ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Амалия Смит

Марбл

Даниэль нашел ее в земле.

Он нашел ее при раскопках и смел с нее землю. Он собрал отдельные фрагменты, тщательно зафиксировал информацию о сохранившихся пигментах: как они распределялись на ее одежде и коже. Ее сине-зеленые глаза. Ее губы, красные, как кораллы. Он высек из мрамора новые фрагменты и заделал ими фигуру в тех местах, где материал оригинала не удалось отыскать.

Ее зовут Марбл, от слова «мрамор». Даниэль называет ее Мэгги.

— Мэгги.

Тело наполняется кровью, способной течь в любых направлениях.

Даниэль укладывает ее на кровать. Он спрашивает ее, какие чувства это вызывает — быть ею. Она рассказывает, что ее уши — маленькие микрофоны. Когда он гладит мочку ее уха, то раздается звук, как будто ветер гуляет в ветрозащитном чехле. Теперь кровь приливает к ногам.

Даниэль ложится, и Марбл поворачивается к нему лицом. Правой рукой она берет его за левую ягодицу и притягивает к своему бедру. Его левая рука сжимается вокруг ее правой груди.

Она отыскивает его рот в темноте, источник которой — ее собственные закрытые глаза. Поцелуй такой глубокий и подлинный, словно очень медленно открываешь языком бездну. Массируешь ее.

Марбл прячет язык.

— Даниэль, что ты видишь за закрытыми веками? — спрашивает она.

— Орхидеи, — говорит он и всматривается как следует. — Они распределены по гигантским оранжереям. И светящиеся трубки, из которых выдавливается янтарно-желтый мед. Руку, вдавливающую кусочки угля и коралла в песок на длинном белеющем побережье. И краски, перетекающие в другие краски, быст­ро и почти незаметно.

— Я вижу скульптуры, когда закрываю глаза, — говорит Марбл. — Ярко раскрашенные античные статуи. Не какой-то один цвет, а целую гамму насыщенных красок, нанесенных на поверхность. Полихромия, избыточность цвета.

— Цвет не может быть избыточным, — говорит Даниэль.

— И на поверхности его не может быть, — говорит Марбл.

Тут луна выливает на пол целое окно света. Марбл встает с кровати, садится на полу и смотрит на лунное окно.

Она закуривает и выдыхает белый дым в лунный свет. Дым ничем не пахнет. Она протягивает сигарету Даниэлю в постель. Они курят по очереди.

Ладонь Марбл прижата к подбородку, а сигарета втиснута в мягкие складки кожи между пальцами.

— Форма вечна, — говорит она. — И материал вечен. И там, где они встречаются, начинается время.

Даниэль выдувает из дыма фигуру, напоминающую голову лошади.

— Можно высечь форму из мрамора и отправить ее в путешествие через века, — говорит он. — Она будет беспрестанно искать свое место в мире.

— Да, — говорит Марбл и дует на лошадиную голову. — Но краски с нее сойдут.

Дорогая Лайла,

если поверхность есть то место, где кончается предмет, то там едва ли можно что-то сохранить. Когда пытаешься придать ей определенность, она становится все тоньше и тоньше, пока не потеряет свой физический объем и не превратится в идею. Поверхность, по всей видимости, все время движется в сторону нематериального.

И в то же время мы встречаемся с действительностью благодаря ее поверхностям, мы соприкасаемся с внешним слоем всех вещей, и всегда только с ним, посредством рефлексии, отзвука, прикосновения. Разве мы соприкасаемся только с идеями? Только их мы пытаемся достичь своими чувствами и вечно будоражим?

Мы с Даниэлем ходили сегодня вниз, к порту, там в бывшем пакгаузе — коллекция гипсовых копий скульптур. Мы хотели увидеть вблизи отлитые поверхности. Когда копируешь какую-то форму в гипсе, то следишь, чтобы между формой и гипсом не оставалось воздуха. Потом в этой гипсовой полости отливается копия. Так что получается, форму копируют по ее нематериальной поверхности.

Коллекция — это три этажа, заставленные копиями шедевров западноевропейской скульптуры. Мы бродили между копиями, словно известные образы вокруг нас были не из гипса. Скульптурная группа Лаокоона с сыновьями, Венера Милосская и прочие. Форма отзывалась через гипс эхом, говоря: «Ты уже видел меня прежде». Я очень прониклась и не могла оторваться от гипса, все прикасалась к нему. Я думала: «Гипс не ведает, что он воплощает, но в принципе он способен воплотить что угодно».

А Даниэль вычленил что-то черное в складках скульптур и сказал: «Это время».

И еще: у головы лошади с фронтона Парфенона блестят губы, потому что гипс сохранил следы рук, которые к нему прикасались.

Поверхности копий имеют свою историю. Копии были выставлены в Академии художеств, где на них скапливалась пыль, и их красили белой краской, вместо того чтобы чистить, а потом — в Государственном музее искусств. Их посчитали достаточно ценными, для того чтобы вновь и вновь браться за них, восстанавливать и реставрировать.

Я сказала: «Но все эти скульптуры созданы бесцветными. Нет ни следа краски».

Однако потом мы заметили греческих кор^[1], которые были раскрашены прямо по гипсу. И фрагменты фронтона афинского Акрополя, выполненные в цвете Анной Мари Карл-Нильсен^[2]: Тифон и голова быка.

Так что не все было бесцветным.

Анна Мари Карл-Нильсен!

Передай там от меня приветы в Нью-Йорке.

Марбл

— Цифровая трехмерная модель построена из поверхностей. В трехмерном пространстве нет ничего монолитного. Ничего текущего или эфирного. «Нельзя смоделировать ландшафт, не обладая поверхностями», — говорит 3D-аниматор.

Однако это именно то, чего хочет Марбл, — ландшафта, лишенного поверхностей. «Незаполненное пространство не имеет поверхностей», — говорит аниматор и показывает на монитор.

На мониторе темно-серая поверхность. Три цветных оси — зеленая, синяя и красная — ведут каждая в свою сторону из точки в центре экрана. Оси отмечают ширину, высоту и глубину.

3D-аниматор может проникнуть в трехмерный план на мониторе при помощи мыши и клавиатуры. Увеличить или уменьшить его. Обрезать или вытянуть. Оживить его и заставить говорить.

— Пустое пространство — это слишком много, — говорит Марбл. — Все это точки, из которых пустота указывает на саму себя.

— Ладно, — говорит девушка-аниматор и создает сферу размером с шарик для настольного тенниса, потом сильно уменьшает ее и копирует миллион раз. Она распределяет их в пространстве по алгоритму случайного выбора. Вместе они образуют нечто похожее на пар. Пар белый, на антрацитово-сером фоне.

— Спасибо, — говорит Марбл, — через этот пар я и двинусь.

— Удачной прогулки, — говорит аниматор.

Марбл движется по этому ландшафту из пара, который предстает ландшафтом без поверхностей.

Пар ни влажный, ни сухой, он беззвучен и лишен запаха. Он сгущается или растекается с произвольностью ландшафта.

Потом из ландшафта проступает лицо. Женское лицо с тонкими губами и дружелюбным, ясным взглядом. Это примитивная анимация.

Она парит перед Марбл, не произнося ни слова.

Перевод с датского Егора Фетисова

Амалия Смит — датская писательница и художник. Закончила школу писательского мастерства в 2009 г. и магистратуру Датской Королевской академии художеств в 2015 г. В литературе дебютировала в 2010 г. После этого у Смит вышли 6 художественных книг, в которых она комбинирует текст и фотографии. Роман «Марбл», тема которого — мраморные античные скульптуры, поверхность которых некогда раскрашивалась, был издан осенью 2014 г. В 2015 г. Амалия Смит получила за свою деятельность писательницы и художника Премии кронпринца Фредерика и принцессы Мэри.

1. Кора — наименование типа древнегреческой скульптуры периода архаики, изображение женщины (всегда молодой) в статичной позе, одетой в традиционную греческую одежду, с улыбкой на устах (примеч. пер.).

2. Анна Мари Карл-Нильсен (рожд. Anne Marie Brodersen; 1863—1945) — датский скульптор (примеч. пер.).