1917

Владимир Черняев

Ораниенбаумское восстание:
великое и забытое

Когда говорят о Февральской революции, то помнят восстание Петроградского гарнизона, спорят о том, кто из гвардейцев восстал первым, волынцы или павловцы, обсуждают отречение от престола императора Николая II. Но в стремительном потоке тех дней из исторической памяти выпадает одно событие, удивительное и грандиозное, обеспечившее победу демократической революции, — Ораниенбаумское восстание, принявшее форму организованного похода мощно вооруженных запасных полков на помощь восставшим в столице.

Ораниенбаум (ныне — Ломоносов^[1]) — маленький, уютный, красивый город на южном побережье Финского залива, в часе езды на электричке от Санкт-Петербурга, напротив Кронштадта (в четырех километрах от острова Котлин). К началу 1917 года Ораниенбаум (в народе называли Рамбов) был заштатным городом Петергофского уезда Петроградской губернии. Зимой, когда дачники отсутствовали, гражданское население городка не превышало четырех тысяч жителей — русские, финны, эстонцы, ижорцы, обрусевшие немцы, поляки и другие национальности. Рабочих было мало, в основном на железнодорожной станции и в депо да на принадлежавшем бельгийцу Ольгинском лесопильном заводе, в четырех километрах от городка.

На привилегированном положении состояла тщательно подобранная обслуга обширного Ораниенбаумского имения на западной границе городка.^[2] От царской семьи, великих князей его унаследовали правнуки императора Павла I герцоги Мекленбург-Стрелицкие. В 1899 году император Николай II исключил его из числа дворцовых имений с оговоркой, что продать можно будет только императору или членам императорской фамилии. О том, кто владельцы имения, в мирное время напоминал флаг с бычьей головой, гербом Мекленбурга, который развевался над старинным павильоном Катальной горки^[3], высочайшей точке Ораниенбаума.

Грандиозно выглядит, возвышаясь на высоком отроге, Большой дворец имения, с тремя куполами, хотя в нем лишь два этажа. Крупная герцогская корона венчает его небольшой средний купол.^[4] Последний владелец герцог М. Г. Мекленбург-Стрелицкий^[5] бывал там летом, а в Петрограде жил в семейном особняке на Фонтанке, 46.^[6] В глубине парка, за чащей высоких елей, в Китайском дворце^[7] проводила лето его старшая сестра, вдовствующая принцесса Е. Г. Саксен-Альтенбургская^[8] (в Петрограде жила в Каменностровском дворце).

В 1914 году, перед мировой войной, флаг Мекленбурга исчез, герцог отрекся от прав на престол великого герцога и вместе с сестрой сменил германское подданство на русское. В войну они доказали свою любовь к России. Генерал герцог М. Г. Мекленбург-Стрелицкий за храбрость и боевые отличия уже в 1914-м награжден орденом Св. Георгия 4-й степени, а в 1915-м — Георгиевским оружием, и в Высочайшем приказе отмечено: «…лично, под действительным огнем противника, руководил действиями и огнем тяжелых, гаубичных и тракторных батарей и автомобильно-пулеметных взводов».^[9] А его сестра Елена Георгиевна предлагала военному министру через своих падчериц принцесс Ольгу и Марию, живших в Германии, узнавать «о тех лицах, которые интересуют русскую власть».^[10] В особняке на Фонтанке, в Ораниенбаумском и Каменностровском дворцах, Кавалерском корпусе возле Китайского дворца они открыли лазареты и помогали семьям воинов.

В Первую мировую войну лицо Ораниенбаума определяли уже не герцог с принцессой, а военные. Их стало раз в десять больше жителей. Они заполнили казармы нагорной части города, все дачи городка и окрестностей. Ораниенбаум еще с начала ХХ века знали в России как важный военно-учебный центр, где готовят офицерский и рядовой состав пулеметных и бронеавтомобильных команд, кавалеристов-пулеметчиков, мастеров-оружейников. При Офицерской стрелковой школе были школа оружейных мастеров (около 500 человек) и оружейный полигон с батальоном в 500 солдат. С 1915 года Офицерскую стрелковую школу возглавлял ее ветеран, видный теоретик стрелкового дела генерал-майор Н. М. Филатов.^[11] Ее выпускник казачий сотник Ф. А. Токарев создал там винтовку собственной конструкции, а конструктор генерал-майор В. Г. Фёдоров изобрел первую автоматическую винтовку. Изготовил ее там же мастер В. А. Дегтярёв, позднее известный оружейный конструктор. 12 февраля 1916 года Офицерская стрелковая школа проводила на Румынский фронт, в 189-й Измаильский полк, первую в мире роту автоматчиков с оружием конструкции Фёдорова. Склады Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме и Стрельне являлись главными в России тыловыми базами пулеметов.

При Офицерской школе состояли также школа прапорщиков и автомобильная рота, которая формировала бронечасти, обученные водить и ремонтировать иностранные броневые автомобили фирм «Рено», «Паккард», «Остин» и др. Солдат запасного автобронедивизиона П. А. Сергеев вспоминал, что сборкой этих машин занимался Путиловский завод.^[12]

В Ораниенбауме, Петергофе и Стрельне квартировала 19-я запасная пехотная дивизия. Она прикрывала подступ к столице и, как и весь Петроградский гарнизон, непрерывно готовила и отправляла фронту пополнения в виде обученных вооруженных маршевых рот. В состав дивизии входили 1-й и 2-й пулеметные и 1-й, 3-й, 171-й, 176-й, 180-й пехотные запасные полки. К февралю 1917 года эта дивизия насчитывала более 70 тысяч военнослужащих, что составляло почти четверть Петроградского гарнизона. В Ораниенбауме размещались также Кронштадтский крепостной авиационный батальон (более 140 человек) и другие запасные и учебные воинские части.

Львиную долю местного гарнизона составлял 1-й пулеметный полк. Как и 2-й пулеметный в Стрельне, его сформировали при Офицерской школе для подготовки пулеметчиков, весьма ценившихся на фронте; отбитие атак осуществляли в основном пулеметами. Следствие этого — непрерывная текучесть их личного состава. За 1914—1916 годы 1-й пулеметный полк подготовил и отправил на фронт 75 тысяч пулеметчиков, среди них — будущие полководцы Р. Я. Малиновский, С. К. Тимошенко, Ф. И. Толбухин.

Внутренняя организация этого полка была обычной для запасных частей. Основу составляли четыре батальона, в каждом четыре «нумерных» роты, всего их шестнадцать. Кроме того, полк имел пулеметный эскадрон, нестроевую роту, караульную, дозорную, рабочую, писарскую команды, канцелярию, сапожную мастерскую, солдатскую лавку, команду певчих и две прикомандированные учебные команды «Максим» и «Кольт». Размещались они в Ораниенбауме и ближнем селе Мартышкино.

Зачисленному в запасной пулеметный полк полагалось научиться легко обращаться с новым для того времени оружием и чинить при необходимости. На вооружении 1-го пулеметного полка преобладали пулеметы «Мàксим» образца 1910 года, на высоких колесах, с лафетом защитного (серо-сине-зеленого) цвета и с дулом, окруженным кожухом-охладителем, модернизированные тульскими оружейниками. Имелись и американские пулеметы «Кольт», на треножном станке, с воздушным охлаждением ствола (им вооружали в основном 2-й запасной пулеметный полк). «Максим» массой был 63 килограмма, с жидкостью для охлаждения ствола — 70 килограммов, а «Кольт» — 41 килограмм.

На фронте приходилось не только тащить за собой пулемет, но и на себе нести ленты по 250 патронов, машинки для набивки лент патронами, мешки для стреляных гильз, воду для охлаждения ствола. Отбирали в пулеметчики солдат физически крепких, желательно технически развитых. Поэтому рабочих было больше, чем в обычных пехотных полках, хотя тоже преобладали крестьяне. Для подготовки офицеров набирали студентов, выпускников семинарий и училищ. Большинство пулеметчиков были моложе 25 лет, но и среди них имелись «эвакуированные» — фронтовики, выписанные из госпиталя, с боевым опытом и наградами.

По признанию поручика 1-го пулеметного полка Ю. Билло, «солдаты инстинктивно чуяли в каждом офицере врага, недоброжелателя».^[13] Беспокойнейшими являлись старослужилые (фронтовики) и мобилизованные рабочие. Среди них попадались большевики, меньшевики, эсеры. Некоторые сохраняли связь с нелегальными организациями Петрограда. В школу оружейных мастеров к солдату И. И. Газа^[14], до этого рабочему Путиловского завода, регулярно приезжал его приятель И. В. Огородников^[15], большевистский связной с путиловцами воинских частей Ораниенбаума и Стрельны.^[16] Революционным настроем выделялись солдаты 1-й броневой пулеметной команды, костяк ее составляли рабочие-металлисты. Начальство прозвало ее «1-й броневой пулеметной бандой».^[17]

Полк поставлял пулеметы в Петроград. Там, опасаясь налета вражеских аэропланов, расставляли на крышах. Прицельная дальность стрельбы «Максима» была более 3 километров, «Кольта» — около 2 километров. Тревогу в руководстве империей вызывало и взрывчатое настроение в разных слоях ее населения, подогреваемое перебоями в доставке продовольствия и невиданно долгим стоянием в очередях. Вернувшийся в октябре 1916 года на пост товарища министра внутренних дел генерал-лейтенант П. Г. Курлов вспоминал: «Положение государства представлялось угрожающим, и крайне затруднительно было наметить полицейские мероприятия, которыми можно было бы восстановить порядок»; оппозиционными либералами и революционерами «велась пропаганда чисто антидинастического характера и овладела, ввиду близости тыла к фронту, действующими войсками. В Петрограде сосредотачивалось громадное количество запасных, являвшихся скорее вооруженными революционными массами, чем воинскими дисциплинированными войсками».^[18]

По поручению управляющего Министерством внутренних дел А. Д. Протопопова новый градоначальник Петрограда генерал-майор А. П. Балк^[19] разработал план охраны столицы на случай серьезных беспорядков. Он предусматривал сначала меры полицейские, затем войсковые совместно с полицией. Город был разделен на участки по числу запасных батальонов^[20] полков гвардии. В ноябре Курлов предложил вооружить столичную полицию пулеметами. Лавочники прятали муку, продавали в уезд, где стоила втрое дороже. Главный начальник Петроградского округа генерал-лейтенант С. С. Хабалов^[21] распорядился выдать на фабрики и заводы муку из военных запасов. Но положение с хлебом не улучшалось. Слухи о введении хлебных карточек возмущали население и подтолкнули запасаться сухарями.^[22]

9 января 1917 года, в годовщину Кровавого воскресенья, в Петрограде были крупнейшая за войну стачка, митинги, демонстрации. Новых выступлений ожидали к открытию сессии Государственной думы. Из 1-го пулеметного полка отправили в Петроград часть пулеметов. Ночью 11 февраля по заранее составленному плану расставили их на крышах и чердаках полицейские резервных частей, но обращаться с пулеметами не умели.^[23] Отчасти поэтому, а не только из-за нарушения войной железнодорожного движения, 1-му пулеметному приостановили выдачу нарядов на вагоны для готовых «маршевых рот». Из-за приостановки отправки на фронт и непрерывного пополнения роты разбухли до 1,5 тысяч солдат, становясь всё менее управляемыми; молодые офицеры были в растерянности. К концу февраля 1917-го в полку стало 19 тысяч 507 солдат и офицеров.

Нервозное настроение порождало тревожные ожидания. Желая изолировать пулеметчиков от настроений в Петрограде, командир полка полковник Жерве отменил увольнения, офицеров заставил ночевать в казармах. Однако столичные новости проникали в полк через солдат-связистов.

В ораниенбаумских казармах знали, что с 23 февраля Петроград лихорадили революционные демонстрации, в основном рабочих. 24 февраля из-за всеобщей стачки и демонстраций на улицы Петрограда вывели войска. Волнения продолжались. 25 февраля царским указом заседания Государственной думы были прерваны. Хотя Сенная площадь была переполнена продуктами, у демонстрантов появились флаги «Долой самодержавие!». В воскресенье 26 февраля утром в цент­ре столицы расклеили объявления за подписью начальника военным округом генерал-лейтенанта С. С. Хабалова с угрозой демонстрантам применить против них оружие. Учебные команды солдат запасных батальонов лейб-гвардии Волынского и лейб-гвардии Павловского полков перегородили Невский проспект и холостыми залпами пытались разогнать демонстрантов. В ответ в гвардейцев летели камни, куски льда. Тогда начали стрелять боевыми патронами. Убитых и раненых относили в сторону, многих в здание Городской думы. В тот день в разных частях города были сотни раненых и убитых.^[24]

Оскорбленные использованием гвардейцев-павловцев в роли жандармов, восстали солдаты 4-й роты запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка. В ней преобладали фронтовики, некоторые были георгиевскими кавалерами. Помещалась эта рота не в главных Павловских казармах между Марсовым полем, Миллионной улицей и Аптекарским переулком, а поблизости, в здании Придворного конюшенного ведомства, в крыле между Мойкой и Екатерининским каналом, рядом с Воскресенским собором (церковью Спаса на Крови).

Шумно толпившихся на площади и недалеко от храма солдат роты офицеры, угрожая шашками наголо, а командир батальона полковник А. Н. Экстен уговорами и напоминанием о присяге вернули в казарму. Но небольшая группа солдат-павловцев во главе с молодым прапорщиком, имя которого неизвестно, стреляя в воздух, ушла вдоль канала, чтобы силой вернуть павловцев с Невского проспекта. На набережной канала навстречу им рысью выехал взвод конной полиции. В перестрелке прапорщик был ранен, и, вероятно, это его труп в форме павловца, с шашкой наголо в руке вскоре нашли неподалеку. Конная полиция, потеряв одного убитым и одного раненым, ускакала. Во время перестрелки павловцев плотно окружили солдаты 1-й роты лейб-гвардии Преображенского полка, чьи казармы на углу Миллионной улицы и Зимней канавки примыкают к Эрмитажному театру. Угрожая пулеметом, преображенцы вернули павловцев в казарму. К тому времени при выходе из казармы 4-й роты полковник Экстен был окружен разъяренными демонстрантами, разоружен и убит. Ему шашкой разрубили голову.

Бой на Екатерининском канале и осаду казарм 4-й роты преображенцами видел писатель Леонид Андреев из окон своего кабинета в верхнем этаже дома Адамини. По телефону он рассказал Ф. И. Шаляпину то, как понял увиденное: Павловский полк восстал, большая его часть вышла на улицу и вступила в перестрелку с оставшимся в казарме меньшинством (на самом деле это преображенцы блокировали и запугивали павловцев, возвращенных в казарму). Услы­шанное от Андреева Шаляпин пересказал в телефонном разговоре с М. Горьким, а тот позвонил об этом своему издательскому сотруднику меньшевику Н. Н. Суханову (тесно связанный с левыми думцами в Таврическом дворце, на следующий день вместе с ними он создавал Петроградский Совет рабочих депутатов). Эта «игра в испорченный телефон» имела революционные последствия. Суханов сразу же после звонка Горького позвонил А. Ф. Керенскому, как раз забежавшему из Таврического дворца домой на Тверскую. Тот немедленно сообщил в Таврический дворец членам Государственной думы: восстал Павловский полк. И в кулуарах Таврического дворца думцы делились друг с другом разнообразными версиями начавшегося в столице восстания.^[25]

Узнала что-то о восстании павловцев и Телеграфная рота, запертая в своей казарме, в доме на Инженерной улице, 6, недалеко от казарм павловцев. А военные телеграфисты умели обмениваться нужной информацией между собой по военному телеграфу.

Меньшевики, большевики и занимавшие положение между ними межрайонцы и другие революционеры тогда каждый день бывали в квартире у М. Горького. Межрайонная организация РСДРП быстро распространила листовку с призывом к солдатам гарнизона взять пример с павловцев. Весть о восстании с красочными преувеличениями широко разлетелась по Петрограду.

Больницы и лазареты города были наполнены в этот день ранеными в ходе расстрела демонстраций. Вечером 26 февраля в градоначальстве Петрограда совещание под председательством начальника войсковой охраны столицы полковника В. И. Павленко обсуждало возможность использовать пулеметы, артиллерию, броневики и аэропланы. По телефону начальник штаба округа генерал-майор М. И. Тяжельников приказал генералу Н. М. Филатову прислать две роты с пулеметами. В ночь на 27 февраля полк отправил в Петроград 18-ю отдельную пулеметную роту «Максим» с 24 пулеметами. Напутствуя ее офицеров, командир полка полковник Жерве сказал: «Я не прошу, а требую от вас, чтобы вы стреляли в забастовщиков».^[26] Морозной ночью роту пулеметчиков присоединили на Дворцовой площади к бивуаку, где были роты из лейб-гвардии Преображенского, Павловского, Егерского, Измайловского и Стрелкового полков, 13-го пехотного полка, полиции и две батареи артиллерии. Они являлись резервом, который генерал С. С. Хабалов хотел иметь под рукой, а также охраняли район Зимнего дворца и Адмиралтейства, где находились Морское министерство, Главный военно-морской штаб, квартира морского министра.

Утром 27 февраля в Ораниенбауме солдат 1-го пулеметного полка взволновали обрывки вестей из столицы. Первыми в полку их узнали солдаты-телеграфисты. У угрюмого полковника Жерве в полку была жесткая дисциплина, но отправка роты с пулеметами в Петроград и эти вести воспламеняюще действовали на настроение. Ощущая опасность бунта, он приказал офицерам не отлучаться из бараков и быть при оружии.

Павловцев усмирили, еще ночью 19 смутьянов посадили в тюрьму Петропавловской крепости, чтобы предстали перед военным судом.^[27] Однако цепная реакция событий уже дала их развитию необратимое направление. В Ставке Верховного главнокомандующего 27 февраля получили телеграммы министра внутренних дел А. Д. Протопопова и председателя Государственной думы М. В. Родзянко о восстании 4-й роты павловцев и о стрельбе в Петрограде войск друг в друга. Во время обеда Верховный главнокомандующий император Николай II узнал от начальника своего штаба генерала М. В. Алексеева об отказе павловцев усмирять демонстрантов и приказал сменить генерала Хабалова на посту начальника Петроградским военным округом генералом Н. И. Ивановым, поручив ему немедленно с эшелоном георгиевских кавалеров отправиться в Петроград. В Ставке не знали еще, что в Петрограде восстали солдаты запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка, к волынцам начали присоединяться военнослужащие запасных батальонов лейб-гвардии Преображенского, Литовского, Московского полков и другие воинские части, штурмом взяты Арсенал с оружием, Охранное отделение, Жандармское управление, многие полицейские участки, сожжен Окружной суд, силой освобождены заключенные из Дома предварительного заключения, из тюрем: пересыльной «Кресты», военной Литовский замок, Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. К середине дня власти контролировали лишь самый центр города, продолжая требовать помощи у пригородных полков. Хабалов назначил «начальником карательного отряда» храброго и популярного полковника лейб-гвардии Преображенского полка А. П. Кутепова, приехавшего в отпуск с фронта. Ему поручали навести порядок в районе от Николаевского вокзала до Литейного моста. Солдаты и офицеры не желали применять силу, карательный отряд растаял. Несмотря на свой боевой настрой, Кутепов так и не смог ничего предпринять.^[28]

Днем к Таврическому дворцу потянулись первые беспорядочные неуправляемые толпы вооруженных солдат. Под давлением событий возник союз думцев с восставшими. Частное совещание депутатов Думы избрало Временный комитет Государственной думы во главе с председателем Думы М. В. Родзянко. По мере крушения царской власти в столице этот комитет пытался взять на себя ее властные обязанности, чтобы восстание переросло в революцию, а не бессмысленный солдатский бунт. К вечеру думцы вместе с эсерами и меньшевиками создали Военную комиссию, намеренную стать военным штабом восстания.

Около 9 вечера войска с Дворцовой площади увели в Адмиралтейство. Пулеметчиков отправили в верхние этажи, с пулеметами к окнам, остальных — в вестибюли и коридоры, запряженную батарею пулеметной команды — во внутренний двор. Адмиралтейство стало последней цитаделью власти в море восставших. Лучами от него расходились пути к вокзалам: Невский проспект — к Николаевскому, Гороховая улица — к Царскосельскому, Вознесенский проспект — к Варшавскому и Балтийскому. Прожектора с башни Адмиралтейства освещали эти пути в надежде на приход войск. Бывший царский военный министр генерал А. Ф. Редигер, тогда член Государственного совета, в воспоминаниях с огорчением писал: «Будь в столице надежная дивизия — она подавила бы всё движение; нестройные толпы бунтовавших запасных не могли бы устоять против нее, и весь государственный строй России не рухнул бы как карточный домик!»^[29]

В Адмиралтействе, отметил в дневнике градоначальник А. П. Балк, «были бесконечные дворы и помещения, а также расположение зданий и коридоров давало возможность успешно выдержать осаду». Когда Балк с сотрудниками приехали туда, помощник начальника Главного морского штаба, словно не понимая происходящее, «заявил неприязненным тоном, что обращать Штаб в военный лагерь он без разрешения Начальника Штаба допустить не может, так как это повлечет приостановку текущих дел». Кроме пулеметов войска последних защитников монархии в Адмиралтействе, по подсчетам А. П. Балка, имели 8 артиллерийских орудий с 52 боевыми снарядами, 900 штыков и 500 сабель. Рассчитывали на присоединение пехотных, артиллерийских и кавалерийского военных училищ (еще приблизительно 16 орудий, 2 тысячи штыков и 200 сабель).^[30]

В 11 вечера генерал-майор М. И. Занкевич, вступивший на пост начальника войсковой охраны Петрограда, перевел эти войска в Зимний дворец, причем некоторые части ослушались приказа, ушли в казармы. Управление дворцом боялось, что из-за ввода войск дворец пострадает, но Занкевич вывести их отказался.

По приказу из Петрограда туда рано утром 27 февраля 1-й пулеметный полк отправил две команды с 24 пулеметами. Взвод с пулеметами, посланный из 9-й роты 1-го пулеметного полка, прибыв на Балтийский вокзал, перешел на сторону восставших. О начале Ораниенбаумского восстания, по словам местного корреспондента кронштадтской газеты, узнали «по отдельным ружейным выстрелам, доносившимся в нижнюю часть города с „горы“ в седьмом часу вечера. Публика прогуливалась еще по бульвару Дворцового проспекта, перешептывалась, заходила в кинематографы, в которых отсутствовали нижние чины, и расходилась по домам, предчувствуя что-то. К ночи стрельба усилилась и продолжалась всю ночь».^[31]

Кто первым восстал, мнения участников восстания расходятся. Солдат школы оружейных мастеров Скородумов, чей подробный рассказ о восстании уже 7 марта опубликовала большевистская «Правда», утверждал что в седьмом часу вечера «восстала одна из рот 2-го пулеметного полка, немедленно разбила склад оружия и вооружилась».^[32] (Насчет номера полка в газете опечатка, 2-й пулеметный полк располагался в Стрельне и ближних дачах в сторону Ораниенбаума). Прапорщик 5-й роты 1-го пулеметного полка Дегтярев в показаниях по июльским событиям 1917 года упомянул, что восстание началось с появления в полку оружейников Офицерской стрелковой школы. Они захватили оружие и «со стрельбой начали выгонять всех пулеметчиков по порядку рот, так что которые не выходили, были ранены и убитые».^[33] На том, что восстание подняли оружейники, настаивали его участник прапорщик А. И. Тарасов-Родионов^[34] и командир взвода оружейников И. Глотов.^[35]

Подробно об этом рассказал уже в марте 1917 года в газете пулеметчик 6-й роты 1-го пулеметного полка. После обеда солдаты в казарме «…стали собираться группами и спрашивать друг друга о том, что делается в Петрограде. Определенно никто ничего сказать не мог. Делились самыми разнообразными и нелепыми слухами. Говорили, что семеновцы опять расстреливают народ, как расстреливали в 1905 году. По их адресу неслись проклятия. Подали ужин, почти никто из нас к нему не дотронулся. <…> Около 8 час. вечера к нам в казарму вбежал солдат и крикнул: Около третьего батальона стрельба! — Мы высыпали на улицу и увидели, что, действительно, около третьего батальона оружейники палили из винтовок. Случилось это так. Вечером 27-го февраля один солдат-ружейник возвратился из Петрограда и рассказал товарищам о том, что он своими глазами видел, как фараоны-жандармы лупили публику на Невском проспекте. Он призвал их умереть за свободу». Тогда солдаты 3-го батальона «побежали к цейхгаузу, взяли винтовки и на улицу». Они подняли 9-ю роту и вместе, вооруженные, пошли к 10-й роте. Она «не хотела выходить. Но восставшие дали несколько выстрелов, и рота вышла». Командир 6-й роты заявил своим солдатам: «Банда оружейников напилась пьяная, забрала ружья и патроны в своей кладовой и теперь расстреливает ваших товарищей». Но его приказ «унять этих пьяниц» солдаты молча выполнять отказались, а затем присоединились к восставшим, забрав в кладовой ружья, патроны, пулеметы, пулеметные ленты.^[36]

Вспоминавшие о восстании участники в одном сходятся. «Произошло всё стихийно, без организации, под влиянием петербургских событий и общей ненависти к правительству и самодержавию».^[37] «Нет, нас, освободителей, никто не вел, а мы сами шли» (пулеметчик 6-й роты).^[38] «Это был не парад, и полк никто не выстраивал. По существу было почти стихийное вооруженное восстание солдатской массы» (пулеметчик М. А. Лёзин).^[39]

В полку было 1,5 тысячи пулеметов и тысячи винтовок. Офицеры не сумели удержать пулеметчиков от захвата оружия, но успели с некоторых пулеметов снять замки, обезвредив как оружие. Во время митинга на плацу у бараков 1-го пулеметного полка (ныне на месте плаца — стадион «Спартак») возбужденные солдаты, угрожая оружием, выгнали офицеров, пытавшихся отговорить от похода в Петроград на помощь восставшим. Против возражали и меньшевики, опасаясь напрасного кровопролития.^[40] В те же минуты в Офицерском клубе полковник Жерве с офицерами решали, как подавить бунт. С плаца лавина восставших потекла по Михайловской улице к железнодорожному вокзалу. На углу Михайловской и Александровской улиц дорогу преградил пулеметный огонь, стреляли офицеры, которыми по приказу Жерве командовал штабс-капитан Борщевский.^[41] Откуда стреляют, в темноте понять было трудно. Скородумов рассказывал: «Чтобы перейти этот перекресток, солдаты устроили перебежку, во время которой раздались опять пулеметные выстрелы, но прицел был взят низко и пули попали в трупы убитых. Затем огонь прекратился…»^[42] (12 убитых тогда солдат гарнизон Ораниенбаума торжественно похоронил 18 марта в ограде церкви в память Преображения Господня^[43], на Михайловской улице). Были также раненые и трусы, сбежавшие в темноте в ближайшие деревни.

Ожесточенная стрельба шла у Офицерского клуба, осажденного солдатами. В городе было около пяти случаев стрельбы по восставшим, начались пожары. Еще в 1980-е годы хорошо были видны с нагорной стороны выщербины от пулеметных очередей по высокой колокольне собора Св. Михаила Архангела.^[44]

Взяв станцию, восставшие, по свидетельству Скородумова, «приготовили воинские поезда для переправы, но затем решили итти пешком, в виду того, что опасались умышленного крушения поезда со стороны старой правительственной власти».^[45]

Немногие осмелившиеся уехать на поезде в Петроград через час были на Балтийском вокзале. Большинство же отправилось в первом часу ночи пешком, попутно захватывая склады с оружием, продовольственные магазины и лавки, запасаясь необходимым. Пулеметчик Иван Ильинский вспоминал: «Картина, понятно, была повстанческая, кто надевал ленты через плечо, кто надевал буханку хлеба на штык винтовки, кто вооружался пулеметом… Вся масса несла на себе оружие».^[46]

Решение пешего похода было дерзким не только потому, что пройти надо 41 километр по шоссе, вдоль покрытого льдом залива, на морозе в 18,5 градусов Цельсия. На пути находились многотысячные, хорошо вооруженные гарнизоны Петергофа и Стрельны, и как встретят, никто не знал. С уходом повстанцев офицеры вновь попытались овладеть в Ораниенбауме ситуацией, но установилось безвластие. С полудня громили лавки, магазины, погреб гостиницы «Медведь», склад денатурированного спирта. Сожгли дома виноторговца А. Алексеева.

Первым на пути находился скромный деревянный поселок Мартышкино. Вперемежку с домиками крестьян и рыбаков, огородами стояли большие старые, в разные цвета окрашенные, уютные дачи с садами. В мирное время летом в них жили дачники, а в войну заняли офицеры с солдатами учебных команд. Они влились в лавину восставших. Полковник Жерве успел организовать в Мартышкине засаду, но она успеха не имела.

В Мартышкине к восставшим присоединилась учебная команда «Кольт». Ее подпоручик А. И. Тарасов-Родионов, тогда уже большевик, позднее так живописал шествие: «Визг и скрежет замерзших колесиков сотен станков пулеметов в кожухах и без кожухов, которые на веревках тащатся, как стальные барашки, за каждым пятым-десятым солдатом. Железный бряк пулеметных двуколок, ползущих за мухрастыми, кудрявыми от белого инея лошадьми. Лязг винтовок. Стальное щелканье штыков. Говор и крики упрямо и непрерывно идущих и изредка озаряющих вспышками махорочных цигарок свои настойчиво скуластые, серьезные мужицкие лица».^[47]

Другой участник похода, М. Соловьев, вспоминал: «К трем часам ночи все шоссе от Ораниенбаума вплоть до Петергофа было покрыто густыми движущимися колоннами солдат, кавалерии, двуколками, нагруженными пулеметами, пулеметными лентами и патронными пачками, походными кухнями, санитарными повозками. <…> Казаки с пиками наперевес беспрестанно скакали туда и обратно, подгоняя отстающих. <…> По правой кромке шоссе мчались автомобили, освещающие прожекторами бесконечное море голов…»^[48]

Разорвав связь между солдатами и офицерами, восстание разрушило их формальную организацию. По сути, эта двигавшаяся к столице лавина солдат не была больше ни прежним 1-м пулеметным полком, ни прежними отдельными командами, но и не являлась бессознательно и бесцельно движущейся толпой. Единая цель объединяла эту стихийно возникшую повстанческую армию. Ее бойцы не знали почти ничего о реальном положении в столице, прибрежные огни и отблески пожаров в которой временами виднелись на горизонте. Но на предложения дождаться утра, отвечали: «К утру в Питере всех перебьют! Мы опоздаем!»^[49]

Большевики прапорщик Адам Семашко^[50], подпоручик Тарасов-Родионов, рядовые Иван Ильинский и Иван Газа безуспешно пытались внести организованность в ряды повстанцев. Руководящую роль пытался играть солдат Александр Жилин^[51], раненный в ногу и разъезжавший на лошади вдоль растянувшейся в движении колонны. Историки называли разные имена руководителя похода, но его участник М. А. Лёзин им возражал: «Если где-нибудь говорят, что полк был приведен одним лицом, то это тоже будет неправда. Один человек не мог никоим образом поднять на восстание и привести в Петроград 19-тысячный полк».^[52]

Путь в столицу по шоссе пролегал через Петергоф, Стрельну, Лигово, где войска еще хранили верность престолу. Уездный город Петергоф был больше Ораниенбаума, 4 километра вдоль залива и 1,5 километра вширь, к южным высотам. Высшей властью в Петергофе являлось Дворцовое правление во главе с дворцовым комендантом, имевшим права генерал-губернатора. Его канцелярия помещалась на западном берегу Ольгина пруда, на Самсоновской улице, 3, а рядом, в доме 7, находилось полицейское управление. Известен Петергоф был императорскими дворцами и парками. В мирное летнее время в Нижнем парке Большого дворца искрились на солнце прохладные струи фонтанов, сияли золотом и нежной мраморной белизной статуи античных богов и героев. В закрытой от посторонних глаз глубине парка Александрия, в Нижнем дворце, с мая по август обычно жила царская семья. В мировую войну император Николай II редко заезжал в Петергоф по делам или с детьми погулять по любимой Александрии, искупаться в заливе.

В мировую войну в Петергофе разместили 3-й запасной пехотный полк (более 10 тысяч человек), 1-ю особую артиллерийскую бригаду (около 3 тысяч человек), Гвардейский запасной артиллерийский дивизион, 1-й особый парковый дивизион, 1-ю автомобильную роту (около 40 броневых машин), авторемонтные мастерские Северного флота (около 4 тысяч человек), пять школ прапорщиков, мичманское училище, военный госпиталь с командой выздоравливающих, четыре отделения конского запаса с двумя ветеринарными лазаретами и др.

До Ораниенбаумского восстания ничто в Петергофе не предвещало неприятностей. Полицейское управление спокойно расследовало бытовые происшествия: о кражах, торговле спиртным, подкидыше мужского пола, о прапорщике, нечаянно ранившем из пистолета подругу. Но днем 27 февраля вспыхнули беспорядки возле Гвардейского запасного артиллерийского дивизиона. Он помещался на Уланской улице, в бывших казармах лейб-гвардии Уланского полка, и был вооружен 107-миллиметровыми скорострельными пушками (до пяти выстрелов в минуту, каждый 690 пулями в шрапнели) и 152-миллиметровыми полевыми гаубицами, годными разрушать даже бетонные убежища. Толпа солдат на Уланской улице пыталась помешать отправке в Петроград 1-й батареи дивизиона. Решив разогнать толпу, офицер выстрелами ранил четырех солдат. Не сумев догнать его, солдаты кольями, поленьями и кирпичами начали бить стекла окон дома на Церковной площади, 7, где офицер спрятался, и до крови избили попавшегося под руку полицейского надзирателя охранной агентуры.

Как далее развивались эти события, вспоминал преподаватель истории петергофской частной женской гимназии К. С. Жарновецкий, большевик с 1904 года: «Артиллеристы заартачились, и вот тогда их окружили со всех сторон. В казармы к ним никого не пускали. Одна из наших гимназисток проникла в казармы и сообщила солдатам, что в Петрограде революция и что их требуют для выступления против своих. Эта весть моментально передалась всем солдатам, они взбунтовались и отказались выступить. Немедленно замки были сняты с орудий и заброшены. Правительству удалось заставить их выступить. Я приехал на вокзал и видел как хлопотали и суетились офицеры, торопясь погрузиться в поезд».^[53] В седьмом часу вечера две батареи артиллерии из Петергофа (8 орудий с 80 снарядами) вошли во двор Адмиралтейства.

В два часа ночи ораниенбаумская полиция докладывала в полицейское управление Петергофа, что взбунтовавшийся 1-й пулеметный полк по шоссе идет в Петроград, забрав с собой пулеметы, винтовки и все снаряжение. У деревни Бобыльская, где шоссе зажато между заливом и крутым склоном, петергофское командование спешно выставило заслон — юнкеров школы прапорщиков. Около трех часов ночи лавина восставших миновала имение принца А. П. Ольденбургского Сергиевку, ферму принца Ольденбургского и подошла к царской Собственной даче. Юнкера начали стрельбу из пулеметов, но ответного пулеметного огня не выдержали, разбежались. В четыре утра восставшие вошли в Петергоф.^[54]

Позднее Тарасов-Родионов писал: «Звоном рассыпающихся окон радостно просыпается третий запасный. Жалкие хлопки офицерских револьверов захлебнулись в торжествующем грохоте новых взлохмаченных тысяч».^[55] Однако с полком было не все так просто. 2 марта 1917 года Д. В. Философов записал в дневнике рассказ прапорщика Николая Ястребова и его приятеля, тоже прапорщика: «В их полк (3-й запасный) пришли пулеметчики из Ораниенбаума. Требуют, чтоб полк шел в Петербург. Раз десять солдаты то выходили, то входили, то оставались. Наконец пулеметчики разгромили цейхгауз и заставили полк идти. Офицеры собрались в офицерском собрании. Полковой командир сказал вялую речь. Пулеметчики обезоружили офицеров и вели их как пленных 38 верст. В Петербурге офицеры удрали, а полк рассыпался».^[56]

Участник восстания К. С. Жарновецкий писал: «Отдельные кучки солдат и офицеров, пытавшиеся задержаться в тылу, прячась в сараях и квартирах, выгонялись солдатами на улицы и должны были принимать участие в походе на Петроград. Обошлось без жертв».^[57] И это не совсем так. Прапорщик Н. Ястребов свидетельствовал, что на другой день его в Петергофе «встретили с ружьями наперевес. Офицеры большей частью убиты. Его обезоружили и отпустили».^[58]

Из Петергофа часть восставших уехала поездами в Петроград, но большинство, отогревшись в Петергофе, продолжило пешее шествие, увеличив свои ряды, уже с броневыми автомобилями, лошадьми и артиллерией. Предстояло пройти еще 29 километров.

После их ухода полицмейстер Шишкин в предназначенной дворцовому коменданту генерал-майору князю А. Г. Вачнадзе^[59] «Записке о происшествии в городе Петергофе» сообщал: «В 5 часов ночи последовало несколько залпов по направлению Казачьих казарм и Придворных конюшен. По слухам, залпы эти были даны по приказанию офицеров по пулеметчикам, отказавшимся идти дальше в Петроград. В 6 часов утра за Петергофом к Стрельне была слышна стрельба из пулеметов и орудий. Проходившими солдатами разгромлены цейхгауз — забраны винтовки и обмундирование. В Отделениях конского запаса и Дворцового обоза забрали лошадей. Разгромлены лавки: Шаренкина, Вишнякова, Шифмана, Бурова и Кооператив Дворцовых служащих. В настоящее время разъезжают патрули, вооруженные винтовками, шашками и пулеметами, которые задерживают уклоняющихся следовать за ними. <…> В ночь на 1-ое сего Марта взбунтовавшимися нижними чинами были разгромлены сапожные магазины Самухиной и Лесина, портновская мастерская Бушан, гастрономические и колониальные магазины Савва Петрова и Банг — под фирмою Алексеева, где из погребов достали виноградное вино и напились пьяными, после чего подожгли дом Тальберга по Романовскому проспекту № 19, в коем предварительно разгромили часовой магазин. <…> Нижние чины ходят по городу и расспрашивают, где живут полицейские, причем, найдя квартиру одного городового, стали ломиться в дверь, но таковая не была открыта, тогда они стали стрелять в окна, разбив все стекла. Утром 28 февраля с. г. убит Капитан 2-й Петергофской Школы Прапорщиков Вульф и ранен Штабс-Капитан 3-й Петергофской Школы прапорщик Клюкин».^[60] Часть города, как и в Ораниенбауме, сгорела…

Миновав усадьбу великого князя Петра Николаевича Знаменка, имение графа Шувалова Поэзия, усадьбу наследников великого князя Михаила Николаевича Михайловка, деревни Бортова и Викколово, восставшие подошли к Стрельне. «Утренняя заря уже окрасила восток, когда мы двинулись в Стрельну, — писал участник похода, шедший явно не во главе колонны. — В серой толпе солдат были видны черные пальто и пиджаки штатских. На столбах болтались оборванные провода, а на пути валялись брошенные на произвол судьбы пулеметы с вынутыми замками».^[61]

Командование 2-го пулеметного полка уже 27 февраля знало о восстании в Ораниенбауме и выступлении восставших в Петроград. В ожидании приближения лавины восставших, офицеры на квартире командира полка подполковника К. И. Шереметьева^[62] искали выход из угрожающей ситуации. Командир 4-го батальона полка Н. А. Павлов вспоминал, что Шереметьев имел репутацию гуманного человека, «демократических воззрений», полагал что «монархия отжила свой век», но он «считал, что прежде надо победить кайзеровскую Германию, а уж потом свергать царя». Уверенности в своих солдатах не было. Когда пришли представители ораниенбаумских оружейников и 1-го пулеметного полка с предложением идти вместе с восставшими в Петроград, то, по словам Н. А. Павлова, «в комнате воцарилась напряженная тишина. Никто из офицеров не откликнулся на призыв солдат». Подумав, Н. А. Павлов, прапорщик А. Г. Червяков^[63] и еще четыре офицера присоединились к восставшим. Н. А. Павлов утверждал, что возглавил сводную колонну.^[64]

Девяти тысячам солдат 2-го пулеметного полка, вооруженных пулеметами, предстояло пройти оставшуюся половину пути от Ораниенбаума. Стрельну с Петроградом связывала Оранэл (Ораниенбаумская электрическая дорога).^[65] Трамвай ее шел до Нарвских ворот. Из-за стачки трамваи не ходили.

Солдат 2-го пулеметного полка И. Ф. Еремеев вспоминал, что его полк «в полном составе выступил в Петроград. Я поставил свой пулемет на шоферскую будку автомобиля: так было очень удобно стрелять во все стороны. И на этом грузовике мы поехали в Петроград. По пути заезжали в воинские части, которые еще не восстали против царя, и говорили им:

— В Петрограде революция. Идемте помогать рабочим делать революцию.

<…> В некоторых ротах у подъездов дежурили офицеры с шашками наголо. Мы подъезжали к таким ротам, наводили на них пулемет и кричали солдатам:

— Выходите! Если не выйдете, будем расстреливать!

Солдаты сбивали офицеров и присоединялись к нам».^[66]

Уже рассвело, когда лавина восставших, растянувшаяся на 20 верст, миновала мужской монастырь, Троице-Сергиеву приморскую пустынь и Лигово и подошла к столице. «Пулеметные части, тяжелая артиллерия, бронированные автомобили — всё это представляло величественное зрелище», — писал вскоре в газете очевидец.^[67]

Скородумов утверждал: «Мы готовились перед Петербургом вступить в бой с правительственными приверженцами, так как думали, что они нас будут встречать если не артиллерийским, то пулеметным огнем. Но около Дачного к нам присоединилась партия офицеров, которые повели явно противоположную пропаганду. Так, один капитан сказал речь, в которой указал, что мы теперь идем в Петербург не драться, потому что вся полиция арестована <…>, а радоваться общей радости восшествия на престол Михаила Александровича». Но солдаты в ответ заявили: «…будем добиваться свержения самодержавия <…>. Нам нужна Демократическая Республика. На ответные речи солдат везде слышались одобрительные возгласы и крики: „Долой Николая!“ <…> „Долой Михаила!“ <…> „Республику нам!“…»^[68]

Правительственный центр еще сопротивлялся. Из дневника великого князя Михаила Александровича известно, что в ночь на 28 февраля после разговора с братом-императором по прямому проводу из дома военного министра на Мойке он не смог выбраться из Петрограда к семье в Гатчину, так как «шла сильная стрельба, пулеметная, также и ручные гранаты взрывались. <…> Всюду встречались революционные отряды и патрули — около церкви Благовещения (на нынешней площади Труда. — В. Ч.) нам кричали стой, стой, но мы благополучно проскочили, но конвоирующий нас автомобиль был арестован». Пришлось ехать в Зимний дворец. Там находились военный министр генерал М. А. Беляев, которому с февраля подчинили Петроградский военный округ, генерал С. С. Хабалов и др. «Мне удалось убедить генералов не защищать дворец, как ими было решено, и вывести людей до рассвета из Зимнего и этим избежать неминуемого разгрома дворца революционными войсками. Бедный ген<ерал-лейтенант А. А.> Комаров (начальник Петроградского дворцового управления и управляющий Зимним дворцом. — В. Ч.) был мне очень благодарен за такое содействие», — писал в дневнике великий князь Михаил Александрович.^[69]

Чтобы избежать ареста восставшими, он скрылся в квартире своих друзей князей Путятиных на Миллионной улице, 12.

 Идея перенести центр власти в Петропавловскую крепость и там отсидеться до прихода уже посланных императором с фронта дивизий отпала, гарнизон крепости был близок к бунту.^[70] В шесть утра из Зимнего дворца сильно поредевшие войска вернули в Адмиралтейство, где укрылись некоторые министры и генералы. В восемь утра генерал С. С. Хабалов телеграфировал в Ставку: «Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 всадников при 15 пулеметах, 12 орудиях с 80 патронами всего».^[71]

У офицеров 18-й отдельной пулеметной роты опускались руки, а солдаты ворчали: «Гоняют как собак». Командир роты подпоручик С. Чириков позднее в показаниях утверждал: «Мой взгляд на действия вооруженного народа был не стрелять, что всецело разделяли и солдаты».^[72] Утром 28 февраля под пулеметным огнем последних защитников царского правительства его рота ушла к восставшим. В 11 часов дня проникшая в Адмиралтейство толпа восставших арестовала генералов А. П. Балка, С. С. Хабалова, М. И. Тяжельникова и тех, кто с ними был, и увезла на грузовиках в Таврический дворец. Последние верные царской власти части разоружили в Адмиралтействе к часу дня, замки от орудий артиллерии передали Морскому министерству, лояльному новой власти.^[73]

В Таврическом дворце с утра 28 февраля действовали Временный исполнительный комитет Государственной думы, взявший на себя восстановление государственного порядка, и Петроградский Совет рабочих депутатов (солдатские депутаты присоединились позднее). Известие о движении в Петроград по Петергофскому шоссе какой-то армии вызвало переполох. В Таврическом дворце знали, что Ставка послала в Петроград войска, в районе Луги сумели задержать 26 эшелонов войск). Приехавшие на поездах пулеметчики сидели на Балтийском вокзале в ожидании подхода пешей армии и непонятно игнорировали распоряжения из Таврического дворца, отказывались выслать команды защищать «какую-то там Думу». Лишь некоторые пошли ликвидировать пулеметные засады на Лиговском проспекте и у Аничкова дворца. Председатель Государственной думы М. В. Родзянко звонил на вокзал, пытаясь узнать, что за армия идет к Нарвским воротам, кто ею командует.

Выяснить послали депутатов-прогрессистов Государственной думы И. Н. Ефремова и Н. В. Титова. На автомобиле, предоставленном великим князем Кириллом Владимировичем, они поехали на Балтийский вокзал, затем к пешей лавине, приближавшейся к Нарвской заставе. В своих речах два этих думца «горячо приветствовали их от имени Г. Думы и пригласили их идти к Таврическому дворцу, где они получат дальнейшие указания».^[74] Несколько дней спустя думец-кадет И. П. Демидов рассказал журналистам, что в Думе полагали, что вступление этой армии в город «может грозить ему осложнением», и посылали депутатов-кадетов В. А. Степанова и П. В. Герасимова убедить ее «временно остановиться, не входить в Петроград».^[75] Если вспомнить разгромы магазинов в Ораниенбауме и Петергофе, то ясна не беспочвенность опасений Временного исполнительного комитета Государственной думы.

Рабочие Путиловского завода тоже не знали, с какой целью приближаются какие-то войска, и навстречу им выслали отряд в 200 путиловцев во главе с большевиком И. Г. Егоровым. У дачи графа А. Д. Шереметева (ныне — самый конец проспекта Стачек) они встретились, и сомнения развеялись.^[76] «Подходим к Нарвской заставе, — писал Скородумов, — Толпы рабочих кричат „ура“. Энтузиазм рабочих и солдат не поддается описанию. Нам сдаются 36 городовых, которые отдают шашки и револьверы. Мы их оставляем свободными…»^[77]

Пулеметчик И. Ф. Еремеев вспоминал радостную встречу у проходной Путиловского завода: «К нашему грузовику бросились рабочие, женщины; люди обнимали друг друга. Жены путиловских рабочих, тут же на улице, угощали нас булками, чаем и папиросами. <…> Мы стали дарить путиловским рабочим и работницам винтовки и пулеметные ленты, захваченные с собой из Петергофа. <…> Фигура рабочего с пулеметной лентой через плечо стала как бы эмблемой, символом пролетарской революции».^[78]

За пересекавшей шоссе веткой Николаевской железной дороги в Порт (ныне существующей) в бывшем дворце усадьбы княгини Е. Р. Дашковой Кир и Иоанново (в просторечье Кирьяново) была казарма полиции этой железнодорожной ветки. «Не успели мы отойти от Путиловской железнодорожной ветки и 50 метров, — продолжал И. Ф. Еремеев, — как из засады жандармами был открыт пулеметный и ружейный огонь. Стали падать раненые, но пулеметчики и рабочие открыли ответную стрельбу и разбили жандармов. 18 жандармов тут же были расстреляны, а их винтовки и пулеметы поступили на вооружение восставших путиловских рабочих».^[79] Но там погибли также 15 солдат.^[80] Среди них был унтер-офицер Федоров, привезший путиловцам оружие. Это было уже около двух дня.

На макаронной фабрике Общества потребителей Путиловского завода восставшие разоружили ее охрану, солдат запасного батальона лейб-гвардии Измайловского полка. Два путиловца вытащили корзины с булками и папиросы и раздали пулеметчикам. В начале Ушаковской улицы (вела от шоссе к деревне Волынкиной) пулеметчики разгромили Петергофский пригородный участок полиции. На Нарвской площади по восставшим стреляли перекрестным огнем из пяти или шести мест, даже с верха Нарвских ворот (после их штурма в их внутреннем помещении сгорела часть архива Петроградской городской думы). Затем полицейскую засаду сняли в колокольне церкви во имя Казанской иконы Божией Матери при подворье Староладожского Успенского женского монастыря^[81] на углу Старо-Петергофского и Нарвского проспектов, расчистили путь к центру города через Калинкин мост. «К полудню 28 февраля, — писал участник похода, — все уголки Петрограда наполнились кучками пулеметчиков, обвешанных с головы до ног лентами со светлыми стальными зубьями».^[82]

Приехавший вторым утренним поездом на Балтийский вокзал со станции Сергиево (ныне — Володарская) в Петроград учащийся 1-го реального училища П. Тихонов так описал виденное тогда в ученическом журнале: «Обвязанные крест-накрест пулеметными лентами, с винтовками, солдаты выглядели очень живописно. Шли пешком, ехали на лошадях. Часть осталась поджидать поезд. Вот и поезд. Весь серый, так он был облеплен солдатами. Солдаты на крышах, на ступеньках и площадках, в окнах. Солдаты на паровозе. С такими же лентами патронов и с пулеметами впереди паровозного котла. Грозно и весело.  И неумолимая трескотня выстрелов. Так, на воздух. Обрадовались свободе, оторвавшись от дисциплины: ну и стреляют. „Ура! Ура!“».^[83]

С командой пулеметчиков А. И. Тарасов-Родионов ушел в Таврический дворец установить связь с Государственной думой. Ее Военная комиссия назначила его комендантом Московского района и Технологического института, где разместили часть участников похода. Охраняли институт петергофские юнкера. 1 марта туда прибыли из Ораниенбаума не пожелавшие участвовать в походе солдаты и офицеры во главе с командиром полка полковником Жерве. Бо`льшую часть 1-го пулеметного полка разместили на Малой Охте в казармах 1-го пехотного полка, а через несколько дней перевели на Петроградскую сторону в Народный дом. Прапорщик 6-й роты Бедель рассказал в показаниях, что полк «не представлял собой уже той мощной организации, как два дня назад. Люди отстали от своих рот, растеряли пулеметы, снаряжение, имущество — так губительно сказался путь, совершенный полком из Ораниенбаума в Петроград, пешком, в беспорядке, неорганизованно, так как выступление было неожиданным и носило стихийный характер ввиду полной неосведомленности, что творится в Петрограде».^[84]

28 февраля в Таврический дворец с солдатами 2-го пулеметного полка пришел Н. А. Павлов. Военная комиссия назначила его помощником начальника обороны Выборгского района. 1 марта он с солдатами разоружил эскадрон жандармов, охранявший Финляндский вокзал, а 2 марта — большую группу городовых, прятавшихся на чердаке Военно-медицинской академии. «К этому времени, — вспоминал он, — подполковник Шереметьев привел из Стрельны главные силы 2-го пулеметного полка».^[85]

Восставшим было не до подсчета своей численности. Но если учесть общую численность войск Ораниенбаума, Петергофа и Стрельны более 70 тысяч человек, то названная участниками и первыми хроникерами этого события цифра 60 тысяч не выглядит преувеличением.^[86] Чтобы оценить ее, отметим, что к утру 28 февраля более половины гарнизона Петрограда держалось нейтрально, а полиция пыталась бороться с восстанием. По приблизительным подсчетам Военной комиссии Государственной думы, к утру 28 февраля восстало около 70 тысяч 700 военных, днем их было уже 112 тысяч, а вечером — 127 тысяч.^[87] Приход войск из Ораниенбаума, Петергофа, Стрельны, не менее 60 тысяч солдат, с тысячей пулеметов, броневыми автомобилями, тяжелой артиллерией обеспечил перевес сил восставших.

Грандиозное Ораниенбаумское восстание было не единственным восстанием-походом в Петроград пригородных войск столицы. Позднее, в ночь на 1 марта, в Красном Селе восстали 171-й и 176-й пехотные полки (около 25 тысяч человек) и совершили пеший поход в 20 километров. Чуть позднее 1 марта из Царского Села, пройдя пешком также 20 километров, пришел Гвардейский флотский экипаж (2 тысячи человек с 48 пулеметами). Две недели назад его вызвали с фронта охранять семью императора Николая II, жившую в Александровском дворце Царского Села. Оставив дворец без охраны, гвардейцы экипажа попутно увели с собою в Петроград пулеметную роту 67-го Тарутинского полка.^[88]

После ухода Гвардейского экипажа рано утром 1 марта комендант Царскосельского дворца по телефону умолял М. В. Родзянко «принять меры к водворению порядка в Царском Селе и особенно в районе дворца, где замечалось какое-то брожение». Туда послали думцев П. П. Демидова и А. В. Степанова передать военным приказ «оставаться на своих местах и поддерживать порядок». В 4 часа 15 минут, обогнав Гвардейский экипаж, в Таврический дворец приехал на своем автомобиле с эскортом офицеров его командир великий князь Кирилл Владимирович и отрапортовал М. В. Родзянке, «что весь гвардейский экипаж в полном распоряжении Гос. Думы».^[89] Сделал он это еще до отречения императора Николая II.

С 1 марта на флагштоке Зимнего дворца реял красный флаг. Посланный в Кронштадт думец В. Н. Пепеляев 1 марта видел в Ораниенбауме, что «вокзал был пуст, часть города сгорела, по улицам бродили толпы солдат, шла беспорядочная стрельба».^[90] Уголовники устроили в тот день в Ораниенбауме и Царском Селе винные погромы. Пулеметчики вскоре рассказали в газете: «В то время, когда мы в Петрограде сваливали Романовский режим, наш полковник Жерве оставался в Ораниенбауме, ловил там оставшихся вооруженных солдат, особенно ружейников, обещая расстреливать их без всякого суда. Начавшемуся погрому Жерве нисколько не препятствовал».^[91]

В Петергофе 1 марта, в доме на углу Ольгинской и Кривой улиц, возник первый в уезде орган новой власти — Временный комитет общественной безопасности. В него вошли представители разных партий, от конституционных демократов до большевиков. Во все учреждения в Петергофе и уезде комитет назначил своих комиссаров.^[92] 2 марта Николай II подписал манифест об отречении от престола в пользу брата Михаила. В тот день было сформировано правительство из либералов оппозиции и одного социалиста, объявившее себя Временным, до созыва Учредительного собрания, которое должно решить форму государственного устройства России. 3 марта великий князь Михаил Александрович подписал отказ от восприятия престола до согласия Учредительного собрания (престол не занял, но и не отказался).

3 марта заседание городской думы Ораниенбаума признало Временное правительство, в создаваемую для поддержания порядка милицию записались около пятидесяти человек.^[93] Ораниенбаумское восстание позволило солдатам и матросам осознать свою силу, ощутить себя хозяевами в Ораниенбауме. 3 марта матросов Морской учебной стрелковой команды возбудил слух о множестве оружия, золота и серебра в Большом дворце Ораниенбаума. Выборный председатель комиссии по управлению командой подполковник Герасимов отправил донесение в Военную комиссию Временного комитета Государственной думы. В нем говорилось, что с двумя прапорщиками и ротой матросов он обыскал дворец и «нашли несколько подземных ходов, в которых оказались разные фарфоровые вещи, а затем был обнаружен небольшой каменный домик со сложенными в нем старинными серебряными вещами и хрустальной посудой. Домик был опечатан и к нему приставлен караул».^[94] «Маленький домик» — это, очевидно, небольшой одноэтажный Картинный дом середины XVIII века у западного края ограды Нижнего сада, напротив северного фасада Большого дворца. Вход в этот дом лишь из сада.

Последствием этого обыска стал арест герцога М. Г. Мекленбург-Стрелицкого в ночь на 7 марта в его особняке на Фонтанке, 40. На автомобиле, под конвоем конных и пеших солдат его доставили в Таврический дворец, под арест. В полдень 8 марта его привезли на квартиру министра юстиции. Она была на Итальянской улице, 25, на втором этаже Шуваловского дворца. Новый министр А. Ф. Керенский извинился за арест, отвел к своей жене, предложившей чашку горячего шоколада, и уже без охраны его отвезли домой. 31 марта он был уволен с военной службы по болезни, почетно — с сохранением мундира.

Почти одновременно с герцогом арестовали солдаты в Ораниенбауме управляющего его владениями Э. А. Андерса и лесничего Ф. Л. Экмана за сокрытие боевого оружия, хотя его так и не нашли. При обыске у Андерса стащили деньги, серебро и кой-какое имущество, а у Экмана отобрали охотничьи ружья. Четыре дня сидели они на гауптвахте Ораниенбаума. 11 марта их отвезли под арест в Петроград, в Таврический дворец. На следующий день временный суд^[95] единогласно освободил их из-под стражи.^[96]

Понимая, что в Петрограде спокойно жить не дадут, принцесса Е. Г. Саксен-Альтенбургская и затем герцог М. Г. Мекленбург-Стрелицкий уехали в Кисловодск, в «братскую могилу русской аристократии»^[97], как иронично писала Елена Георгиевна, ведь столько тогда там ее скопилось. Надежды вернуться не сбылись. Осенью 1918-го они уехали в Копенгаген, затем в Мекленбург, в родовое имение Ремплин. В изгнании судьба первых лиц Ораниенбаума сложилась невесело. Их, полурусских, считали русскими, недолюбливали. Покоятся они на сельском кладбище Ремплина. Усыновленный герцогом М. Г. Мекленбург-Стрелицким племянник граф Георгий Карлов^[98], родившийся в Большом дворце Ораниенбаума, после смерти дяди в 1934 году возглавил Мекленбург-Стрелицкий дом. Родовитую аристократию национал-социалисты ненавидели. Старинный дворец Ремплин сожжен в 1940-м по приказу местного гауляйтера, положившего глаз на имение. В 1944-м герцога Георга посадили в концлагерь Заксенхаузен, где он пробыл до 1945 года…

Красносельское и Царскосельское восстания, принявшие форму похода, как и Ораниенбаумское восстание, не были заранее подготовлены, не имели военно-революционного центра и в местах своего возникновения не стали создателями новой местной власти. Но сходство их черт указывает на их закономерность, на глубину и разветвленность корней Февральской демократической революции. Однако особое значение Ораниенбаумского восстания в том, что именно оно закрепило успех восстания в Петрограде, что обеспечило победу революции в России.

Созданное Февральской революцией Временное правительство начало создавать строй, основанный на праве и справедливости. Освободило всех заключенных по политическим и религиозным обвинениям и объявило самую широкую в российской истории амнистию. Отменило смертную казнь. Ли-квидировало политический сыск и агентурную сеть осведомителей. Упразднило охранные отделения (жандармский корпус, жандармов и полицейских отправили на фронт). Полицию, скомпрометировавшую себя жестокостью и взяточничеством, заменило народной милицией с выборным начальством, подчиненным местным органам самоуправления. Законодательно оформило полную свободу слова, собраний и союзов (собрания запрещались только на рельсовых путях). Упразднило политическую цензуру, перлюстрацию писем, оставив до окончания войны военную цензуру. Начало переработку Уголовного уложения, смягчая его суровость и мелочную жестокость. Отменило все национальные ограничения. Демократически реформировало органы местного самоуправления, которые создавались во всех административных единицах тайным голосованием всего населения, достигшего 20 лет. Узаконило рабочие комитеты на промышленных предприятиях. За рабочими прав признали больше, чем их имели рабочие в Западной Европе. Взяв курс на развитие светского государства с равноправными церквами и религиозными общинами, правительство закрепило свободу выбора вероисповедания, кроме изуверских сект, право религиозных организаций общественную, проповедническую и педагогическую деятельность. Начало создавать административную юстицию, где каждый гражданин мог рассчитывать на судебную защиту своих прав, нарушенных властями, где бы разрешали конфликты и споры между общественными и государственным учреждениями, местной и центральной властью. Почти на восемь месяцев Россия стала самой свободной и демократичной страной в мире.

 

 

---

1. В 1948 г., в пору борьбы с космополитизмом, Ораниенбаум переименован в Ломоносов, хотя М. В. Ломоносов бывал в нем лишь проездом в свою усадьбу Усть-Рудица, в 24 км от Ораниенбаума. Министерство путей сообщения аналогичного приказа не издало, и железнодорожная станция города сохраняет название Ораниенбаум.

2. Ныне — Государственный музей-заповедник «Ораниенбаум».

3. Трехэтажный павильон высотой 33 м, на высоком уступе, построен в 1762—1774 гг. А. Ринальди, сочетает барокко и ранний классицизм. С XIX в. сохранился лишь главный корпус большой представительско-увеселительной постройки для торжественных обедов и приемов императрицы Екатерины II, с Фарфоровым кабинетом. Ныне — музей.

4. Построен в 1711—1727 гг. в стиле петровского барокко для князя А. Д. Меншикова, который стал также герцогом Ингерманландским. С 2011 г. — музей «Большой Меншиковский дворец».

5. Михаил Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий (1863—1934) — герцог, младший сын герцога Георга Августа (1824—1876) и великой княжны Екатерины Михайловны (1827—1894), учился в Михайловском артиллерийском училище, Страсбургском и Лейпцигском университетах, доктор философии. С 1887 г. — в армии. Вместе с братом и сестрой унаследовал Михайловский дворец (в 1895 г. продан, в нем устроен Русский музей). С 1908 г. — генерал-лейтенант, с 1914 г. — инспектор артиллерии Гвардейского корпуса, в апреле 1915 г. — июле 1916 г. — инспектор артиллерии войск гвардии и в 1915—1917 гг. — генерал-адъютант императора Николая II. Параллельно с военной службой в 1910—1917 гг. — попечитель Императорского клинического института великой княгини Елены Павловны и с 1910 г. — попечитель детей умершего брата.

6. Ныне — одно из зданий Центральной городской публичной библиотеки имени В. В. Маяковского, широко известное тем, что в нем с 1994 г. работает замечательная Мемориальная библиотека князя Г. В. Голицына, потомка владельцев особняка.

7. Построен в 1762—1768 гг. в стиле рококо архитектором А. Ринальди, некоторые интерьеры отделаны в модном тогда китайском стиле. Был любимой Особой дачей императрицы Екатерины II. С 1922 г. — дворец-музей.

8. Принцесса Елена Георгиевна Саксен-Альтенбургская (рожд. герцогиня Мекленбург-Стрелицкая, 1857—1936) — с 1891 г. — жена принца Альберта (ум. в 1902 г.), талантливая рисовальщица и певица, помогала Н. К. Шильдеру в работе над книгой об императоре Александре I, в войну с Японией на свои средства открыла в Каменноостровском дворце отделение Красного Креста в помощь солдатам и их семьям. В 1911—1917 гг. — председатель Императорского Русского музыкального общества (ее помощником некоторое время был С. В. Рахманинов). В эмиграции в Копенгагене зарабатывала на жизнь преподаванием пения, в Париже работала в Русской консерватории имени С. В. Рахманинова.

9. Пономарев В. П. Герцоги Мекленбург-Стрелицкие на русской военной службе // Русская ветвь Мекленбург-Стрелицкого Дома. СПб., 2005. С. 138.

10. Допрос генерала М. А. Беляева 17 апреля 1917 г. // Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Л.; М., 1925. Т. 2. С. 183.

11. Николай Михайлович Филатов (1862—1935) — окончил Михайловское артиллерийское училище и Михайловскую артиллерийскую академию. Участник войны с Турцией 1877—1878 гг. С 1892 г. — ученый секретарь опытной комиссии Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме, организатор и с 1904 г. — начальник стрелкового полигона школы, с 1915 г. — начальник школы. Инициатор формирования и с 1918 г. — начальник Высшей стрелковой школы РККА. С 1922 г. — председатель Стрелкового комитета РККА, продолжал преподавать в школе. В 1928 г. присвоено звание Героя Труда, пожизненно зачислен в РККА.

12. Сергеев П. А. В те дни и годы // Незабываемые годы. Калуга, 1959. С. 105.

13. Черняев В. Ю. Ораниенбаумское восстание в феврале 1917 г. // Исторические записки.
М., 1986. Т. 114. С. 262.

14. Иван Иванович Газа (Гаазе) (1894—1933) — большевик с апреля 1917 г., участник создания Красной гвардии на Путиловском заводе, с 1931 г. — секретарь Ленинградского горкома ВКП (б).

15. Иван Войцехович Огородников (1881—1923) — большевик с 1905 г., матрос, участник Кронштадтского восстания 1905 г., сидел в тюрьме крепости Свеаборг, с 1914 г. — рабочий Путиловского завода, участник революций 1917 г., затем на партийных и советских должностях.

16. Мительман М. Иван Иванович Газа. Л., 1939. С. 15—17.

17. Броневик Е. С. 26—27 февраля 1917 года. (Воспоминания участника) // Петроградская правда. 1921. 12 марта.

18. Курлов П. Г. Гибель императорской России. М., 1991. С. 237.

19. Александр Петрович Балк (1866—1957) — в службе с 1884 г., с 1886 г. — офицер лейб-гвардии Волынского полка. С 1903 г. — помощник обер-полицмейстера Варшавы. С ноября 1916 г. — градоначальник Петрограда, с 28 февраля до июня 1917 г. — в заключении. С 1918 г. — в Добровольческой армии, в начале 1920 г. эвакуирован в Грецию, затем в Югославию. После 1945 г. — в Бразилии, умер в Сан-Паулу.

20. Полки гвардии воевали на фронте, в Петрограде оставались запасные батальоны, готовившие им пополнение.

21. Семенович Хабалов Сергей (1858—1924) — участник войны с Турцией 1877—1878 гг., окончил Николаевскую академию Генерального штаба, в 1890 г. получал во Франции, Австрии, Германии военное образование. С 1903 г. — начальник разных военных училищ. С 1914 г. — военный губернатор, командующий войсками Уральской области и наказной атаман Уральского казачьего войска. С июня 1916 г. — главный начальник, 6—28 февраля 1917 г. — главнокомандующий войсками Петроградского военного округа, начальник гарнизона Петрограда, затем до октября — узник Петропавловской крепости. С 1920 г. — эмигрант, умер в Салониках, Греция.

22. Гибель царского Петрограда. Февральская революция глазами градоначальника А. П. Балка / Вступ. статья В. Ю. Черняева // Русское прошлое. 1991. Кн. 1. С. 12—13, 15.

23. Перевалов П. Народ и армия в борьбе за свободу. Очерк государственного переворота 27 февраля 1917 года. Пг., 1917. С. 5.

24. Подробнее см.: Гибель царского Петрограда. Февральская революция глазами градоначальника А. П. Балка. С. 19—72.

25. Подробнее см.: Черняев В. Ю. Восстание Павловского полка 26 февраля 1917 г. // Рабочий класс России, его союзники и политические противники в 1917 году. Сб. науч. тр. Л., 1989. С. 163—164.

26. Маленькая газета. 1917. 18 марта.

27. Подробнее см.: Черняев В. Ю. Восстание Павловского полка 26 февраля 1917 г. С. 152—177.

28. Первые дни революции в Петрограде. Отрывки из воспоминаний, написанных генералом А. П. Кутеповым в 1926 г. // Генерал Кутепов. Сб. статей / Под ред. М. А. Критского. Париж, 1934. С. 159—178.

29. Редигер А. История моей жизни: Воспоминания военного министра. В 2 т. М., 1999. Т. 2. С. 445.

30. Гибель царского Петрограда. Февральская революция глазами градоначальника А. П. Балка. С. 49, 51—52.

31. Михайлов К. Ораниенбаум // Котлин. 1917. 11 марта.

32. Скородумов. Впечатления солдата // Правда. 1917. 7 марта.

33. ЦГИА СПб. Ф. 1695. Оп. 2. Д. 11. Л. 29.

34. Александр Игнатьевич Тарасов-Родионов (1885—1938) — писатель; большевик с 1905 г., член боевой дружины, участник двух неудачных экспроприаций. Корреспондент казанской партийной газеты (псевдоним Сергей Жайворонко). В 1907 г. — в Париже и Брюсселе. В 1908 г. вернулся. В 1914 г. получил университетский диплом, юрист. С 1915 г. — в Казанском военном училище. В 1917 г. — поручик учебной команды пулеметчиков «Кольт». В ноябре 1917 г. — участник ареста генерала П. Н. Краснова. С конца 1917 г. — сотрудник ВЧК—ОГПУ. В 1918 г. — председатель исполкома Лужского Совета, исключен из РКП(б) за трусливое поведение под арестом во время июльских событий 1917 г., в 1919 г. восстановлен. С осени 1918 г. в РККА на командных должностях, участник Гражданской войны. В 1921 г. — участник подавления Кронштадтского восстания. Начальник и комиссар Курсов командиров полков в Москве, вновь исключен из РКП(б), в 1922 г. демобилизован. В 1922—1924 гг. — следователь по важнейшим делам Верховного трибунала Рес­публики. В 1925 г. восстановлен в ВКП(б). Редактор художественной литературы в «Госиздате», член Московской ассоциации пролетарских писателей, литературных групп «Кузница», «Октябрь», Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП). В 1936 г. исключен из Союза советских писателей. В 1938 г. арестован, расстрелян. Реабилитирован в 1958 г.

35. Тарасов-Родионов А. Тяжелые шаги // Октябрь. 1927. № 4. С. 135; Глотов И. Воспоминания // Балтийский луч. (Ломоносов). 1967. 9 апреля.

36. Как восстали ораниенбаумцы. Рассказ пулеметчика 1-го пулеметного полка, 6-й роты // Маленькая газета. 1917. 21 марта.

37. Скородумов. Впечатления солдата // Правда. 1917. 7 марта.

38. Как восстали ораниенбаумцы // Маленькая газета. 1917. 21 марта.

39. Балтийский луч. 1967. 13 апреля. Однако стихийность противоречила советской идеологической концепции революции. Поэтому далее в тексте, судя по отличающемуся официозному стилю, явно редакторская вставка: «Стихийным, при организационном участии многих представителей и связных Петроградского Комитета партии большевиков и парторганизации Путиловского завода».

40. Броневик Е. С. 26—27 февраля 1917 года. (Воспоминания участника) // Петроградская правда. 1921. 12 марта.

41. Тарасов-Родионов А. Тяжелые шаги // Октябрь. 1927. № 7. С. 115, 120—121.

42. Скородумов. Впечатления солдата // Правда. 1917. 7 марта.

43. Построена в 1897—1899 гг. как церковь 147-го Самарского пехотного полка рядом с его казармами на Михайловской улице в Ораниенбауме, в 1901 г. передана в Инженерное ведомство, в 1918 г. перешла в Епархиальное ведомство, в 1926 г. закрыта, переоборудована в клуб. Позднее снесена, могилы утрачены. Сохранились казармы полка.

44. Построен в 1911—1914 гг. в неорусском стиле, архитектор А. К. Миняев. Настоятель до ареста в 1930 г. — протоиерей Иоанн Разумихин (в 1931 г. расстрелян), в 1932 г. собор закрыт, устроен склад. В 1988 г. возвращен верующим, после реставрации в 1992 г. вновь освящен.

45. Скородумов. Впечатления солдата // Правда. 1917. 7 марта.

46. Государственный музей политической истории России. Отдел фондов. Ф. 6. Д. «И. Н. Ильинский». V. Л. 7.

47. Тарасов-Родионов А. Февраль. М., 1931. С. 116—117.

48. Соловьев М. Страничка русской революции // Современный мир. 1917. № 4—6. С. 311.

49. Тарасов-Родионов А. Тяжелые шаги // Октябрь. 1927. № 4. С. 128.

50. Адам Яковлевич Семашко (1889—1937) — большевик с 1907 г., окончил юридический факультет Петербургского университета и в 1916 г. — школу прапорщиков. В 1917 г. — на пулеметных курсах Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме, в 1-м пулеметном полку, организатор его выступления 3 июля, затем ушел в подполье, с декабря — комиссар Всероглавштаба. В 1918 г. — на командных должностях РККА. С 1922 г. — в полпредстве РСФСР в Риге, в 1924 г. сдал должность и вместо возвращения в Москву бежал с семьей в Польшу, в 1926 г. переехал в Бразилию, открыл пансион в Сан-Паулу. В 1927 г., оставив семью, вернулся в Москву, где посажен в тюрьму. Расстрелян.

51. Александр Иванович Жилин (1894—1918) — большевик с марта 1917 г., глава ячейки 1-го пулеметного полка, активист Военной организации при ЦК партии. Погиб во время восстания в Брянске против большевиков.

52. Балтийский луч. 1967. 23 апреля.

53. Жарновецкий К. С. 1917 год в Новом Петергофе // Красная летопись. 1929. № 2 (29). С. 176.

54. Февральская революция в императорской резиденции Петергоф / Публ. В. Ю. Черняева // Русское прошлое: Историко-документальный альманах. Кн. 4. СПб., 1993. С. 10.

55. Тарасов-Родионов А. Февраль. С. 119.

56. Философов Д. В. Дневник (17 января — 30 марта 1917 г.) / Публ. Б. И. Колоницкого // Звезда. 1992. № 2. С. 193.

57. Жарновецкий К. С. 1917 год в Новом Петергофе. С. 177.

58. Философов Д. В. Дневник. С. 191.

59. Авраам Георгиевич Вачнадзе (1853—1943) — князь, на военной службе с 1872 г., участник войны с Турцией 1877—1878 гг., Японией 1904—1905 гг. Служил в лейб-гвардии Павловском полку. В 1913—1917 гг. — дворцовый комендант Петергофа. Восставшие хотели его растерзать, но петергофские пехотинцы освободили популярного боевого генерала, и он в мундире уехал в Тбилиси, где прожил до глубокой старости.

60. Февральская революция в императорской резиденции Петергоф. С. 10—11.

61. Соловьев М. Страничка русской революции. С. 313.

62. Шереметьев Константин Иванович (1875—1938) — уроженец Полтавы, на воинской службе с 1893 г., в 1896 г. произведен в офицеры, дослужился в 1917 г. до звания полковника. В 1918 г. мобилизован в Красную армию, в октябре 1919 г. арестован вместе с командным составом Высшей стрелковой школы Ораниенбаума, сидел в Бутырской тюрьме в Москве. Затем жил в Тарусе, начальник охраны в лесхозе. В 1938 г. арестован, расстрелян (Волков С. В. Генералы и штаб-офицеры русской армии. Опыт мартиролога. В 2 т. Т. 2. М., 2012. С. 654).

63. Александр Григорьевич Червяков (1892—1937) — окончил Виленский учительский институт и Александровское военное училище, с мая 1917 г. — большевик, с 1918 г. — комиссар по белорусским делам Наркомата по делам национальностей РСФСР, в 1920—1937 гг. — председатель ЦИК Белорусской ССР, одновременно в 1920—1924 гг. — председатель Совета народных комиссаров Белоруссии и с 1923 г. — один из председателей ЦИК СССР. На съезде Компартии Белоруссии 16 июня 1937 г. подвергнут резкой критике за недостаточную работу по уничтожению врагов народа, в перерыве заседания застрелился.

64. Павлов Н. А. Второй пулеметный полк в дни Февральской и Октябрьской революций // Военно-исторический журнал. 1970. № 4. С. 54—55.

65. Первая в России и третья в Европе электрическая дорога, строилась по проекту Г. О. Графтио и др. Должна была дойти через Ораниенбаум до форта Красная Горка, но война и революция прервали строительство. В 1929 г. включена в общегородскую трамвайную сеть.

66. Еремеев И. Вместе с путиловцами // Рассказывают участники Великого Октября. М., 1957. С. 18—19.

67. Котлин: Газета морская, общественная и литературная. 1917. 2 апреля.

68. Скородумов. Впечатления солдата // Правда. 1917. 7 марта.

69. Дневник и переписка великого князя Михаила Александровича. 1915—1918. М., 2012. С. 396—397.

70. Мартынов Е. Н. Царская армия в Февральском перевороте. Л., 1927. С. 106—108.

71. Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. В 2 кн. Л., 1967. Кн. 1. С. 78—79.

72. ЦГИА СПб. Ф. 1695. Оп. 2. Д. 10. Л. 173.

73. Гибель царского Петрограда. Февральская революция глазами градоначальника А. П. Балка. С. 19, 58; Мартынов Е. Н. Царская армия в Февральском перевороте. С. 119—120.

74. Известия. Издание Комитета петроградских журналистов. 1917. № 3. 1 марта. Перепечатано сообщение в первых брошюрах хрониках Февральской революции: Как совершилась Великая Русская Революция. Пг., 1917. С. 28; Великая Российская Революция 1917 г. Пг., 1917. С. 29—30.

75. Русский инвалид. 1917. 28 марта; перепечатка статьи: Русские ведомости. 1917. 15 марта. Эта статья утверждала, что один из полковников, который якобы вел эти войска, потом признался
Герасимову, что шли они на выручку царскому правительству, но, увидев подъехавших на автомобиле посланцев Государственной думы, которые «были такие радостные, такие бодрые», не отдал приказа расстрелять их, хотя уже был готов взвод, и позволил распропагандировать солдат. «Такая угроза нависала не только над двумя депутатами, но над всею восставшею Думою». Однако Герасимов опубликовал письмо с уточнением: «Одна из частей (какая именно не помню, но не пулеметная), не вняв нашим увещеваниям, прошла к Адмиралтейству, и только на другой день бывший военный министр Беляев разрешил ей прекратить защиту укрытия, где находилось правительство. Об этом мне рассказывал приведенный в Таврический дворец в качестве арестованного командир полка с чисто русской фамилией…» (Маленькая газета. 1917. 31 марта).

76. Мительман М. 1917 год на Путиловском заводе. Л., 1939. С. 28.

77. Скородумов. Впечатления солдата // Правда. 1917. 7 марта.

78. Еремеев И. Вместе с путиловцами. С. 19.

79. Там же. С. 19—20.

80. Хронологические заметки русской революции. Пг., 1917. С. 15.

81. В 1935 г. храм закрыт, передан под универмаг. В 1989 г. храм возвращен верующим, ныне — подворье Валаамского Спасо-Преображенского мужского монастыря.

82. Соловьев М. Страничка русской революции. С. 317.

83. Тихонов П. Дни революции. (Впечатления) // Свободная мысль. 1917. № 2. С. 21.

84. ЦГИА СПб. Ф. Ф. 1695,. Оп. 2. Д. 10. Л. 72—72 об.

85. Павлов Н. А. Второй пулеметный полк… С. 55—56.

86. Соловьев М. Страничка русской революции. С. 317; Михайлов В. М. Первая неделя русской свободы. Пг., 1917. С. 28.

87. Большевизация Петроградского гарнизона в 1917 г. Сб. материалов и документов. Л., 1932. С. VI.

88. Сирота Ф. Революция в Царском Селе // Голос трудящихся. 1917. 28 августа; Матвеев Ф. П. Из записной книжки депутата 176 пехотного полка. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, март—май 1917 года. М.—Л., 1932. С. 13; Сорокин Ф. Гвардейский экипаж в февральские дни 1917 года. М., 1932. С. 27, 40—47; Петраш В. В. Моряки Балтийского флота в борьбе за победу Октября. Л., 1966. С. 43.

89. П. Г. (полк. Перетц Г. Г.). В цитадели русской революции. Записки коменданта Таврического дворца. 27 февраля — 23 марта 1917 г. Пг., 1917 (репринт — СПб., 1997). С. 50—51.

90. Государственная Дума. Известия Временного комитета. 1917. № 8. С. 3.

91. Маленькая газета. 1917. 18 марта.

92. Мартынов И. Ф. Петергофский уезд // Борьба большевиков за установление и упрочение Советской власти в Петроградской губернии (1917—1918). Очерки и документы. Л., 1972. С. 100.

93. Котлин. 1917. 11 марта.

94. Николаев А. Б. Герцог Михаил Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий — узник Министерского павильона (март 1917 года) // Русская ветвь Мекленбург-Стрелицкого Дома. С. 129.

95. После разгрома и разграбления в дни Февральского восстания более половины камер мировых судей Петрограда, с уничтожением в них дел, взамен них в марте по общественной инициативе возникли временные суды из трех человек: мирового судьи и по одному выборному представителю от рабочих и от армии. Приговор выносили без опоры на закон, большинством голосов полуграмотных рабочих и солдат, имевших свое представление о праве. Упразднены 19 июля приказом министра юстиции Временного правительства И. Н. Ефремова.

96. Николаев А. Б. Герцог Михаил Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий… С. 130—131.

97. Попова Г. А. Особняк графини Карловой. СПб., 1996. С. 112.

98. Георгий Георгиевич Мекленбургский (рожд. граф Карлов, 1899—1963) — герцог, праправнук императора Павла I, рожден в морганатическом браке герцога Г. Г. Мекленбург-Стрелицкого (1859—1909) и Н. Ф. Ванлярской (1858—1921), получившей титул графиня Карлова. С 1910 г. — подданный России. Учился во Фрайбургском университете, окончил Императорский Александровский лицей. Доктор политологии. В 1919 г. — секретарь черноморского вице-губернатора. Эмигрант, в Англии, затем в Германии, с 1955 г. — гражданин ФРГ, помогал беженцам из ГДР.