ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

Галина Глушанок

Неизвестная рецензия на перевод В. Сирина «Алисы в стране чудес»

Юле Трубихиной

Среди огромного числа откликов на творчество В. Набокова в целом и на отдельные его произведения в частности поражает отсутствие рецензий на перевод сказки «Алиса в стране чудес» Л. Кэрролла, не считая поздней работы С. Карлинского.^[1] Может быть, их и не было — ввиду молодости переводчика, чье имя, вернее псевдоним, еще ничего не говорило читающей публике?

Сказку Кэрролла Набоков переводил летом 1922 г., после окончания Кэмбриджского университета, сразу после того как перевел с французского «Кола Брюньона» Ромена Роллана. В мемуарах «Другие берега» Набоков вспоминал: «Почти все, что могу сказать о берлинской поре моей жизни (1922—1937), издержано мной в романах и рассказах, которые я тогда же писал. Сначала эмигрантских гонораров не могло хватать на жизнь. Я усердно давал уроки английского и французского, а также и тенниса. Много переводил — начиная с Alice in Wonderland (за русскую версию которой получил пять долларов) и кончая всем чем угодно, вплоть до коммерческих описаний каких-то кранов».^[2]

Первые четыре книги В. Сирина вышли одна за другой в течение четырех месяцев: в ноябре 1922 г. — перевод «Кола Брюньона», названный «Николка Персик»; затем два сборника стихов — «Гроздь» (декабрь 1922 г.) и «Горний путь» (январь 1923 г.), и в марте 1923 г. в издательстве «Гамаюн» — «Аня в Стране чудес» — так по-русски стала называться сказка известного английского писателя.

Мне удалось найти единственную, нигде не упомянутую рецензию, появившуюся сразу вслед за выходом книги, и носящую ярко-отрицательный характер. Приведем этот текст.

«Л. Кэрролл. Аня в стране чудес. Перев. с англ. В. Сирина, с рис. худ. С. А. Залшупина. 114 стр. Изд. «Гамаюн». Берлин, 1923.

Что бы ни говорила педагогическая критика, что бы ни утверждала — все равно книги, подобные рассматриваемой, будут изготовляться, издаваться и преподноситься детям. Дети будут эту чепуху читать, а родители думать и утверждать, что подобное чтение „содействует развитию детской фантазии“. Сознавая в этом отношении полное бессилие свое, все же хочется вновь и вновь повторить не новые уже аргументы. Книга Кэрроля появилась в русском переводе уже давно и даже, кажется, в разных переводах и переделках. Она явно рассчитана на дурной вкус родителей и на неразборчивость маленьких читателей. Это — сказка, — но в ней нет ничего поэтического, задушевного, что придает неотъемлемую прелесть настоящей хорошей сказке. Это длинный набор малосодержательных и нацело выдуманных (а не художественно созданных) утрированно невероятных приключений и чудес. Остроумие заключается в том, что девочка все время причудливо меняется в росте, у ней шея вытягивается в несколько метров, потом она становится крошкой и т. д. Многие дети весьма охотно читают такую и для них бесспорную чепуху, танцы омаров с черепахами, игра в крокет, причем ежи служат шарами и фламинго и т. д., и т. д. Но кому же это нужно! Есть ли хоть тень пользы от чтения подобной отнюдь не поэтической чепушинки? Сомневаюсь, но вред в такой книге, по-моему, есть несомненный. Так, например, при описании превращений девочки она все путает и, вспоминая стихи, декламирует так:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Тебя считают очень старым,

Ведь, право же, ты сед,

И располнел ты несказанно…            (стр. 42) и т. д., и т. д.

В другом месте приводится другое „стихотворение“:

Вой, младенец мой прекрасный,

А чихнешь — побью,

Ты — нарочно — это ясно…

Баюшки-баю…                        (стр. 53) и т. д.

Вот эти сомнительно остроумные переделки легко запоминаются, и хорошо ли это?

Дети едва только начинают знакомиться с поэзиею, их бы приучать чувствовать красоту лермонтовского стиха, приучать любить его, а тут в голову ребенка вводят некрасивую, неостроумную пародию, издевательство. И опять будут ссылаться на то, что „дети так охотно читают“, и серьезно полагать, что в данном случае это аргумент в пользу этой книги. Мне по-прежнему кажется, что те из родителей и воспитателей, которые хотят привить детям с раннего детства уважение к книге, развить в них хороший вкус, художественное чутье и любовь к родной поэзии, должны были бы избавить своих детей от засорения их юных мозгов подобною недоброкачественною литературою.

Евгений Елачич».

Рецензия появилась в пражском журнале «Русская школа за рубежом» (1923. № 5—6. С. 216). Несколько слов о журнале. Не случайно такое издание начало выходить в Праге, с ее давними педагогическими традициями. Именно в Праге был открыт Русский педагогический институт имени Яна Амоса Коменского и Педагогическое бюро труда; именно здесь в апреле 1923 г. состоялся 1-й Педагогический съезд и начал издаваться профессиональный педагогический журнал «Русская школа за рубежом»^[3], объединивший русских учителей, оказавшихся в разных странах и находившихся в разобщенных политических, экономических и бытовых условиях существования. Журнал аккумулировал все проблемы начальной и средней школы: здесь печатались статьи по психологии и воспитанию, методике и практике преподавания, обсуждалось введение новой орфографии и правописания, а также учебные программы по всем предметам.

На страницах журнала происходил обмен опытом с зарубежными коллегами, были представлены новейшие течения педагогики Запада. Отдельно рецензировались все учебники, в том числе изданные в России, и последние книжные новинки, предназначенные для детей.

Автором рецензии был русский педагог, писатель и просветитель Евгений Александрович Елачич (1880, Киев — 1945, Белград).^[4] Как специалист по детской литературе он вел в журнале отдел рецензий и за три года написал их около тридцати.

Уже в первых номерах он опубликовал статью «Основные задачи детского чтения», в которой изложил свое «кредо»: «Книги художественного содержания (куда, очевидно, относится вся художественная литература, беллетристика, поэзия, сказки) ребенку следует читать так, чтобы не только ясно понимать самую фабулу данного произведения, но и чувствовать, переживать все то, что в нем изложено <…>. Ребенок должен быть не пассивным созерцателем событий, описываемых в книге, а как бы активным участником всех развертывающихся перед ним при чтении явлений и событий» (РШЗР. 1923. № 2/3. С. 130—138).

Начиная с 25-го номера стратегия журнала меняется, и рецензии на новые детские книги теперь составляются специальной «Комиссией по детскому чтению», которая выработала методическую инструкцию — по каким параметрам и как до`лжно оценивать книгу. Теперь Комиссия выносила суждение по шкале: «Очень рекомендуется — Рекомендуется — Допускается — Не рекомендуется». Имя Е. Елачича исчезает со страниц журнала.

С чем же в его резко отрицательной рецензии на «Алису» можно поспорить, а с чем — согласиться? И чем руководствовался Набоков, выбрав для перевода знаменитую сказку Чарльза Лютвиджа Доджсона (1832—1898), укрывшегося под псевдонимом Льюис Кэрролл?

Когда сказка впервые была издана в 1865 г. издательством Макмиллана, то реакция критиков была точно такая, как реакция Елачича: «Мистер Кэрролл немало потрудился и нагромоздил в своей сказке странные приключения и разнообразные комбинации — и мы отдаем должное его стараниям». Критики находили приключения слишком «эстравагантными и абсурдными» и, конечно, «не способными вызвать иных чувств, кроме разочарования и раздражения».^[5]

В рецензии Е. Елачича упомянуто одно слово, которое и составляет новаторскую суть текста «Алисы». «Есть ли хоть тень пользы от чтения подобной отнюдь не поэтической чепушинки?» — спрашивает Елачич. Эта «чепушинка» — «чепуха», или «бессмыслица», которая по-английски переводится как «nonsense» («нет смысла»), тем не менее, имеет свой смысл («sense»), логическую систему, в основе которой лежит принцип игры. Этим термином и стали называть в литературоведении жанр (стиль), в котором работал Кэрролл.

«Нонсенс создает особый, разительно непохожий на реальную действительность мир, отвергающий все правила и законы „здравомыслящего“ общества. Нонсенс подчеркнуто антидидатичен и внерелигиозен; многое в нем продиктовано желанием „вывернуть наизнанку“ известные образчики религиозно-нравоучительной литературы XIX в. и, конечно, общепринятые моральные клише».^[6] «Порой оказывается, что нонсенс, не имеющий никакого обоснования и представляющийся нам совершенной чепухой, строго математически обусловлен путем перевода в другую систему координат».^[7] В данном случае рецензент и автор находятся в разной системе координат. Все путешествия Алисы импровизационны, встречи неожиданны и не обусловлены предыдущими событиями. Привычная структура сказки нарушена.

Чарльз Лютвидж Доджсон был математиком — он преподавал классическую геометрию — и логиком.^[8] Известный математик и физик Ю. А. Данилов написал статью «Льюис Кэрролл как нелинейное явление». И только сейчас, в XX веке, специалисты разных наук внесли свою лепту в изучение текстов Кэрролла.

Как появилось «издевательство» над Лермонтовым? Кэрролл пародировал в «Алисе» классические нравоучительные стихи своей и предшествующей эпохи. Так, например, в гл. 5 у Кэрролла пародия (‘You are old Father William? — the young man said’) на дидактическое стихотворение Р. Саути (1774—1843) «Радости старика, и Как он их заслужил», в котором юноша обращается к старику. По какому пути должен пойти переводчик — точно перевести пародию, создать аналогичное стихотворение или придумать какой-то другой ход? Это непростая проблема теории перевода.

Набоков переводить Кэрролла не стал, а взял хрестоматийно известное стихотворение Лермонтова, где юноша тоже обращается к старику, и спародировал его.

Удачно ли это? Оставим вопрос открытым… Вторым случаем «неостроумной пародии» из гл. 6 была пародия Кэрролла на стихотворение американского поэта Дэвида Бейтса «Говорите мягко…» (ок. 1850 г.), в котором поэт призывал родителей действовать по отношению к детям с любовью («лучше править любовью, чем страхом»). Кэрролл написал противоположное — «Говорите грубо со своим маленьким ребенком…» (‘Speak roughly to your little boy…’). Набоков не стал переводить пародию Кэрролла, а воспроизвел размер и рифмы «Казачьей колыбельной песни» Лермонтова («Спи, младенец мой прекрасный…»).

Таким же образом он поступил и с остальными пародиями, использовав и «Песнь о вещем Олеге» Пушкина, и «Птичка Божия не знает / Ни заботы, ни труда», и даже «Чижика-Пыжика», не оставляя ни малейших сомнений в происхождении Ани. «И хорошо ли это?» — спрашивал Е. Елачич. «Удачно ли это?» — спросим мы. Оставим вопрос открытым…

Набоковский перевод сознательно русифицирован. И дело не только в личных именах.

На доме Кролика появляется на двери блестящая медная табличка со словами: «Дворянин Кролик Трусиков». То же происходит и с реалиями, как историческими, так и современными. В пассаже из истории Англии, который читает мышь, речь идет уже не об Англии и Вильгельме Завоевателе, а о Киевской Руси и Владимире Мономахе, а сама мышь, пришедшая в Англию с Вильгельмом, превратилась в мышь, которая осталась в России после отступления Наполеона. Когда же во 2-й главе Алиса внезапно вырастает, она размышляет о том, что будет слать своим ногам на Рождество подарки по адресу: «Госпоже Правой Ноге Аниной. Город Коврик. Паркетная губерния».^[9]

Удачно ли это? Оставим вопрос открытым…

Безусловно, опыт этого перевода будет использован Набоковым в дальнейшем — в прозе: пародийность, прямые и скрытые цитаты из себя и других авторов, аллюзии и заимствования. Словесная игра Кэрролла — загадки, головоломки — будет реализована Набоковым в «крестословицах», а отказ от морализаторства и дидактики сформирует его «кредо» как писателя.

Переводы Набокова занимают особое место в его творчестве. В 1920-е гг. он, выпускник Кэмбриджа, специалист по французской и русской литературе и англоман по воспитанию, переводил Брука, Ронсара, Верлена, Теннисона, Йейтса, Байрона, Китса, Бодлера, Шекспира, Мюссе, Рембо и Гете. И наоборот: русскую поэзию переводит на английский.

В 1945 г. на английском вышла книга «Три русских поэта» (Пушкин, Лермонтов, Тютчев).

Вместе с Э. Уилсоном перевел на английский язык «Моцарта и Сальери», чуть позже — «Героя нашего времени». Став англоязычным писателем, выправлял неудачные переводы своих романов, а «Лолиту», написанную по-английски, сам перевел на русский. В 1960-м Набоков перевел на английский «Слово о полку Игореве».

С течением времени взгляды Набокова на перевод менялись. Постепенно писатель пришел к убеждению, что художественное произведение — и стихи и прозу — следует переводить «буквально», сохраняя смысл и интонацию оригинала.

Вершиной его переводческой деятельности стал комментированный перевод «Евгения Онегина», завершившийся ссорой с Э. Уилсоном и литературоведческим скандалом на страницах журналов. Знаменитый роман был переведен ритмизированной прозой и снабжен обширным комментарием.^[10]

Правильно ли это? Во всяком случае ни на что не похоже. Оставим вопрос открытым…

Набоков родился на следующий год после смерти Кэрролла.

Его ответы на вопросы журналистов о Кэрролле — неизменно хвалебны.

«Как и все английские дети (а я был английским ребенком) Кэрролла всегда обожал».^[11]

«„Алиса в стране чудес“ — особая книга особого автора со своими каламбурами, каверзами и капризами. Если внимательно ее читать, то вскоре обнаружится — как юмористическое противостояние — наличие вполне прочного и довольно сентиментального мира, скрывающегося за полуостраненной мечтой. К тому же Льюис Кэрролл любил маленьких девочек, а я нет».^[12]

В ответе на статью С. Карлинского, помещенную в юбилейном сборнике к 70-летию писателя, Набоков писал: «Критик слишком добр к моей „Ане в стране чудес“. Насколько бы лучше удался мне этот перевод пятнадцатью годами позднее! Хороши только стихотворения и игра слов. Я нашел странный ляп в „Черепаховом супе“: орфографическую ошибку в слове „лохань“ (разновидность ведра), которую я к тому же снабдил неверным родом. Кстати сказать, я ни разу (и по сей день) не видел других русских переводов этой книги (вопреки предположению г-на Карлинского, а потому использование мной и Поликсеной Соловьевой идентичной модели для переложения одной из пародий — совпадение. С удовольствием вспоминаю, что одним из обстоятельств, побудившим Уэлсли-колледж предложить мне должность лектора в начале 40-х годов, было присутствие моей редкой „Ани“ в Уэлслийском собрании изданий Льюиса Кэрролла».^[13]

«Какие эпизоды вам бы хотелось увидеть снятыми на кинопленку?» — спросил Р. Хьюз Набокова в телеинтервью.^[14] Из шести названных — «пикники Льюиса Кэрролла».

4 июля 1862 г. пикник был особенным: катались в лодке, на берегу — традиционное чаепитие. Во время прогулки доктор Доджсон и рассказал выдуманную сказку дочери ректора Christ Church College — Алисе Лидделл и ее сестрам. Позже Алисе подарил он свою рукопись, снабженную собственными рисунками.

Пожалуй, два имени для своих героинь Набоков «позаимствовал» у Кэрролла. Это, конечно, Лолита, где второй ударный слог с мягкой сонорной согласной в точности повторяет имя Алисы, и Ада, упомянутая во второй главе сказки.

Что же осталось за кадром нашего повествования? Очень многое, и в том числе — целый том писем Кэрролла к своим маленьким подружкам-нимфеткам и знаменитая коллекция их фотографий.

За день до смерти Набокова — 1 июля 1977 г. — фотография Алисы Лидделл работы Кэрролла была продана на аукционе «Сотбис» за пять тысяч фунтов.

1. S. Karlinsky. Anya in Wonderland: Nabokov’s Russifaied Lewis Carroll // Nabokov: Criticism, Reminisciences, Translations and Tributes. Evanston, 1970. В наиболее полной антологии рецензий «Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова» (М., 2000. Сост., предисл., коммент. Н. Г. Мельникова) ни одна рецензия на этот перевод не упомянута.

2. В. Набоков. Другие берега. // В. Набоков. Собрание сочинений русского периода. Т. 5. СПб.; 2000. С. 316.

3. Русская школа за рубежом. Кн. 1—34. 1923—1929. Редколлегия: проф. С. И. Гессен, приват-доц. С. И. Карцевский и В. А. Ригана. Издание «Объединения российских земских и городских деятелей в Чехословакии». Издание финансировал Российский Земско-Городской комитет помощи российским гражданам за границей. (В дальнейшем — РШЗР с указанием года, номера и страницы) .

4. В 1903 г. закончил естественно-историческое отделение С.-Петербургского университета. С 1904 г. служил в Петербургском учебном округе, был инспектором народных училищ, преподавал в земских школах. В 1905 г. подал в отставку. С 1904 г. его статьи по биологии и зоологии, а также рассказы для детей появляются в журналах: «Русская школа», «Родник», «Детский отдых», «Для народного учителя», «Игрушечка», «Естествознание и география», «Вестник Европы», «Школа и жизнь», «Обновление школы», «Русский учитель». Первая книга — «Происхождение видов и дарвинизм» (СПб., 1904). В 1911—1917 гг. редактировал критико-библиографический журнал «Что и как читать детям?». Именно в эти годы опубликованы статьи, составившие впоследствии книгу «Сборник статей по вопросам детского чтения» (СПб., 1914). Книги для детей — «Рассказы о животных» (СПб., 1911); «Пять рассказов и Фыр-Фырка» (СПб., 1916); «Ваня, или То, что может случиться с каждым» (СПб., 1916). Перевел на русский язык сочинения А.-Э. Брема «Тундра, ее животный и растительный мир» (СПб., 1905) и «Птичьи горы в Лапландии» (СПб., 1906). С 1923 г. — в эмиграции в Чехословакии. Работал в педагогическом бюро по делам средней и низшей русской школы. В 1928 г. создает в Белграде «Союз ревнителей русского языка» и становится его председателем (proza.ru/2009/05/09/612).

5. Цит. по: Н. М. Демурова. Льюис Кэрролл. Очерк жизни и творчества. М., 1979. С. 35.

6. Там же. С. 89—90.

7. Н. М. Демурова. Алиса на других берегах. // Льюис Кэрролл. Дневник путешествия в Россию в 1867 году, или Русский дневник. Статьи и эссе о Льюисе Кэрролле. Челябинск — СПб., 2013. С. 317.

8. Доктор Доджсон был автором солидных математических трудов: «Конспекты по плоской алгебраической геометрии» (1860), «Формулы плоской тригонометрии» (1861), «Сведения детерминантов» (1866), «Элементарное руководство по теории детерминантов» (1867), «Алгебраическое обоснование 5-й книги Эвклида» (1874), «Эвклид и его соперники» (1879), «Математические курьезы» (1888), «Полуночные задачи» (1893) и книг по логике: «Логическая игра» (1887) — предназначалась детям — и «Символическая логика» (1896) — для взрослых.

9. Н. М. Демурова. Алиса на других берегах… С. 320. Демурова, отмечающая «соприродность» Кэрролла и Набокова, пишет, что «порой, правда, каламбуры Н. грубоваты» (с. 324). Отметим работы, связанные со сравнительным анализом разных переводов: Беседы о Льюисе Кэрролле. // Мосты. 2010. Т. 25; «Алиса в стране чудес». Три перевода // chto-chitat.livejournal.com; Анна Тикина. Пародии «Алисы» в зеркале разных переводов // all-around-alice.ru; Е. С. Шалманова. Искусство бессмыслицы, или По страницам «Алисы в стране чудес» // ua.convdocs.org.

10. См.: Г. Б. Глушанок. Работа В. В. Набокова над переводом «Евгения Онегина» по переписке с А. Ц. Ярмолинским; С. Фанк. В. Набоков. Перевод «Евгения Онегина» // А. С. Пушкин и В. В. Набоков. Материалы международной научной конференции. СПб., 1999.

11. Из интервью А. Аппелю. 1966 // Набоков о Набокове и прочем. М., 2002. С. 197.

12. Из интервью Полю Суфрэну. 1971. Там же. С. 321—323.

13. В. Набоков. Юбилейные заметки. Там же. С. 589—590.

14. Телеинтервью Р. Хьюзу. 1965. Там же. С. 175.