ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Михаил Окунь

БРАЖНИК

Вот бражник сумерки взрезает,

Вращая мертвой головой,

И вожделенно запускает —

Куда захочет — хобот свой.

Украшен жемчугами ночи,

Он полосат и мохновит.

Он бабочек ночных  не хочет,

Взалкав изысканных сильфид.

Его душа полна соблазнов,

Теней его невинных жертв.

Он изощрен в любовях праздных,

Лишь поманит — и ты уж мертв.

Летит, летит ужасный бражник,

Во тьме запутывая след,

И отощавший свой бумажник

Сжимает, словно пистолет.

* * *

Снился бывший сослуживец Мацкин

Со своей башкой из поролона.

Просто так дурные сны не снятся.

Значит, и от Мацкина Леона

Что-то заскочило в подсознанье...

То ли кульман кривобокий, то ли

Пиджачок немаркий, в мелкий рубчик,

Песенка дурацкая «Parole»...

В общем, Леня тот еще был субчик.

* * *

Вот откроют наши коммуналки

Нараспашку, и экскурсоводы

Повлекут сквозь быт, родной и жалкий,

Стаи понаехавших народов.

Это — прокопченной кухни яма.

Кран один, но всем — отдельный столик.

Графики дежурства прут из рамок

(Клал на них Витюля-алкоголик).

Там велосипед торчит из стенки.

Швейная машинка? — тети Насти ж!

Где футбол наш, сбитые коленки?..

Отворяй, Сергей! Иосиф, настежь!

ЦВЕТЫ

Купил у входа шесть искусственных цветов,

Почему-то воняющих каплями мяты.

Спрашиваю у одного из продавцов:

«Почему они  у вас помяты?»

«Это как раз еще ничего! —

Отвечает он, моргая слезящимся глазом. —

Чтобы  распрямились все до одного,

Мы их всю ночь держали над газом».

Газ горел, ночь тянулась, тоска...

Но работать надо четче.

Экономили, скряги, наверняка,

Подкручивали газовый счетчик.

Я посмотрел на этих людей,

Одетых в буро-зеленые плащи, —

Вылитые крокодилы!

Где взять другие цветы? — ищи-свищи!

Воткнул шесть проволочных стеблей

В сырую землю могилы.

* * *

Когда безвестный сумасшедший

Рванул внезапно под машину,

Стоявший у окна Приспешнев

(Чертежник) выронил рейсшину.

Карета скорой подлетела.

Ему бы выпить граммов двести...

Он щупал собственное тело

И представлял себя на месте

Того... Так что же миром правит? —

Зачем твердил он эту быль:

«Все жду: кого-нибудь задавит

Взбесившийся автомобиль...»

* * *

На Кузнечный, за творогом — утром,

Вечерами обычно — в разлив.

Возвращение из Петербурга…

Был ни снежен февраль, ни дождлив.

Проходными плутал, понимая,

Что не встретишь знакомых здесь лиц.

Только серая липа хромая,

Скверик, ввинченный в землю под шлиц.

И теперь, чтобы в памяти детской

Окончательно я не застрял,

«Дай мне срок!» — как в той фильме советской

Непутевый герой повторял.

* * *

Напряжена страна

На выезде и въезде.

А человек без сна

Сидит в чужом подъезде.

Он на витраж глядит,

Что на Большом проспекте.

И безразличен быт

Ему в любом аспекте.

На старом витраже

Причудливы павлины.

Земную жизнь уже

Пройдя до половины,

Он выйдет из дверей

На зимний дождь под утро —

По лужам фонарей,

По пленкам перламутра…