ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Амалия Смит
Марбл
Даниэль нашел ее в земле.
Он нашел ее при раскопках и смел с нее землю. Он собрал отдельные
фрагменты, тщательно зафиксировал информацию о сохранившихся пигментах: как
они распределялись на ее одежде и коже. Ее сине-зеленые глаза. Ее губы, красные,
как кораллы. Он высек из мрамора новые фрагменты и заделал ими фигуру в тех
местах, где материал оригинала не удалось отыскать.
Ее зовут Марбл, от слова «мрамор». Даниэль называет ее Мэгги.
— Мэгги.
Тело наполняется кровью, способной течь в любых направлениях.
Даниэль укладывает ее на кровать. Он спрашивает ее, какие чувства это
вызывает — быть ею. Она рассказывает, что ее уши — маленькие микрофоны.
Когда он гладит мочку ее уха, то раздается звук, как будто ветер гуляет в ветрозащитном
чехле. Теперь кровь приливает к ногам.
Даниэль ложится, и Марбл поворачивается к нему лицом. Правой
рукой она берет его за левую ягодицу и притягивает к своему бедру. Его
левая рука сжимается вокруг ее правой груди.
Она отыскивает его рот в темноте, источник которой — ее собственные
закрытые глаза. Поцелуй такой глубокий и подлинный, словно очень медленно открываешь
языком бездну. Массируешь ее.
Марбл прячет язык.
— Даниэль, что ты видишь за закрытыми веками? — спрашивает
она.
— Орхидеи, — говорит
он и всматривается как следует. — Они распределены по гигантским оранжереям.
И светящиеся трубки, из которых выдавливается янтарно-желтый мед. Руку, вдавливающую
кусочки угля и коралла в песок на длинном белеющем побережье. И краски,
перетекающие в другие краски, быстро и почти незаметно.
— Я вижу скульптуры, когда закрываю глаза, — говорит Марбл. —
Ярко раскрашенные античные статуи. Не какой-то один цвет, а целую гамму насыщенных
красок, нанесенных на поверхность. Полихромия, избыточность цвета.
— Цвет не может быть избыточным, — говорит Даниэль.
— И на поверхности его не может быть, — говорит Марбл.
Тут луна выливает на пол целое окно света. Марбл встает с кровати,
садится на полу и смотрит на лунное окно.
Она закуривает и выдыхает белый дым в лунный свет. Дым ничем
не пахнет. Она протягивает сигарету Даниэлю в постель. Они курят по очереди.
Ладонь Марбл прижата к подбородку, а сигарета втиснута в мягкие
складки кожи между пальцами.
— Форма вечна, — говорит она. — И материал вечен.
И там, где они встречаются, начинается время.
Даниэль выдувает из дыма фигуру, напоминающую голову лошади.
— Можно высечь форму из мрамора и отправить ее в путешествие
через века, — говорит он. — Она будет беспрестанно искать свое место в мире.
— Да, — говорит Марбл и дует на лошадиную голову. —
Но краски с нее сойдут.
Дорогая Лайла,
если поверхность есть то место, где кончается предмет, то
там едва ли можно что-то сохранить. Когда пытаешься придать ей определенность, она
становится все тоньше и тоньше, пока не потеряет свой физический объем и не
превратится в идею. Поверхность, по всей видимости, все время движется в сторону
нематериального.
И в то же время мы
встречаемся с действительностью благодаря ее поверхностям, мы соприкасаемся
с внешним слоем всех вещей, и всегда только с ним, посредством рефлексии,
отзвука, прикосновения. Разве мы соприкасаемся только с идеями? Только их мы
пытаемся достичь своими чувствами и вечно будоражим?
Мы
с Даниэлем ходили сегодня вниз, к порту, там в бывшем пакгаузе —
коллекция гипсовых копий скульптур. Мы хотели увидеть вблизи отлитые поверхности.
Когда копируешь какую-то форму в гипсе, то следишь, чтобы между формой и гипсом
не оставалось воздуха. Потом в этой гипсовой полости отливается копия. Так
что получается, форму копируют по ее нематериальной поверхности.
Коллекция —
это три этажа, заставленные копиями шедевров западноевропейской скульптуры. Мы бродили
между копиями, словно известные образы вокруг нас были не из гипса. Скульптурная
группа Лаокоона с сыновьями, Венера Милосская и прочие. Форма отзывалась
через гипс эхом, говоря: «Ты уже видел меня прежде». Я очень прониклась и не
могла оторваться от гипса, все прикасалась к нему. Я думала: «Гипс не
ведает, что он воплощает, но в принципе он способен воплотить что угодно».
А Даниэль вычленил что-то
черное в складках скульптур и сказал: «Это время».
И еще: у головы лошади
с фронтона Парфенона блестят губы, потому что гипс сохранил следы рук, которые
к нему прикасались.
Поверхности копий имеют
свою историю. Копии были выставлены в Академии художеств, где на них скапливалась
пыль, и их красили белой краской, вместо того чтобы чистить, а потом —
в Государственном музее искусств. Их посчитали достаточно ценными, для того
чтобы вновь и вновь браться за них, восстанавливать и реставрировать.
Я сказала: «Но все эти
скульптуры созданы бесцветными. Нет ни следа краски».
Однако потом мы заметили
греческих кор[1], которые были раскрашены прямо по гипсу. И фрагменты
фронтона афинского Акрополя, выполненные в цвете Анной Мари Карл-Нильсен[2]: Тифон и голова быка.
Так что не все было бесцветным.
Анна Мари Карл-Нильсен!
Передай там от меня приветы
в Нью-Йорке.
Марбл
— Цифровая трехмерная модель построена из поверхностей. В трехмерном
пространстве нет ничего монолитного. Ничего текущего или эфирного. «Нельзя смоделировать
ландшафт, не обладая поверхностями», — говорит 3D-аниматор.
Однако это именно то, чего хочет Марбл, — ландшафта, лишенного
поверхностей. «Незаполненное пространство не имеет поверхностей», — говорит
аниматор и показывает на монитор.
На мониторе темно-серая поверхность. Три цветных оси — зеленая,
синяя и красная — ведут каждая в свою сторону из точки в центре
экрана. Оси отмечают ширину, высоту и глубину.
3D-аниматор может проникнуть в трехмерный план на мониторе при
помощи мыши и клавиатуры. Увеличить или уменьшить его. Обрезать или вытянуть.
Оживить его и заставить говорить.
— Пустое пространство — это слишком много, — говорит
Марбл. — Все это точки, из которых пустота указывает на саму себя.
— Ладно, — говорит девушка-аниматор и создает сферу
размером с шарик для настольного тенниса, потом сильно уменьшает ее и копирует
миллион раз. Она распределяет их в пространстве по алгоритму случайного выбора.
Вместе они образуют нечто похожее на пар. Пар белый, на антрацитово-сером фоне.
— Спасибо, — говорит Марбл, — через этот пар я и двинусь.
— Удачной прогулки, — говорит аниматор.
Марбл движется по этому ландшафту из пара, который предстает ландшафтом
без поверхностей.
Пар ни влажный, ни сухой, он беззвучен и лишен запаха. Он сгущается
или растекается с произвольностью ландшафта.
Потом из ландшафта проступает лицо. Женское лицо с тонкими губами
и дружелюбным, ясным взглядом. Это примитивная анимация.
Она парит перед Марбл, не произнося ни слова.
Перевод с датского Егора Фетисова
Амалия Смит — датская
писательница и художник. Закончила школу писательского мастерства в 2009 г. и
магистратуру Датской Королевской академии художеств в 2015 г. В литературе
дебютировала в 2010 г. После этого у Смит вышли 6 художественных книг, в
которых она комбинирует текст и фотографии. Роман «Марбл», тема которого —
мраморные античные скульптуры, поверхность которых некогда раскрашивалась, был
издан осенью 2014 г. В 2015 г. Амалия Смит получила за свою деятельность
писательницы и художника Премии кронпринца Фредерика и принцессы Мэри.
1. Кора
— наименование типа древнегреческой скульптуры периода архаики, изображение женщины
(всегда молодой) в статичной позе, одетой в традиционную греческую одежду, с улыбкой
на устах (примеч. пер.).
2. Анна Мари Карл-Нильсен (рожд. Anne Marie
Brodersen; 1863—1945) — датский
скульптор (примеч. пер.).
