную поговорку: „Трубач — труби, скрипач — скрипи!”» Как заключительная мораль к эпохе исканий и неудач, излюбленная поговорка в то время невольно подсказывала продолжение: «а сочинитель — сочиняй» (Римский-Корсаков А. Н. Цит. соч. Т. III, с. 93).

19. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 13 августа 1906 г.

 

Бесконечно милый и дорогой Николай Андреевич!

Думал Вам сегодня сесть и написать длинное письмо, а вместо этого отправился к В. И. Бельскому1 в Этюп2 № 10. (Дача славная, но извощиков нет, а потому возвращался по дождю пешком!) Владимир Иванович в 20 числах едет в Берлин на конгресс, далее будет 28 дней путешествовать и вернется назад в октябре. Кроме того, я узнал, что Ваша «Дубинушка» в Павловске по-прежнему имеет громадный успех, быть может, даже больший, чем «Псковитянка» с Шаляпиным!! Узнал также, что Владимир Иванович не получил от Вас за все лето ни одного письма (?!). В заключение еще раз от всего сердца благодарю Вас за Ваши прелестные письма и Ваше любезное внимание. Льет дождь, словом, погода «Мюнхенская». Крепко Вас целую.

Ваш всею душою

В. Ястребцев

1 См. прим. 10 к вступительной заметке.

2 Район Павловска, ранее — немецкое поселение.

20. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Мюнхен, 24 августа/6 сентября 1906 г.

 

Дражайший Василий Васильевич,

 

Это из Трубадура. Там поется: «В милые горы Мы возвратимся».1

И прожили там вместо 5 дней ровно 2 недели. Ах, какая была погода чудесная! Ах, какое озеро! Горы какие! Вчера, однако, приехали в Мюнхен. Погода порядочная, но дождь шел, как Вы угадали, но не в таком количестве, как у Вас в Петербурге. Краткое письмо Ваше получил; сожалею, что не длинное. Влад. Ивановичу я действительно не писал, но это потому, что я знаю, как он не любит писать, а ему пришлось бы отвечать. Жаль, конечно, что с ним долго не увижусь. Если б возвращался через Берлин, то встретился бы там с ним, а то едем через Вену. О фуроре, производимом «Дубинушкою», Вы, вероятно, знаете через него; но он любит преувеличивать от доброты сердца. Надо несколько сбавить. Впрочем, если и бывает фурор, то это меня мало радует. Фурор этот политического свойства, след. — неблагонадежный. Сам я «Дубинушкой» недоволен, и играют ее там без моего позволенья. Я ее поразвил. Правда, что и теперь в ней мало хорошего и нет ничего нового, зато длиною она стала приличнее. Когда ее сыграют в новом виде, то фурору будет меньше, скажут: испортил. А впрочем, я, быть может, и совсем ее похерю. Ведь это был материал для оперы «Стенька Разин», и там бы она была на месте.

Послезавтра уезжаем в Вену и 1—2 сентября ст. стиля мы в Петербурге. Будьте здоровы.

 Любящий вас

Н. Р.-Корсаков

 

1 Под приведенными выше нотами — ситуативная подтекстовка фрагмента партии Азучены из IV действия оперы Верди «Трубадур»; у Римского-Корсакова: «В милую Риву / Мы возвратились, / В ней отдохнуть мы / Твердо решились. // В ней провести мы / Пять дней хотели, / А провели там / Все две недели».

 

 

21. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Петербург, 3 сентября 1906 г.

 

Дражайший Василий Васильевич,

Я приехал. Предупреждаю, что завтра (в понедельник) вечером я на беляевском заседании,1 а о дальнейшем препровождении времени пока не знаю, но увидеть Вас страстно желаю.

Н. Р.-К.

1 Речь идет о заседании попечительского совета, образованного после кончины М. П. Бе­ляева (22.XII.1903), в состав которого входил, наряду с А. К. Глазуновым и А. К. Лядовым, Н. А. Римский-Корсаков.

22. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 8 июня 1907 г.

Высокоуважаемый Николай Андреевич!

Этот год, не могу сказать, чтобы был из особенно удачных в смысле того, что он дал моим воспоминаниям. Мы с Вами, из-за постановки «Китежа»,1 «Зилотиевских заседаний»,2 моей Рождественской поездки в Витебскую губернию3 и Парижских концертов4 — видались сравнительно очень редко, да и те немногие встречи и краткие беседы, по большей части, происходили «на людях», т. е., другими словами, не отличались достаточной содержательностью, так как, главным образом, касались различного рода злобы дня и только!.. Буду надеяться, что будущее исправит этот — грустный для меня — пробел! А пока спрошу Вас — досочинили ли Вы «Сечу при Керженце» (это чрезвычайно интересует не только меня, но и Владимира Ивановича Бельского и нашего нового доктора философии И. И. Лапшина5). Кстати, как Вам понравилось дальнейшее из текста «Золотого петушка»?6 

Очень был бы рад, если бы Вы время от времени сообщали мне о себе и своих работах. В заключение скажу Вам, что 3-го июня я был в Павловске на «Русском Симфоническом вечере» и слушал: «Шехерезаду», «Садко», «Воскресную увертюру» и «Испанское каприччио», а также «Арию Грозного» и романс «Не пенится море». После концерта заехал к Хессиным и узнал от Саши, что через месяц он снова — один из вторников посвятит Вашей Музыке и при этом намеревается исполнить: «Антара», «Гору Триглав» и Сюиту из «Салтана». Мой сердечный привет всем Вашим.

Искренно преданный Вам

В. Ястребцев.

Р. S. Получил две открытки от милейшего М. О. Штейнберга.7 Спрашивал о Вас — где Вы и что с Вами. Удовлетворил его любопытство и послал ему в Милан Ваш личный адрес.

 

1 Премьера оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» состоялась 7 февраля 1907 г. в Мариинском театре в Петербурге.

2 В сентябре 1906 г. по инициативе Римского-Корсакова и с ним во главе был организован Комитет по подготовке чествования А. К. Глазунова, ввиду исполняющегося в марте 1907 г. 25-летия его творческой деятельности, одним из активных членов которого был А. И. Зилоти как дирижер и организатор «Концертов Зилоти». 27 января 1907 г. в зале Дворянского собрания в Петербурге состоялся юбилейный концерт, на котором под управлением Римского-Корсакова и Зилоти прозвучали соответственно Первая и Восьмая симфонии Глазунова.

3 Имеется в виду имение под Невелем, где Ястребцев проводил в эти годы каникулярное время.

4 В мае 1907 г. Римский-Корсаков по приглашению С. П. Дягилева принял участие в Русских исторических концертах в Париже.

5 Лапшин Иван Иванович (1870—1952) — философ, психолог, автор трудов по эстетике и истории русской музыки. Доктор философии, профессор Петербургского университета. Первый подробный очерк его жизни и научной деятельности опубликован: Барсова Л. Г. Иван Иванович Лапшин. Жизнь и труды // Звезда, 1997, №10, с. 183—197.

6 Опера «Золотой петушок» сочинялась Римским-Корсаковым по либретто В.И. Бель­ского, первый ее набросок (мелодия петушка) датирован 15.Х.1906 г., в партитуре закончена 29.VIII.1907 г. Либретто каждой сцены по существу разрабатывалось совместно.

7 Штейнберг Максимилиан Осеевич (1883—1946) — композитор, педагог, профессор Петроградской—Ленинградской консерватории, ученик и зять Н. А. Римского-Корсакова.

23. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Любенск, 13 июня 1907 г.

 

Дорогой Василий Васильевич,

Если беседы истекшего года были недостаточно содержательны, то постараюсь придать наибольшую содержательность беседам нашим в будущем ближайшем, когда Вы соберетесь к нам в Любенск. Я полагаю, что лучшим временем для сего будет месяц июль. К тому времени я кое-что подвину в «Петушке», о котором думаю все дни (но не ночи, во время которых я крепко сплю «лежа на боку», а иногда и на спине). Инструментую II действие, конец которого пока еще не сочинен, а III действие обдумываю помаленьку. Текстом оного весьма доволен, прошу лишь Вл. Ив. о небольшой прибавке в начале.

О «Сече при Керженце» пока не помышлял.

По-видимому, концерт 3-го июня в Павловске состоял почти исключительно из моих сочинений. Если увидите Хессина — кланяйтесь ему от меня.

Будьте здравы.

 Ваш

Н. Р.-К.

Р. S. Письмо будет опущено в П-бурге.

 

24. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург — Невель, 22—25 июня 1907 г.

(День именин Вашей очаровательной девы Февронии Васильевны Китежской)

 

Высокоуважаемый и добрейший Николай Андреевич!

Во-первых, большое спасибо за быстрый ответ; во-вторых, спешу исправить некоторую неточность, вкравшуюся в мое первое письмо, а именно, что тот музыкальный «вторник», о котором я сообщал Вам и который «исключительно» был посвящен Вашим произведениям, был не 3-го, а 5-го июня, что Вам подтвердил и «Календер»… 3-го же — распустили II Думу. Скажите, дорогой Николай Андреевич, неужели Вы не вели «дневника»1 в Париже и вообще ничего не записываете из того, что по временам тревожит и волнует Вас, или над чем Вы задумываетесь, сочиняя «Золотого петушка»?! А как были бы ценны и интересны подобного рода авторские заметки для всех тех людей, для которых подобно мне, «искусство» — жизнь!!

Иногда по одному какому-нибудь, с виду ничтожному, случайно брошенному намеку бывает возможно восстановить целую картину — мысленно перенестись в тот неведомый, загадочный мир, который представляет из себя душа художника! К тому же в этой области так мало сделано! Пожалейте нас, любопытствующих «пасынков» искусства, и поделитесь хотя бы на страницах Вашей будущей автобиографии тем, что в отдельных случаях тревожило Вас как художника, теми снами, от которых, по справедливому замечанию поэта, нередко «плохо спится»!..

Начав это письмо еще в Петербурге, я кончаю его под Невелем, куда меня на 8 дней забросила неизменно благосклонная ко мне судьба. Ну, словом, в эту минуту я блаженствую, находясь вдали от Питера, среди живописной витебской природы! С великим нетерпением буду ждать весточки от Вас (по город­скому адресу, куда я вернусь 2 июля). Мой искренний привет всем Вашим. Мысленно крепко целую Вас.

 Ваш всегда

 В. Ястребцев

 

Р. S. Забыл сказать, вечером, в день моего приезда (около 12 часов ночи), по случаю кануна «Ивана Купалы», на ближайшей к усадьбе горе был зажжен костер и бросали под гору горящие соломенные колеса! Получалось нечто очень эффектное! Яркое зарево «святоянских» огней причудливо вырисовывалось в облаках! Но ничто, кажется, не было так восхитительно, как вид полевых цветов и трав, озаренных вьющимся, мечущим тысячи искр, пламенем костра!!. Казалось, все эти травы и цветики как бы «ожили» и обратили свои «сияющие» венчики к символу жизни — огню. А кругом была «ночь», холодная и молчаливая ночь!!.

 

1 Отрывочные записи в «Дневнике» Римский-Корсаков вел в 1904 и 1907 гг. (см. Летопись... Цит. изд., с. 239—242).

25. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Любенск, 29 июня — 1 июля 1907 г.

Дорогой Василий Васильевич,

Ваше лирико-эпическо-бытоописательное послание получил. «Золотого петушка» сочиняю усердно и сегодня окончил черновик II действия; но дневника не вел и вообще никаких мыслей и впечатлений не записывал, сожалея, что тем самым Вас огорчаю. Когда я сочиняю, то иного чего-либо делать не могу, кроме вещей обязательных. На днях примусь за писанье партитуры II действия — это наиболее приятная часть творчества. Само сочиненье черновика как-то удручает, беспокоит, чувствуешь себя неудовлетворенным и куда-то спешишь, что в конце концов утомляет донельзя. При отделке и оркестровке — наоборот, чувствуешь удовлетворение в том, что сочинение принимает законченную форму; ту форму, которая и есть цель самого сочинения. А что может быть лучше оркестровой партитуры? Когда же ее пишешь, то и гармония, и ритм, и мелодический ход третьестепенного голоса, словом, все должно быть ясно и закончено; а тут вам и кларнет, и гобой, и тройка тромбонов, и скрипка с альтами и т. д., и о IV валторне позаботиться надо; между тем душа спокойна, что нить сочинения уже соткана и так или иначе сочинение существует. Пока сочиняешь, то многое кажется неудовлетворительным, а когда черновик написан, то многие недостатки приятно исправить и неотделанное отделать, а к неисправному привыкаешь, и оно перестает раздражать.

Одновременно с этим письмом пишу Влад. Ивановичу и зову его сюда на ближайшее воскресенье. Пишу ему также следующее: если он не может приехать на этот день, то пусть спишется с Вами (а Вы с ним), и тогда приезжайте Вы, дражайший. А если он поедет, то вы приезжайте в следующее или в другой свободный для Вас день. Для меня лучше, если Вы приедете не одновременно с ним, так как у меня будут с ним разговоры о либретто и разных подробностях сцены. Во всяком случае в недалеком будущем жду Вас.

 Любящий Вас

Н. Р.-К.

 

 

26. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 14 июля 1907 г.

 

Высокоуважаемый и дорогой Маэстро!

Сегодня «великий» для всех нас день — 40 лет тому назад Вы, именно 14-го июля (1867), начали сочинять свою музыкальную картину «Садко» и этим почином сразу определили свое особое, крайне почетное место в Истории Русской Музыки! Но если Вы были «автором», — мы явились «наследниками» того высокого духовного богатства, которым Вы одарили всех нас! С этого дня Вы, как композитор, окончательно «самоопределились» и как-то вдруг стали тем, чему ни разу уже впоследствии не изменили ни по характеру дарования, ни по яркости художественных образов!! Шаг, сделанный Вами в области музыкального творчества, был поистине громадный! Честь Вам и слава!! Как видите, на этот раз у меня адрес изображен и на конверте и внутри конверта!.. Не нахожу слов благодарить Вас за Ваше письмо от 1 июля. Если бы Вы всегда посылали такого рода письма, не пришлось бы, пожалуй, скорбеть о том, что Вы не ведете своего «дневника», ибо такие письма — это тот же «дневник», и какой при этом интересный! Ну, словом, я от него в восторге! Что касается моего приезда к Вам в Любенск, то пока это, увы, область несбыточных мечтаний!..

Во-первых, совершенно нет денег, и во-вторых — это время я заведую Отделом (в котором служу), так как настоящий его заведующий исполняет обязанность присяжного заседателя, а потому не только не имею возможности помышлять о пользовании «льготными днями», но даже повседневно вместо обычных 5 часов сижу в Банке 7 и даже 8 часов!!.

Судя по вчерашнему письму, В. И. Бельский собирается к Вам 28-го июля.

Долго не отвечал потому, что не хотел Вам излишне надоедать. Недавно прочел «Записки губернатора» князя Урусова1 — очень понравилось. Возвращаясь из своей июльской поездки в Витебскую губернию, скажу, что, несмотроя на краткость срока и на две бессонные ночи (в дороге), я за эти 8—9 дней очень отдохнул и поправился, к тому же и на душе у меня было так хорошо и спокойно!

Только живя летом в городе, вполне оценишь деревню с ее абсолютною тишиною. И действительно, что может быть прекраснее раннего, ясного весеннего или летнего утра?! Как нервы отдыхают, когда, убаюканный пением птиц, созерцательно вслушиваешься в нежный шелест листвы,… в легкий шорох мимолетного ветерка!!.

Целую Вас крепко, крепко.

 Весь Ваш

В. Ястребцев <...>

 

1 Урусов С. Д. Записки губернатора. Кишинев, 1903—1904.

27. Ястребцев — Римскому-Корсакову

Петербург, 13 августа 1907

 

Высокоуважаемый и добрейший  Николай Андреевич!

Чем объяснить Ваше столь долгое молчание? Или Вы не получили моего письма от 14 июля, или Вы гневаетесь за что-либо на меня? Если последнее предположение верно(?!), то разрешите мне мое невольное прегрешение, памятуя, что «всякий грех простительный»!! Буду ждать весточки.

 Весь Ваш

В. Ястребцев

 

Р. S. М. Н. Инсарова1 Вам шлет свой сердечный привет, живет она в Тярлеве, а видался с нею в Павловске.

Р. Р. S. Если Вы действительно не получили моего «письма-адреса» (от 14 июля) и пожелали бы знать, что оно в себе заключало, — я могу Вам выслать с него — точную копию, недаром я по профессии чиновник и верую во «входящие» и в «исходящие»: — «представления», «предложения» и «отношения»!

 

1 Инсарова (Миклашевская) Мария Николаевна (1866—?) — певица (сопрано), выступала в частных антрепризах, отличалась актерской одаренностью и редкой красотой. Римский-Корсаков ценил ее исполнение партий Волховы в «Садко» и Марфы в «Царской невесте».

28. Римский-Корсаков — Ястребцеву

Любенск, 15 августа 1907 г.

 

«Сердиться я причины не имею» («Русалка»)

«За что на вас сердиться, я не знаю» («Кам. Гость»)

 

Дражайший,

простите, что не отвечал на преподнесенный Вами адрес по случаю дня зачатия Садко. Собирался ответить и описать, как я оркеструю «Петушка», но самая оркестровка и не дала мне возможности это сделать. А оркеструю я, конечно, зачастую в Вашем вкусе: альты, английский рожок, арфа флажолетами, сelesta, допускаю и скрипки, но, конечно, divisi и непременно с сурдинками. Оркестровку II действия довел до конца, а черновик III закончил 2 августа в 10 ч. 50 м. вечера. Уверяю вас, что многое Вам понравится, хотя в эту минуту вижу Ваш взгляд, выражающий: «шутишь, не надуешь нас небось!» Разве Вы не знаете, что у Вас такой взгляд существует и давно мною подмечен? После, когда Вы присмотритесь, прислушиваетесь и поразберетесь, — то прихоvдите в дикий восторг и заносите во входящий журнал, но пока Вы во вкус не вошли, у Вас является не простое равнодушие, а какое-то недоверие, дружеское, конечно.

Вл. Ив., который приезжал к нам в Любенск, сказал, что Вы уехали или собираетесь уехать опять под Невель; это тоже было причиной, что прозевав первые дни после получения Вашего адреса, я опять-таки не писал Вам, зная, что Вас нет в Питере. В. И. сказал также, что Вы решили окончательно не приезжать в Любенск. Это печально и требует перерешения. До 1-го сентября мы во всяком случае в Любенске и если бы Вы все-таки приехали — было бы хорошо.

Итак, не сердитесь во всяком случае за мое долгое молчание и не приписывайте его несуществующим причинам. Ваше письмо было без подписи, но я подпишусь все-таки хотя бы аккордом из «Петушка».

 

29. Ястребцев —Римскому-Корсакову

Петербург, 18 августа 1907 г.

 

Высокоуважаемый и добрейший Николай Андреевич!

Получив Ваше письмо 16-го августа, в день рождения моего сынишки, я — сегодня, в день своего рождения, отвечаю Вам на него! Во-первых, страшно рад, что наконец получил от Вас давно ожидаемое письмо, и, во-вторых, что Вы окончили (хотя и не вполне) Вашего, наверно — «Золотого» (!)… «Петушка»1… Одно, что меня огорчило, это, что Вы допускаете во мне какое-то «недоверие», хотя бы и дружеское… к Вашим композиторским дарованиям (?!) и какой-то «дикий» восторг к ним после того как я их изучу (?!), тогда как именно этой-то дико­сти в моем восхищении Вашими произведениями, как нарочно, и нет, да и не может быть, раз я восторгаюсь ими не из вежливости и не сгоряча, а лишь после основательного ознакомления с ними. Что же касается того, что Вы зовете недоверием, — то и оно, в сущности, есть не что иное, как лишь слишком строгий и крупный масштаб, с которым я приступаю к слушанию Вашей музыки и только! В общем же громадное Вам спасибо за письмо!

 Горячо любящий Вас

 В. Ястребцев

 

1 См. прим. 6 к письму 22.

 

 

В апреле 1908 г. у Римского-Корсакова обострились приступы удушья (начавшиеся летом 1906 г.) и уже ему самому и его родным стал понятен их неотвратимый характер. Композитор свято выполнял указания врачей: перестал курить (а был страстным курильщиком,  держал постоянного набивщика папирос), отказался от кофе, который любил настолько, что каждый раз после его пития произносил шутливую молитву: «Боже, спасибо Тебе, что Ты сотворил кофе». Много сил отнял у него «Золотой петушок», в особенности из-за цензурных вмешательств в либретто (постановки оперы он так и не дождался — премьера состоялась в театре Зимина в Москве 24.IХ.1909 г.).

Последний приступ настиг Николая Андреевича в ночь с 7 на 8 июня 1908 г. в Любенске, где он уже более двух недель находился на отдыхе вместе с семьей. Накануне он долго гулял по саду, любовался цветением яблонь и сирени, солнечным закатом; после вечернего чая поиграл немного на рояле. Позже близкие вспоминали, что он оживленно беседовал с ними днем и перед отходом ко сну — о своем кругосветном учебном плавании на клипере «Алмаз», о судьбе «Золотого петушка» и повседневных проблемах. В комнатах меж тем, несмотря на настежь открытые окна, становилось все более душно. И внезапно в молочном июньском небе сверкнули молнии, громыхнуло совсем близко, и разразился подобный ливню водопад... Всю его грудину сковала такая боль, что он не мог набрать и толику воздуха, — в половине третьего ночи земная жизнь его закончилась.

 

Публикация, подготовка текста,
вступительная заметка, сопроводительный
текст и примечания Людмилы Барсовой