ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Елена Ушакова

* * *

Цвет — это жизнь, это страсть и тревога в крови,

Слепок надежды, мечты и, конечно, любви.

Кобальт, кармин, веронезе и ультрамарин —

Ты существуешь, ты дышишь, и ты не один.

Что ж, что придется уткнуться во тьму до конца.

Мир — это только этюд неудачный Творца.

Цепко держись за него, как вангоговский куст,

Пусть он не будет бесцелен, бессмыслен и пуст.

Видишь ту церковь в конце переулка? Над ней

Тополь как символ прекрасно-осмысленных дней,

Ветру доступен и осени рад, не угрюм,

Желтый учитель, спаситель, дружок, однодум.

Ночью он сменит на кобальт свой солнечный цвет.

«Да» говори, только «да» говори, только «нет»

Не говори! Есть по крайности те «башмаки»,

Вихрь пламенеющих красок папаши Танги.

* * *

Сегодня ты бодр, энергичен —

Я, значит, тоскливо-слаба,

И мышь моя бе´з толку тычет

В ненужные тексту слова.

Нам жизнелюбивая сила

Дается одна на двоих.

Меня поднимала, носила,

А ты и устал, и притих.

Сегодня я только растенье,

Не стоит его поливать,

И серые, длинные тени

Ложатся на стол и кровать.

Я знаю твои возраженья,

Не веришь мне и возмущен.

И видишь причиной томленья

Мой краткий, недопитый сон.

Но есть что-то, есть, что не снилось

Ни нашим, ничьим мудрецам,

Как вирус в программе — немилость

К синхронно стучащим сердцам.

Что ж! Надо считаться со странной,

Таинственной данностью нам,

Как с платой смешной и туманной

По нашим бесценным счетам.

* * *

Катаев написал, что он теченье

Литературное придумал:

Мовизм — от слова «плохо» по-французски;

«Mauvais» — «плохой», а так как научились

Писать так хорошо, что даже плохо

Писать уж не умеют,

То переучиваться надо, вот.

А тот, кто научился, тот — мовист.

Хвала мовизму, он тебя из ряда

Способен выделить, упорный сочинитель!

Теперь уже и плохо

Наладились писать, но вот — беда:

Всем, всем плохописанье удается,

И на вопрос: кто хуже? — нет ответа.

А это-то и важно: всё же — кто?

* * *

Он мог растворяться в текущей минуте

И в разных предметах, был назван Протеем,

Был нервным, подвижным, как шарики ртути,

И мы подражать ему в этом не смеем.

Он — гений, но громким, торжественным словом

Никто не назвал его из окруженья,

Лишь мертвых накрыть этим словом неновым

Прилично — без зависти и без смущенья.

* * *

Он спросил меня, глаза с улыбкой сузив:

Что у Пушкина лучше всего, бесконечно прекрасно?

Ну, я сказала, «Воспоминание», «На холмах Грузии»,

«Гимн чуме», с Ходасевичем я согласна.

Но любимей всего то, что Татьяна под занавес говорила

Онегину, напомнив ему, чья очередь сегодня.

Этой речи сердечной, правдивой, милой,

Ничего нет волшебнее и безысходней.

Как любовное признание с местью совместилось безыскусно!

Исповедь с отповедью — так искренне, так серьезно,

И боль, и обида, и живое горькое чувство...

Боже мой, как грустно, как невозвратно, как поздно!

* * *

Я люблю этот номер уютный, гостиничный, в нем

Я присутствую только отчасти, и лучшая часть

Знает что-то такое о жизни, себе, обо всем,

Что поможет мне жить, как советовал Чацкий, — смеясь.

И мне нравится в белом простенке одна акварель,

На которой базар в южном городе изображен,

И мне нравится на море вид из окна и постель,

И над сдвоенной нашей постелью фонарик-плафон.

И мне кажется, комната эта довольна собой,

Есть и кресло, и стол, и в окне зеленеет вода.

Мне таинственно перепадает здесь что-то — с судьбой

Я в ладу, в непривычном консенсусе, как никогда.

Все заботы отставлены, все неудачи, вина,

Все ошибки, которые гасят мне солнечный свет,

Из которых я пью ежедневный настой свой со дна…

Где же лучше? — Где лучше? Ах, все-таки там, где нас нет!

* * *

Помнилось, что нет меня, нет,

Что всё без меня, без меня,

И стол, и диван, и паркет,

И отблеск ночного огня,

И вербы пушистый пучок

Весной по дороге в Москву,

И Вышний в окне Волочок,

И радость, что вот же, живу…

* * *

Эта смена сезонов дарована щедро

Нам в отличье от летних, от солнечных мест.

Если вечное лето и зимнего ветра

Дуновение резкое очи не ест, —

То и чувств наших пылкая, яркая смена

Совершенно померкнет и радость уйдет.

Чтобы жизнь не была — надоевшая сцена,

Нужен холод и дождь, нужен солнцеворот.

Наше счастье заслуженное и везенье —

В том, что долго и трудно бывает зимой,

Что непрочен дворец Твой, но ветка сирени

Возвращается к лету, как странник — домой.