ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Лариса Мареева

* * *

Когда кончаются досточки, все опоры, чужие строчки, и надо искать свои, снимаешь один за другим, как фиговые листочки, отфотошопленные слои. Головы отрубая чужим стихам, сквозь аллюзии пробиваясь, ища исток, а Бродский из этих джунглей навстречу выпрыгивает, как Шерхан, и Пастернак гипнотизирует, как питон, твоя голова — это свалка использованных цитат, кунсткамера заспиртованных голосов, и ты должен оставить их позади, ты, кротко наследовавший цветущий сад, где и семечка больше некуда посадить, оставляешь всех этих ящеров, образцы наскальных рисунков, камней и флор, чтобы добраться до самого настоящего, сути вещей, песни песней, до черных пор. До дна Марианской впадины, внутренних живодерен, всех некрасивых подробностей, похоти и вранья. До горечи яблочных зерен, сковавшей язык и зоб, как змеиная чешуя. Чувствуешь, как внутри начинает стонать и корчиться изменяющаяся душа, но упрямо ждешь, когда же искусство кончится и задышит все, чему положено задышать. Не знаешь, не то чертыхаться, не то молиться, видишь и небо в алмазах, и огненный дождь, и град, и кажется: все, что случалось до тебя, — репетиция, а все, что после, — бессовестный плагиат, мир полон жизни, огня и красок, и каждая строчка пронзительна и нова, ты мнишь себя кем-то вроде царя Мидаса, ну, или Николаса Фламеля, обессмертившего собственные слова. Ты такой весь отчаянный и мятежный, доморощенный Данко, звезда третье­сортного драмкружка… вдруг видишь, как собранные подснежники асфоделями оборачиваются в руках. Это опять перепевы чужой шарманки, твой философский камень все обращает в гнилой кизяк. И хоть ты вывернись наизнанку, но ни о чем иначе сказать нельзя.

* * *

Who will stop the rain?

Creedence Clearwater Revival

Жаль, что родился поздно, и в мире, где не осталось тем.

Гитара стоит в чехле, и пустая лежит тетрадь.

Нет ни одной запрещенной песни, а значит — нет

                                               той, что была бы известна всем.

Скажи, что сегодня тебе сыграть.

Ты бы напела — я бы тогда рискнул

и подобрал бы ощупью по ладам.

Но нет ни одной, чтобы после пришлось бы менять струну.

Ну, и зачем тогда?

В моем пересохшем горле все слиплось в кровавый ком,

из-за него и голос неразличим.

Много хороших людей мечтало, что дождь прекратится.

                                                               Разве они виноваты в том,

что оказались острее копий солнечные лучи?

Кто прекратил этот дождь? Кто вообще отменил дожди?

Где взять шамана, чтоб вызвать его теперь?

Но те, кому дождь, словно оспою, лица избороздил,

мне говорят: можешь не петь — не пей.

Мне говорят: окстись, не дай Бог, польет.

Мне говорят: подумал бы ты сперва.

Но боги дождя, прошу, дайте крылья — узнать полет.

И обязательно кокон, который бы мог порвать.