ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Любовь Колесник
* * *
Юлии Гнатышак
Я буду снова. Как-нибудь потом.
Я буду. Завтра или послезавтра,
родившись снегом, деревом, котом,
весенним ветром, заревом, базальтом —
я буду, но ни слова не скажу,
не напишу и буквы все забуду.
Я семечко, летящее в межу,
смиренно покорившееся чуду.
Я то, что не записано в тетрадь,
не издано, не проклято, не стерто.
(Не существует — незачем стирать.)
Я тонкая трепещущая хорда,
протянутая с неба до земли, —
я и была такой, но кто б заметил…
Смотрите, в расцветающей дали
я снова есть.
Я облако.
Я ветер.
* * *
В старинном светлом городе Торжке
цветет осока в маленькой реке.
Пылят дороги, кротко тлеют церкви.
Всё, как везде:
на памятнике цепи,
я на машине
в телефон смотрю
и пальцами с далеким говорю
неслышными и тайными словами.
Всё, как всегда:
я здесь, но я не с вами.
Колдобины,
отцветшая сирень…
Окно открыто.
Панова свирель
перепевает радиобурду.
Я «в домике» рыдаю на ходу.
Так больно — но так правильно и надо! —
И сердце, переполненное адом,
под лепестками топится в реке
в старинном светлом городе Торжке.
* * *
Наводненный варягами, фрицами выжженный город,
я любила тебя и стеснялась, как пьющую мать.
Сколько будешь в пустыне, пустыней?
Как Мойша, лет сорок? —
чтоб себя изменить — или что-то хотя бы понять.
Здесь крутые холмы и великие прежде заводы,
здесь речные откосы заплесканы памятью войн,
тут святые отцы
и купцы,
тут дела и заботы,
только память над Волгой — как вдовий отчаянный вой…
В забурьяненых парках шпана полосует скамейки,
треть моих одноклассников умерли или сидят.
Я по пыльным дорогам старательно делаю змейки,
поминая бомбежку и тщетно полегших солдат.
По путям неметеным без страха хожу даже ночью…
Не боюсь темноты, но мой ужас другой и сильней:
что душой обезбожен, как улицами обесточен,
город; ты меня жжешь, как велел преподобный Матфей,
чтобы было светло и не холодно мирно жующим.
Ты не любишь меня.
Ну, а я в тебе просто живу.
Сколько ты простоишь на изломе меж прошлым и сущим?
Моя мать никогда не пила.
Уезжаю в Москву.
