ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Елена Пудовкина

* * *

Вся жизнь умещается в прочерк

От даты рожденья до смерти.

И все, что себе напророчил,

И все, что когда-то наметил,

Как хвоя с поваленной ели —

Осыпалось. А уцелела

Лишь черточка — знак переправы,

Где вечность и слева и справа.

* * *

Слезы, омывающие душу,

в небесах, наверное, осушат,

ибо, прямо в небо улетая,

эти слезы, серебристой стаей,

опускаются к тому подножью,

где одна надежда — милость Божья.

* * *

Любовь и боль неразделимы,

и вот хватаю воздух ртом

в немой — как рыба — пантомиме,

как рыба, бьющая хвостом.

Исчезло то, что жизнью звалось,

то, в чем резвились дух и свет.

Кто знает, сколько там осталось

агонизирующих лет?

Как рыбе без воды, как птице

с крылом подбитым, как сосне,

которой не в чем укрепиться,

так без любви живется мне.

Концерты в Мариинском

1

Взывает музыка к небесам

из недр концертного зала.

Орга`н над собою возводит храм

без стекла и металла.

Дело привычное. Органист,

как каменщик, ноту с нотой

скрепляет. И зритель, насквозь лучист,

следит за его работой.

2

А там вороньей шубою…

О. Мандельштам

От века нынешнего в музыку уйдем,

лишившись и пристанища и суши

под звуковым серебряным дождем,

что заполняет легкие и душу.

Над городом встает звучащий сад,

где каждое растение танцует.

Флейтист, не возвращай меня назад,

пусть музыка судьбу перелицует.

Вороньей шубой стану — не беда:

висят в прихожей оперенья птичьи

от тех из нас, кто выпорхнул туда,

где встретят, невзирая на обличье.

* * *

Нет попутчика, чтобы ходить и читать стихи,

вспоминая поэтов давно ушедших и живших рядом,

а из тех, что были, — любимых, смешных, бухих –

никого не осталось в пределах взгляда.

Нет попутчика, чтобы пройти вдвоем по Неве

и увидеть ответный свет, в глубине мелькнувший,

и как ангел на шпиле крутнулся, зарозовев.

Нет попутчика, чтобы хотелось молчать и слушать,

чтобы не говорить, а забыться и воспарить,

ни прохожих, ни их улыбок не различая,

а лишь те огоньки, что горят внутри.

Больше нет у меня попутчиков, кроме чаек.

Правитель

Движимый не разумом, но страстью,

он и сам находится во власти

тех стихий, что ввысь возносят круто.

Взлет его для вечности — минута.

Как комета — ни тепла, ни света…

Но завороженно вся планета

наблюдает за блестящей точкой,

по небу летящей в одиночку.

За блестящей точкой наблюдает

и о страшном будущем гадает.

Страстная неделя

Предадут друзья. Отречется Петр.

Разбегутся ученики.

Будут крестный путь и кровавый пот,

и бескрайняя тьма тоски.

Но сильнее всех нестерпимых мук

не из острых терний венец,

а тот самый страшный вскрик: «Почему

Ты оставил Меня, Отец?»

Тело жаждет пить. А душа — любви.

И она не замедлит, нет.

За последним вздохом — «Благослови», —

«Совершилось», — выдох вослед.

* * *

Старость дается нам, чтобы успеть сказать

«Благодарю Тебя, даровавшего жизнь и свет»

и чтобы на склоне лет, оборотясь назад,

в том, что звалось судьбой, Твой обнаружить след.

Старость дается нам, чтобы сказать «Прости»

и самому простить всех причинивших боль,

чтоб камушки злых обид, встречавшихся на пути,

рассыпавшись, проросли в чернику и гоноболь.

Старость дается нам, как радуги дивный мост,

связующий детство и такую близкую даль.

Недостижим и крут — подъем оказался прост,

как выдох и вздох, когда себя самоё не жаль.