ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Владимир Крюков

* * *

Как растроган, взволнован

я бывал поутру

опереньем кленовым

на летнем ветру.

И наверно, мечталось,

чтобы так же, спроста,

жизнь опять начиналась

с молодого листа.

В непогожую осень

повстречаю его,

вот он — тот, кто не просит

у судьбы ничего.

Он лежит, пятипалый,

безо всяких обид,

не тоской, не опалой,

а дождями прибит.

* * *

Стало скромней и строже,

стало тише и суше,

и на листы похоже

старой китайской туши.

Так, позабыв о лете,

росчерком точным, смелым,

отменив многоцветье,

пишут черным на белом.

* * *

Валерию Морозову

Все смелее и все проворнее

пожирает ветки огонь.

Помнишь: «Иглс», «Отель „Калифорния“»,

звуки — в небо, дыму вдогон.

Все вещицы — любимые самые —

гонит старый магнитофон,

а леса мои, небеса мои

обступают со всех сторон.

Опуская ладони в Ладогу,

я хотел запомнить тогда

воду с ласковою прохладою.

Светлой-светлой была вода.

И легко преклонял колени я

перед тайной вечной, большой.

«Мир как воля и представление» —

это сказано хорошо!

И не надо уже в Манеж вести

или в Русский музей меня,

если сердце щемит от нежности

к уходящим отблескам дня.

А когда, уже среди ночи встав,

буду долго глядеть из окна,

в этом опыте одиночества

в меру сил поможет луна.

* * *

Люблю появленье сороки.

А лучше — так двух или трех.

Разыгрывают белобоки

девический переполох.

Какие изящные птицы!

Гляжу я в окошко на них:

когда бы перевоплотиться

в одну из чудесниц таких…

Придут неизбежные сроки.

И утром какого-то дня

красавицы эти сороки

в сородичи примут меня.