ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Новые имена в литературе (Новые писатели).

М.: Фонд СЭИП, 2016

Осенью птицы улетают на юг, а молодые писатели слетаются в Липки. (Или «не-Липки», хотя на месте Сергея Филатова — организатора Форума — я бы зарегистрировал это слово как бренд.) Неслучайно их прозвали «Птенцами гнезда Филатова», ибо неворобьиная мысль именно там становится телесно-осязаемой, облачаясь в одежды из слов; именно там юные дарования проходят сквозь жернова мастер-классов, общаются, посещают встречи и круглые столы, пишут манифесты и… входят в литературу. Во всяком случае, гнездятся в литературных журналах^[1] — из леса созданных и ставших домом для юной поросли идущих на взлет пиитов, прозаиков, драматургов, критиков и детских писателей.

В очередном сборнике «Новые имена в литературе» — 83 автора, отмеченных мастерами прошедшего в 2015 году Форума.^[2] Будущее литературы или, если уйти от громких слов, ее отдаленная перспектива. Часть из них присутствуют в книге на птичьих правах — благодаря благодушию мастеров, не таланту. Хотя почти любой сборник — схрон мнимого и подлинного через запятую.

Но мне хотелось бы поговорить о живом — слове, которое пробивается сквозь страницы и тревожит восприятие — не о мандельштамовских соименниках прошлого, но — современниках настоящего и будущего.^[3]

Не знаю, будут ли говорить об участниках книги как о новом литературном поколении (о ком-то — несомненно!), но очевидно, что Форумы молодых писателей, семинары, совещания и другие проекты Фонда СЭИП его формируют. Может быть, не выпестовывая — писать невозможно научить, лишь читать, — но поддерживая, окружая ощущением нужности. Кто из авторов этой книги пополнит ряд зазвучавших имен форумчан (Беседина, Прилепина, Сенчина etc.) —
неизвестно. То, что они будут, — несомненно. Ведь даже в непогоду запретов кто-то из стаи перелетных птиц добирается до заветного юга. И возвращается — обновленным.

Потому, не ставя целью рассказать обо всех заслуживающих внимания авторах и текстах, сосредоточусь на некоторых — в которых верю, и которые уже стали или должны — уверен! — стать на крыло.

Рассказ Галы Узрютовой — «Как тебя зовут?» — сентиментально-символического толка, фоном которому — Великая Отечественная война. Внимание автора сфокусировано на образе медсестры Ануш, слепо верящей в своего Петьку и ждущей его с фронта. Тривиальный конфликт поднимается до уровня литературы в психологически убедительно выписанном эпизоде то ли сума­сшествия, то ли иллюзии, пленившей девушку. Ей начинает казаться — или это действительно так, — что платье, переданное Петькой через фронтового друга (а, может, и не было его, друга, может, Петька погиб и это — скорбная работа тронутого паволокой безумия сознания Ануш) — то самое, в котором она была в момент встречи с любимым, пропавшее в военные годы. И даже бабкин речной жемчуг представляется сливой, оставившей след в углу платья — маленьким пятнышком. Невозможность однозначного толкования позволяет сравнить рассказ с хорошим стихотворением, которое можно чувствовать, но нельзя объяснить до конца.

Мария Малиновская в стихотворении «Олигофрена, близнеца Христова…» к решению художественной задачи подходит иначе. Месседж о природе человеческих девиаций подан через нарочитую скупость внешних эффектов: «Олигофрена, близнеца Христова, / накрыли яслями, / чтобы гостям не показывать. / Он задохнулся. / О его воскресении, / конечно, никто не узнал. / На иконах / его не увидим: / положено / святое семейство изображать без урода. // <…> В одиночку / они рыщут по миру, / убивают и грезят. / А если встречаются, / своего подсказывает любовь, / заложенная в каждом из них / к собрату / в восполнение божьей…» Было бы наивно пытаться воспринимать околорелигиозную символику напрямик — напротив, делать это следует через маячки конкретно-предметного свойства, подчеркнутых композиционно и лексически. (Каждая строфа содержит отдельное послание — самоцельный фрагмент общего, — подводя к реализации замысла с нескольких сторон одновременно; это легко проследить на уровне словесных рядов). Энергетика текста не оторочена «бьющими наповал метафорами» — она в постепенном нарастании внутреннего конфликта, содержащегося в оппозиции норма/девиация, возникающей в сознании читателя. Анимационно я бы сравнил стихотворение с цветком, распускающим лепестки-смыслы, чтобы захлопнуть их в убедительно-акцентированной концовке («божьи дети»; сентенция, допускающая неоднозначное толкование, что еще больше обогащает текст), поймав восприятие в кувшинчик смыслов — подобно саррацении.

Мария Маркова максимально уплотняет лирическое пространство, работая на усложнение послания в условиях лексической простоты. При этом текст — возьмем для примера «Шевельнешь рукою, открывая…» — предполагает вдумчивое вчитывание и со-понимание. Сон и пробуждение, вокруг которого строится сюжет, — метафорической природы: «Я спала в слоистом одеяле / теплого течения, спала / в известковом розовом пенале – / белемнита мертвая игла, / но когда светало и алело, / замирало море за чертой, / из своей травы окаменелой / выходили тени за водой. // Существа бесчисленные, кто вы, / если нет ни прошлого, ни слова, / чтобы вас на белый свет извлечь, / если сон проходит между делом, / и душа никак не может с телом / сочетаться, превратившись в речь…» Маркова — поэт нюанса. Состояние сна здесь можно понимать и как до-жизненное, до-творческое; раз слова — в тенях, в отсветах и отзвуках бытия, даже в пустоте, после которой и возможна речь, очищенная от быта и — вслед за творцом — пробужденная.

Превращение обыденного в волшебное происходит в цикле сказок Анны Анисимовой «Город на пузатой речке». «Говорят, что Ажурную площадь связала Бабушка с шершавыми ладонями», «впереди вышагивают скамейки заслуженные — продавленные и исписанные» — образы зримые и теплые, живительные. И действительно: оживают улочки, лавочки, светофоры — город полнится жизнью. Для ребенка, прочитавшего сказки Анны, бытовые предметы перестанут быть незначительными, и сам город станет одушевленным. Это как у Агнии Барто в стихотворении о мишке с оторванной лапой. Главные слова поданы как бы между делом: «Все равно его не брошу, / Потому что он хороший» — и подспудно понимаешь, что друзей нельзя бросать, даже если с ними случилась беда, даже если они — игрушки.

Обращаясь к критическому разделу, отмечу небольшую, но емкую статью-эссе Анны Грувер «Ole» — о живописи Геннадия Олемпиюка. Перевод разговора в метафорическое пространство, переплетение образности и образов — достаточно смелый ход, требующий особой тонкости восприятия. Подача живописи через эмоции/впечатления — не только культурологическая, скорее литературная задача, которую Анна решает нетривиально. Картины обретают сюжет, образ, стиль; элементы книжной рецензии накладываются на фактологический фон и — придают объем невидимым читателю картинам. Текст преображает графический ряд, создавая межжанровое многомерное полотно.

Резонансная статья Игоря Дуардовича «Американская мечта русского поэта» затрагивает актуальную и отчасти болезненную тему — литературной эмиграции. Опубликованный несколько лет назад в «Арионе» (№ 2, 2015) текст вызвал смешанные отзывы — от практически полного неприятия в эмигрантских кругах (Игорь доказывал, что эмигрантской литературы как автономной единицы в мультикультурном мире не существует) до сдержанного, порой открытого одобрения в аутентичной языковой среде.

Этим список авторов, о которых хочется говорить, не исчерпывается. Но слова о словах еще придут; пока же назову «новых писателей», которые могут прозвучать и — звучат: Кристина Азарскова, Иван Волосюк, Мария Галкина, Александр Евсюков, Ксения Жукова, Константин Комаров, Антон Метельков, Елена Пестерева, Серафима Сапрыкина, Иван Стариков, Анастасия Строкина, Клементина Ширшова и др.

В конечном счете, птицу видно по полету, а писателя — по Слову. И следующей осенью, когда молодые да ранние литераторы слетятся в «не-Липки», будет копна слов и у соловья-поэта, и у вороны-прозаика — не только у тетерева-критика.

Владимир Коркунов

1. А мастер-классы в Липках — поясню для непосвященных — ведут редакторы «толстяков»: «Ариона», «Вопросов литературы», «Дружбы народов», «Звезды», «Знамени», «Москвы», «Нашего современника», «Невы», «Нового мира», «Октября» и др.

2. А также совещания молодых писателей Северного Кавказа.

3. Имеются в виду стихотворения 1924 года с нарративным отказом от среды: «Нет, никогда, ничей я не был современник… <…> О, как противен мне какой-то соименник» и дезавуирующим это заявление текстом 1931 года: «Пора вам знать: я тоже современник…»