ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Юрье Кокко
Росянка ибронзовый медведь
Я бродил по маленькому болоту сфотоаппаратом впоисках новых
сюжетов инаткнулся на росянку— красивое насекомоядное растение рубинового,
зеленого ижелтого цветов. Если бы росянка была большего размера, она, возможно,
пользовалась бы популярностью как декоративное растение, так как вней таится
что-то экзотическое. Тогда она, пожалуй, была бы хороша ивкачестве ловушки
для мух, даже полезна.
К тому же она неприхотлива ивынослива. Я взял ссобой пару
особей, положил их на блюдце ипоставил на балконные перилла на втором этаже
усадьбы, вкоторой нас расквартировали. Растение прекрасно себя чувствовало
ине увядало, хотя иногда я забывал дать ему воды.
Компанию росянкам составлял маленький бронзовый медведь сбронзовой
бабочкой на шее. Умедведя был довольно глупый вид, инеудивительно. Он
был изрешечен пулями. Кто использовал его вкачестве мишени ипоставил
на перилла, я не знал. Он просто сидел там исмотрел.
Пожалуй, мишке было даже грустно.
Десятки лет он сидел скрасивой бронзовой дамой на прибрежном камне впоселке
Ваммелсуу[1]. Аэто ведь
нелегко, сидеть годы напролет— изимой тоже— содной итой
же женщиной на берегу Финского залива. Медведь был частью скульптуры, которую один
гулящий русский князь установил впамять
освоей верной жене. Дело втом, что князь оставил свою жену здесь на
Перешейке иотправился вПариж веселиться сдевочками. Жена сидела на камне иждала мужа. Когда
князь, пресыщенный иуставший от девочек ишампанского, вернулся, жена
уже умерла. Так рассказывали.
Я смотрел на медведя ирастение, испустя некоторое время
вмоем воображении возник сюжет ошмелиной матке иросянке. Придуманная
мной история, правда, не повторила легенды омедведе. Уменя матка предстала
этакой Мессалиной сее многочисленными трутнями, одному из которых надоела
неутомимая страсть шмелиной королевы, он сбежал ивлюбился вросянку.
Но росянка тоже была не промах. Наоборот. Трутню пришел бы конец, если бы Песси
не спас его от чар растения.[2]
И все-таки история родилась благодаря медведю.
Я все ждал, что какое-нибудь более или менее крупное насекомое сядет
на росянку. Но напрасно. Вловушку манящих листьев растения попадались только
крошечные крылатые. Наконец мне надоело, ия положил на лист росянки толстую
муху. Долго ждать не пришлось— длинные, торчащие встороны волоски листа
потянулись кзастрявшему вклейкой жидкости насекомому.
На верхнем балконе усадьбы я мог спокойно писать свою сказку ипринимать
солнечные ванны. Правда, там мы были для врага, как на ладони. Сбалкона открывалась
панорама Финского залива иКронштадта. Из-за деревьев не было видно находившегося
вмили от нас форта «Тотлебен», скоторого, конечно, хорошо была заметна
широкая крыша нашей большой усадьбы. Но стоило только залезть на подлокотник стоявшего
на балконе дивана, как можно было увидеть и«Тотлебен», аесли посмотреть
вбинокль, то иразличить слоняющихся там врагов. Другими словами, мы
не особенно скрывались ине особенно маскировали здание подразделения, обслуживающего
полк.
Дом находился на видном, открытом месте. Никакой альтернативы на случай
обострения ситуации унас не было. Унас даже не было убежища, вкотором
мы могли бы укрыться во время артиллерийского обстрела или воздушной бомбардировки.
Мы не хотели показывать, что чувствовали себя по меньшей мере неуверенно.
Врач истоматолог не жили вздании обслуживающего подразделения.
Они не выносили нашего начальника. На мой взгляд, он вовсе не был безнадежен. Правда,
он любил поорать, пользуясь своим положением, ипоэтому-то солдаты не особенно
им восхищались. Некоторые удивлялись, как мне удается сним ладить. Уменя
был свой козырь.
Когда я пришел вполк, начальник обслуживающего подразделения сразу
дал мне понять, что ребята из ветеринарного перевязочного пункта— самая дрянная
ине годная кслужбе шайка, позорное пятно на всем полку.
Я исам был слегка растерян, когда впервый раз заглянул вперевязочный
пункт. Все солдаты, кроме сержанта, вели себя так, будто меня ине было впомещении.
Кто лежал вкуче сена, кто подпирал собой денник. Я назначил на следующее утро
выступление перед рядовыми ипроизнес примерно такую речь:
— Бойцы! Когда я вчера увидел вашу компанию, мне стало очень грустно.
Если бы кто-нибудь из вас рявкнул: «Доброе утро,
батя!», я бы даже обрадовался. Думаете, мне самому здесь не надоело так же,
как ивам? Но если вы будете вести себя так идальше, то нам всем станет
еще хуже. Амне вообще достанется больше остальных. Этот ваш начальник вполне
себе сносный человек. Но если вы не приободритесь, не будете приветствовать офицеров,
как должно солдатам, вэтом обвинят меня. Втом числе ипотому, что
я абсолютно гражданский, так как не служил вармии. Если вы хорошенько подурачитесь,
отдавая честь начальству,— думайте при этом, что хотите— меня похвалят,
ивы будете ввыигрыше. Ведь если что-то случится, я, пользуясь своим
авторитетом, смогу устроить иваши дела.
Начальник обслуживающего подразделения не переставал мне удивляться.
— Каким чудом ты, не имеющий никакого отношения квоинской
службе, смог добиться таких перемен вэтом сброде?— спрашивал он меня
постоянно.
И каждый раз я отвечал:
— Дисциплина, военная дисциплина, товарищ капитан.
Начальник не верил иподозревал, что уменя был какой-то свой
фокус. Вот бы он присутствовал втот момент, когда я самым наглядным образом
продемонстрировал свое полное невежество ввоенном деле.
Однажды сержант спросил мое мнение относительно приказа устроить солдатам
«консервы», как он выразился.
— Устроить консервы!— выкрикнул я немного растерянный. Я,
видите ли, думал, что «консервы»— это еда. Идобавил:— Ая
вот уже две войны[3] удивляюсь, где же эти консервы. Вот бы
поесть маринованной салаки! Я за две войны ихвоста рыбьего не видел.
Мои подчиненные разразились громким хохотом, асержант объяснил
мне, что «консервы» означают строевую подготовку. Ее еще называют «акцизом». Но
разве нуждается в«акцизе» самая образцовая рота полка? Одного рапорта начальству
было достаточно.
В двухстах метрах от нашего дома волны Финского залива накатывали на
прекрасный песчаный берег. Но туда нельзя было ходить. Мог прогреметь форт «Тотлебен»,
итогда осмелившийся на такую вылазку услышал бы звук выстрела втот же
самый момент, когда его нога уже навечно ступала на песок еще более прекрасного
дола. Поэтому, приняв солнечные ванны на балконе, мы отправлялись кдворовому
колодцу, набирали ведро воды ивыливали его на себя.
В течение всего дня снашей делянки не слышалось ни выстрела. Зато
вюжной части залива едва ли становилось тихо. Лето было вразгаре, иптенцы
черного стрижа уже начали летать. Целые семейства этих птиц ссаблевидно изогнутыми
крыльями носились эскадрами, очевидно, учась ловить насекомых. Они пикировали, резко
выравнивались над моей головой иснова свизгом взмывали вверх. Я сидел
внижнем былье за своей рукописью иписал опразднике весенней ночи,
который устроили бабочки вкустах волчеягодника, как вдруг …
Что произошло, я понял только спустя некоторое время. Единственное,
что я помню,— это как я бежал по двору— куда, не знаю— иуслышал
рядом голос, который сказал:
— Куда это капитан так спешит?
Я обернулся, остановился иувидел нашу дородную повариху, которая,
облокотившись оподоконник окна на кухне, наблюдала как красивый летний день
постепенно переходит ввечер.
— Твою м…,— вырвалось уменя.
Недолго думая, я бросился прочь. Меня удивляло, что я совсем не помнил,
как добрался по петляющим коридорам от балкона до входной двери ипобежал.
Стол на балконе был перевернут, бумаги вбеспорядке валялись на полу, который,
как истена, был усеян свежими следами от осколков.
Это был единственный выстрел за весь день, больше не стреляли. Что сосед
хотел сказать той одинокой шрапнелью? Казалось невозможным, что они меня откуда-то
высмотрели— вероятно, из Красноармейска вполутора милях— ирешили
немного напугать. Влюбом случае происшествие стало внезапным пробуждением—
возвращением из сказочной весенней ночи всуровую действительность.
Перевод с финскогоЯрославыНовиковой
Юрье Кокко (1903—1977) ‒ писатель, ветеринар, защитник природы,
фотограф. Автор учебника анатомии ифизиологии домашних животных (1932). В1941 г.
вышла драма «Поддерживайте огонь. Пьеса спередовой Финской войны
1939—1940» (1939—1940). Сказка «Песси иИллюзия» (1944) стала одной из наиболее
популярных детских книг вФинляндии, продолжающей переиздаваться ив2000‑е
гг. Обстоятельства создания произведения описаны вкниге воспоминаний «Война
исказка» (1964). Кокко утверждал, что, контактируя сприродой вдетстве,
человек получает лучший старт для своей жизни. Согласно Кокко, тоска по природе—
это часть человечности.
1. Ныне
поселок Серово всоставе Курортного района города Санкт-Петербурга. (Здесь
идалее примечания переводчика.)
2. Имеется
ввиду сказка Юрье Кокко «Песси иИллюзия» (Pessi ja Illusia, 1944), повествующая
олюбви тролля Песси идевочки-эльфа Иллюзии, оприроде ивойне.
Автор работал над рукописью в1941—1944 гг. во фронтовых условиях советско-финской
войны продолжения. История ошмелиной матке иросянке вошла вкнигу.
3. Зимняя война 1939—1940 гг. исоветско-финская война-продолжение 1941—1944 гг.
| 
