25 ЛЕТ РЕФОРМАМ В РОССИИ
Евгений Гонтмахер
Современная Россия:
очерки социальной жизни
Часть II.
СОЦИАЛЬНЫЙ РАЙ 2000-х?
I
Социально-экономическая история 1990-х окончилась августовским
дефолтом 1998 года. После резкого падения всех экономических параметров в начале
гайдаровских реформ в середине этого десятилетия наступила стабилизация. И население,
и эксперты считали, что дно достигнуто. И тут грянул дефолт, который обесценил
реальные доходы россиян еще на 16 %.[1] Не
забудем, что это было время, когда скопились многомесячные долги по выплатам пенсий
и зарплат бюджетникам.
Меня тогда удивила реакция населения на все эти беды. Точнее —
отсутствие этой реакции. Если в преддефолтном 1997 году официальной статистикой
было зафиксировано 17 007 организаций, на которых проходили забастовки, то в 1998 году
этот показатель снизился (!) до 11 162 организаций. Такая же динамика и по
численности участников забастовок — 887,3 тыс. и 530,8 тыс. человек[2]. Не помню я и уличных шествий и митингов.
Неужели, чтобы погасить открытое недовольство, Борису Николаевичу оказалось достаточным
отправить в отставку правительство Сергея Кириенко и руководство Центрального
банка?
Думаю, что причины того, что «народ безмолвствовал», намного фундаментальнее.
Прежде всего, несмотря на всю политическую вольницу 1990-х, люди в своей
массе так и не успели научиться самоорганизовываться для отстаивания своих
интересов. Всесоюзная забастовка шахтеров 1990 года, потрясшая основы советского
общественного устройства, оказалась единственным примером такого политического протеста.
Те же горняки пробовали повторить свой тогдашний успех уже в 1998 году (но до
дефолта) и ничего, по сути, не добились перекрытием железных дорог в Кузбассе
и стучанием касками на Горбатом мосту в Москве, рядом с резиденцией
правительства.
Видимо, слишком мало лет было отпущено на то, чтобы выдавить из себя
раба, трансформировать «вольницу» в «свободу». Или, иными словами, от игры
без правил перейти к общественной жизни, где твоя свобода ограничена свободой
других людей. Да и годы были сверхтяжелые — многим надо было чисто физиологически
выживать. Для революций или массовых потрясений нужны либо затянувшиеся неудачные
войны (как это произошло в феврале 1917 года в России), либо начавшийся
экономический и социальный рост, темпы и качество которого стали не устраивать
сколько-нибудь значительную часть общества (российские протесты 2011—2012 годов
яркий тому пример) .
В России 1998 года ничего этого не было. Более того — накопилась
усталость от постоянных кризисов и социальных потрясений, начавшихся еще в позднесоветскую
эпоху. И тут очень вовремя — надо отдать должное политическому чутью Бориса
Николаевича — появилось правительство Примакова—Маслюкова—Кулика. Эти лица
никак не ассоциировались с гайдаровскими реформами, более того — были
их антиподами. Хотя мне, работавшему тогда на высокой должности в правительстве
и наблюдавшему за ситуацией изнутри, уже тогда понравилось поведение этих людей,
которые, отбросив идеологические наслоения, просто проявили здравый смысл, помноженный
на богатый управленческий опыт. Они взяли на себя купирование дефолтных шоков —
и не только чисто в экономическом смысле.
Своим спокойствием и рассудительностью Примаков смог сбить панические
настроения, приобретя тем самым харизму, вполне сопоставимую с ельцинской.
Поэтому я нисколько не был удивлен тому, что его быстро убрали с премьерского
поста, от которого оставалась всего одна ступенька до самой вершины российской власти…
После короткой степашинской «загогулины» началось время Владимира Путина.
II
В декабре 1998 года (председателем правительства был еще Евгений
Примаков) баррель нефти «Брент» на мировом рынке стоил всего лишь 10,45 долл.[3] (низшая точка за все 1990-е годы). В декабре
1999 года, уже при Путине-премьере и кандидате в президенты —
25,3 долл.[4] Сопоставление этих двух цифр,
перелом понижающей тенденции и обозначили начало новой российской экономической,
социальной и политической эпохи. Всего лишь через неполных 8 лет, в июне
2008 года, цена на нефть поднялась до рекордных 140,44 долл.[5] Но потом тренд снова переломился и этот
показатель пошел вниз. Вот именно тогда и закончились социальные 2000-е.
За 2000—2008 годы, если пользоваться официальной статистикой и сделать
поправку на инфляцию, доходы населения и средняя пенсия возросли в 2,2
раза, а средняя зарплата — в 2,8 раза![6] Надо сказать, что такие темпы роста благосостояния
в истории России наблюдались, скорее всего, только во время нэпа (20-е
годы прошлого века).
Важным моментом было то, что в 2000-х
ощутимую прибавку к уровню жизни получили все слои населения — от людей,
занимающихся неквалифицированным трудом и пенсионеров до ведущих специалистов
всех отраслей. Но хотел бы добавить в эту бочку меда ложку дегтя: в эти
же годы очень существенно возросла и дифференциация внутри нашего общества
по уровню материального благосостояния. В 2008 году коэффициент фондов (соотношение
доходов 10 % наиболее и 10 % наименее обеспеченного населения)[7]—16,9, в 2000 году — 13,9.[8] То есть, проще говоря, уровень жизни вырос практически
у всех, но самой большой прирост произошел у наиболее богатых граждан.
В 2000-е годы создался и еще один социальный феномен: в России
образовались группы регионов, в каждой из которых уклад жизни имел отчетливую
специфику.
Прежде всего необходимо упомянуть столицы — Москву и Санкт-Петербург,
которые стали вполне восточноевропейскими городами и по доходам основной части
жителей, и по многим внешним признакам. Они стали чем-то похожи на Варшаву,
Прагу, Белград, быстро догоняя даже Берлин. Это вполне объяснимо: именно в российских
столицах были сосредоточены наиболее высокооплачиваемые и престижные рабочие
места, сюда переехало много так называемых «экспатов», именно москвичи и петербуржцы
чаще других россиян посещали Европу и как туристы, и по делам.
К этой группе примыкали регионы, где добывалась большая часть нефти
и газа: Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий и Ненецкий автономные округа,
а затем и Сахалинская область, Республика Коми. На проживающее там небольшое
население вдруг стали сыпаться огромные деньги в виде и высоких зарплат,
и внушительных региональных бюджетов. Естественно, что в этих регионах
появилась самая современная социальная инфраструктура, люди оттуда поехали на отдых
во все уголки мира.
Следующей по уровню социального достатка группой стали старопромышленные
регионы Урала и юга Сибири, а также Татарстан и Башкортостан, Самарская
область, где оставшаяся индустрия (металлургия, химия, добыча угля, небольшая добыча
нефти) стала обеспечивать более или менее приличный доход людям.
Близкая к ним группа — север Европейской части страны, практически
весь Дальний Восток, который держался за счет добычи и переработки не нефтегазового
сырья (лес, рыба), а также транзита грузов в другие части страны.
Еще ниже — Краснодарский и Ставропольский края, Оренбургская
и Ростовская области и Нижнее Поволжье, где палочкой-выручалочкой стало
прежде всего сельское хозяйство и переработка его продукции.
Ближе к социальному дну стали располагаться депрессивные и обезлюженные
регионы Центральной России, северное Черноземье, а также небольшие национальные
республики Поволжья. Для них характерна устаревшая промышленность и экстенсивное
сельское хозяйство, отток населения в крупные региональные центры, высокая
доля пенсионеров и других неработающих людей.
И наконец, в самом низу — республики Северного Кавказа, Калмыкия,
Тыва. Там как раз начало складываться весьма архаичное устройство всей будничной
и общественной жизни, расцвела неформальная мелкая экономика. Эти регионы фактически
сели на содержание федерального центра.
В условиях, когда в федеральном бюджете скапливались огромные деньги,
картина этого раскола России на несколько четко выраженных кластеров со своим уровнем
и образом жизни скрашивалась массированными централизованными вливаниями регионам.
Но, когда наступило время оскудения казны, оказалось, что эти «острова» никак не
сшиваются в единое, общероссийское экономическое, социальное и даже культурное
пространство. Но об этом мы отдельно поговорим в заключительном очерке.
Сейчас важно понять, почему это произошло. Корень в так и не
произошедшей структурной перестройке экономики. В известной программе Грефа,
написанной в начале 2000 года по заказу Владимира Путина, было заявлено:
«Основной целью структурной политики государства на следующее десятилетие
должно стать содействие повышению конкурентоспособности производства отечественных
товаров и услуг на внутреннем и мировых рынках и повышение доли отраслей,
производящих продукцию с высокой степенью переработки, и отраслей сферы
услуг».[9]
Но в дальнейшем все пошло не
так из-за упомянутого выше космического роста мировых цен на нефть и газ. В российскую
казну полились огромные потоки денег. Если в 2000 году они составляли всего
9 % от доходов федерального бюджета, то в 2008 году — уже 47 %.[10] При этом в абсолютном
размере доходы федерального бюджета выросли с 1,132 трлн руб. в 2000 году[11] до 9,276 трлн
руб. в 2008 году[12], то есть почти в 9 раз!
Казалось бы, выдели из этой огромной
суммы средства на стимулирование ненефтегазового сектора (дешевые кредиты, налоговые
льготы и т. п.), и все задуманное произойдет. Кстати, в программе
Грефа многие подобные меры были предусмотрены. Но в 2010 году было констатировано,
что эта программа так и не была реализована. Евгений Ясин, в авторитете
которого трудно сомневаться, оценил выполнение ее предложений в «от
силы 10—15 %».[13]
Разбор причин такой неудачи не является целью моих заметок. Единственное,
что хотел бы отметить: любые реформы несут политические риски для их инициаторов.
Вспомним Михаила Горбачева, затеявшего перестройку и в результате потерявшего
власть, а вместе с ней и возглавляемый им Советский Союз.
В результате все большая однобокость экономики серьезно исказила российский
рынок труда. Если ты работал в «Газпроме», нефтяной компании или обслуживающем
их бизнесе, то твоя зарплата быстро росла, отрываясь от основной массы работников,
у которых такой удачи не случилось. В 2008 году средняя оплата труда тех,
кто занимался добычей топливно-энергетических ископаемых, в 2,3 раза опережала
среднюю зарплату по стране. Разрыв с обрабатывающими производствами составлял
2,4 раза, со здравоохранением и предоставлением социальных услуг — 3 раза,
образованием — 3,5 раза.[14] И это
без весьма распространенных в нефтегазе «социальных пакетов» (дополнительная
медицинская страховка, взнос в негосударственный пенсионный фонд и т. п.).
Отсюда и вытекает усилившаяся в 2000-е разница в уровне жизни
между теми, кто побогаче, и всеми остальными.
При этом начало укореняться такое явление, как остановка социальных
лифтов.
Если вспомнить советское время, то попадание в партийно-хозяйственную
номенклатуру было в большинстве случаев следствием карьерного роста людей,
зачастую с самого низа, что называется «от земли». Да, двигателем этого социального
лифта был своеобразно понимаемый тогда через призму партийных критериев профессионализм,
но по наследству места` в номенклатуре редко когда передавались.
В 1990-е революционные потрясения
вынесли на поверхность совершенно новый слой людей, которые при советской власти
не имели никаких шансов прийти во власть.
И не из-за своего социального происхождения, а из-за устройства мозгов,
которое не позволяло превратить мимикрирование в профессию. Правда, надо отметить,
что и в этой каше не только уцелели, но и сделали карьеры многие
высокопоставленные партийные кадры: кто-то ценой радикального разрыва с прошлым
(как это произошло, например, с Борисом Ельциным), кто-то воспользовался упомянутыми
выше профессиональными качества мимикрии.
А вот в 2000-е восходящее движение по социальной лестнице
сильно замедлилось, если не остановилось. Это привело к капсулированию политической
элиты, застою в смене руководящих кадров. Прошла пора ельцинской чехарды с премьерами
и министрами; ставшие тогда руководителями все более усиливающихся госкорпораций
люди так и остались ими до сих пор. За примерами можно далеко не ходить: председатель
Правления «Газпрома» Алексей Миллер занимает эту должность с 2001 года,
Сергей Кириенко возглавлял «Росатом», а Сергей Чемезов продолжает воглавлять
«Ростехнологии» с 2007 года.
Однако дело даже не в отдельных лицах. В конце 1990-х
в России заговорили о среднем классе — прослойке людей, которые,
обеспечив себе неплохой текущий денежный доход
и престижную работу, ведут немного другой, по сравнению с нижестоящими
в общественной иерархии группами, образ жизни: ездят отдыхать за границу, регулярно
занимаются фитнесом, пользуются преимущественно платной медициной, устраивают детей
в «элитные» школы, покупают (или приобретают через ипотеку) просторные квартиры
и коттеджи и т. п. Если в начале 2000-х численность среднего
класса весьма приблизительно оценивалась ведущим экспертом в этом вопросе Татьяной
Малевой в 20 % от всего населения[15],
то в конце этого десятилетия она же констатировала, что никаких серьезных изменений
этого показателя за прошедшие годы так и не произошло.[16]
Вот так архаичная экономика, помноженная на маниакальное желание власти
ничего не менять, препятствует общественному прогрессу.
III
Но было бы неправдой утверждать, что в 2000-е реформ совсем
не было. В социальной жизни России их было две: пенсионная, которая была запущена
1 января 2002 года, и монетизация льгот 2005 года.
Пенсионная реформа готовилась несколько лет, начиная с прихода
в правительство в 1997 году «младореформаторов» (Анатолия Чубайса, Бориса
Немцова и Олега Сысуева). В программе Грефа она получила почти законченный
вид, а в 2001 году основные сопровождающие ее законы были приняты Государственной
думой, которая еще была «местом для дискуссий».
Важно отметить, что, несмотря на огромный макроэкономический и финансовый
контекст, пенсионная реформа 2002 года несла очень интересный посыл в отношении
феномена «социальной справедливости», проведение которого, как описывалось в предыдущем
очерке[17] , сыграло, возможно, решающую роль
в судьбе гайдаровско-ельцинских преобразований начала 1990-х.
Возьмем, например, отмену максимального
размера трудовой пенсии. Считаю это революционным шагом. В СССР обычный неработающий
пенсионер мог получить максимум 120 рублей месяц, а с 10-процентной
надбавкой за сверхнормативный трудовой стаж — 132 рубля. Справедливо ли
это, учитывая, что и тогда многие высококвалифицированные люди зарабатывали
и 300, и 400, и более рублей в месяц до выхода на пенсию? Помню,
что многие тогда втихаря жаловались: «Проработал много лет начальником цеха, а пенсия —
почти как у уборщицы, которая наводила порядок в моем кабинете». В 1990-е
эта практика продолжилась, но через другие механизмы — в частности, использовался
максимальный предел так называемого «индивидуального коэффициента пенсионера». В 2002
году с этой уравниловкой, которая многим не нравилась, начали заканчивать.
Если бы наше государство имело терпение, то лет через 15—20 многие наши пенсионеры
(если использовать нынешние рубли) получали бы не 12—13 тыс., а 50, 100 и даже
больше тыс. рублей в месяц. Для этого нужны были бы две очень простые вещи:
1) много зарабатывать и 2) исправно платить пенсионные взносы со всей этой
зарплаты.
Или возьмем введение обязательного накопительного элемента. Казалось
бы, чисто финансовый инструмент. Но на самом деле — еще одна потенциальная
революция. У миллионов людей среднего и молодого возраста появляется возможности
хоть немного поуправлять своим пенсионным будущим. Надо просто задуматься и сделать
персональный выбор, куда инвестировать эти 2 %, потом 4 %, а затем
и 6 % от своей зарплаты. Справедливо? Если, конечно, считать, что нужно
ни о чем не думать до момента выхода на заслуженный отдых, а там государство
о тебе позаботится, то ответ отрицательный. А если считать, что у тебя
должно быть поле личной свободы и самоуважения, то тогда институт выбора становится
желанным, а значит, через него и реализуется на практике социальная справедливость.
К сожалению, наше государство, с одной стороны, запустив в 2002
году достаточно сбалансированную — и фискально, и экономически, и социально —
пенсионную реформу, не выдержало испытание терпением. Уже через пару лет в ход
реализации реформы стали вмешиваться, ломая только что запущенное.
Например, с 2005 года отменили
обязательный накопительный элемент для мужчин 1953—1966 годов рождений и женщин
1957—1966 годов рождений. Причина — якобы они не успеют до достижения
пенсионного возраста что-либо существенное на своих счетах накопить. Действительно,
работодатель на тот момент отчислял за них в Пенсионный фонд всего 2 % от зарплаты.
Но кто мешал увеличить эти отчисления (возможно, с участием самого работника)
до 4, 6 или более процентов? Возмущенные этой явной несправедливостью, люди дошли
до Конституционного суда, но фактически так ничего и не добились.
Затем еще через пару лет ввели максимальный размер заработка, с которого
берутся страховые взносы, в том числе в Пенсионный фонд. Мотивация авторов
этого предложения была примерно такой: государство теперь обеспечивает базовый уровень
пенсии, а все остальное пусть человек (если у него, конечно, есть на это
лишние деньги) несет в негосударственные пенсионные фонды. Вроде бы правильно
с точки зрения социальной справедливости: и некая минимальная гарантия
есть, и работнику дается право самостоятельно действовать. Однако на практике
все оказалось совсем не так.
Во-первых, Пенсионный фонд лишился значительной части своих доходов.
Поэтому пришлось срочно привлекать дотации из федерального бюджета, что стало сейчас,
в условиях нехватки там денег, головной болью и Министерства финансов,
и всего правительства.
Во-вторых, система негосударственных пенсионных фондов на тот момент
оказалась недостаточно подготовлена для приема взносов от физических лиц «с улицы».
Хочу напомнить, что большинство из этих фондов являются корпоративными структурами
и обслуживают прежде всего сотрудников этих структур. Кроме того, их просто
мало — попробуйте найти в каком-нибудь среднего размера провинциальном
российском городе офис негосударственного пенсионного фонда, который принимал бы
взносы населения.
Вот и получилось, что Пенсионный фонд перестал сводить концы с концами,
а люди с приличными доходами предпочитают до сих пор тратить эти деньги
на что угодно, кроме создания накоплений на собственную старость.
Окончательно добил пенсионную систему, запущенную в 2002 году,
переход в 2015 году на так называемый балльный принцип начисления будущих пенсионных
прав. Но об этом подробнее поговорим в третьем очерке.
Вернемся в начало 2000-х. Правительство, воодушевившись успешным
на тот момент запуском пенсионной реформы, решило радикально перестроить и систему
социальной защиты. Речь идет о печально знаменитой монетизации льгот.
В этом случае провал оказался очень быстрым. Ведь в пенсионной
сфере объектом реформ являются не те, кто уже находится на заслуженном отдыхе, а работники.
Поэтому подавляющему большинству из них, как правило, нет охоты «качать права».
Мотивация очень простая — если доживем до пенсии, то там и будем решать
проблемы. Единственное, что, пожалуй, может всколыхнуть 40—50-летних людей, — это
повышение пенсионного возраста, последствия которого очевидны.
А вот в случае монетизации льгот последствия в виде ухудшения
социального положения многих ветеранов и других подобных групп проявились буквально
на следующей день после вступления в действие знаменитого 122-го закона. В ряде
крупных городов (прежде всего в Москве и Санкт-Петербурге) прошли массовые
выступления пожилых людей. Почему это произошло?
Дело даже не в неэквивалентном обмене натуральных льгот на деньги,
а в обстоятельствах, наотмашь ударивших массовые представления о социальной
справедливости.
Прежде всего — до людей так и не
донесли предварительную информацию об этой реформе. Многие ветераны как ни в чем
не бывало в день ее начала бесплатно поехали на общественном транспорте, предъявляя
свое удостоверение. А их попросили заплатить за проезд. В Москве, которая
оставила своим жителям все льготы в прежнем виде, как оказалось, теперь ветерану
из Подмосковья бесплатно не проехать — он как бы «чужой». Такая же нестыковка
возникла между Санкт-Петербургом и Ленинградской областью. Для пожилого человека,
который привык к сложившему порядку жизни, — это сильнейший стресс и оскорбление.
Ведь он стал ветераном труда или получил почетный статус труженика тыла Великой
Отечественной войны за заслуги перед страной, а не субъектом Федерации.
Герои Советского Союза, Герои России и Герои Социалистического
Труда, несмотря на предложенные им взамен льгот щедрые денежные выплаты, возмутились
и даже пригрозили вернуть свои награды государству, выйдя для этого на Красную
площадь.
Естественно, что государству пришлось идти на попятную.
Во-первых, из бюджета щедро отвалили внеплановых денег на выплаты.
Во-вторых, внеочередным образом повысили пенсии.
В-третьих, тем же Героям пообещали отдельный закон, который через год
был принят. Главный его посыл: теперь эти заслуженные люди могли вместо денег оставить
себе прежний набор льгот.
Кстати, и всем остальным льготникам, ответственность за которых
взял на себя федеральный бюджет (а это прежде всего инвалиды, участники Великой
Отечественной войны, чернобыльцы), было дано право выбора между социальным пакетом
(натуральными льготами) и денежной выплатой.
Вот только таким путем удалось загасить вспыхнувшее открытое недовольство.
Но у власти ожог остался. Слово «реформа» стало непопулярным. Тем более что
все это происходило почти одновременно с «оранжевой революцией» на Украине…
А потом появились «приоритетные национальные проекты», посвященные здравоохранению,
образованию, жилью и агропромышленному комплексу. Эти четыре сферы получили
весьма приличные деньги на латание многочисленных дыр. Но, объявляя о запуске этих
проектов, Владимир Путин подчеркнул, что они никак не заменяют реформы, а их
предваряют. Правда, никаких реформ после этого не началось и до сих пор. Разве
что перевели все деньги на бесплатную медицину в систему обязательного медицинского
страхования и ввели в школах ЕГЭ.
Что касается эффективности «приоритетных национальных проектов», то
некоторая польза от них была: обновили парк медицинского оборудования, повысили
зарплату врачам, провели во все школы Интернет, дали денег наиболее продвинутым
вузам и т. п. Хотя, судя по всему, за те же деньги можно было добиться
намного большего результата.
Если говорить о политике, то при помощи этих проектов удалось успокоить
людей, которые увидели, что и им достается какой-то кусок из того долларового
дождя, который пролился на страну от продажи нефти и газа. Фактически к концу
2000-х в России сложился своего рода общественный договор между государством
и народом: власть раздает деньги, получая в обмен политическую лояльность
к себе.
Именно поэтому люди абсолютно безразлично отнеслись к переходу
контроля над многими федеральными СМИ (прежде всего телевидения) в руки государства,
к делу ЮКОСа, к фактической ликвидации политической конкуренции и вообще
началу тотальной ревизии того немногого, что было сделано в 1990-е для
создания современных общественных институтов.
Чувство социальной справедливости, несмотря на некоторые шероховатости
вроде роста имущественного расслоения, восторжествовало как мейнстрим общественного
мнения.
IV
В конце 2007 года Владимир Путин, несмотря на уговоры многих своих сторонников,
не стал менять Конституцию ради своего третьего президентского срока и выдвинул
на эту должность Дмитрия Медведева. Как только тот занял кабинет в Кремле,
грянул мировой экономический кризис, который очень больно ударил по России.
Хочу напомнить, что в 2009 году ВВП нашей страны упал на невиданные
с 1990-х годов 7,9 %[18] — прежде
всего из-за резкого снижения мировых цен на нефть. При этом реальные доходы за этот
год возросли на 3 %![19] Десятки миллиардов
рублей были выделены на поддержание занятости и недопущения массовой безработицы.
То есть правительство, воспользовавшись прежде всего накопленными в Стабилизационном
фонде резервами, смогло сделать так, что большинство людей не заметили экономического
кризиса.
Хотя именно тогда, в 2008—2009 годах в России высветилась
проблема так называемых моногородов. Получивший наибольшую огласку случай произошел
в городе Пикалёво Ленинградской области. Из-за остановки работы основных предприятий
заработную плату перестали платить почти всем, кто в этом небольшом городе
работал. Доведенные до отчаяния люди вышли на улицы. Ситуацию смог разрешить только
Владимир Путин, который, приехав в Пикалёво, заставил собственников этих предприятий
подписать соглашение, предусматривающее возобновление на них работы.
Подобного рода инциденты были отмечены еще в нескольких местах.
Это заставило правительство обратить внимание на несколько сот российских моногородов,
во многих из которых социальная ситуация сильно накалилась.
Проблему, как всегда, взялись решить при помощи заливки деньгами. Где-то
это дало эффект: люди занялись собственным делом или переехали в другую местность,
где работа была. Но выкорчевать корень проблемы — отсталость российской экономики,
которая с особой ясностью проявляется как раз в моногородах, — так и не
захотели.
Тем не менее в своей статье «Россия, вперед!», опубликованной в 2009
году, Дмитрий Медведев заявил буквально следующее:
«Должны ли мы и дальше тащить в наше
будущее примитивную сырьевую экономику, хроническую коррупцию, застарелую привычку
полагаться в решении проблем на государство, на заграницу, на какое-нибудь
„всесильное учение“, на что угодно, на кого угодно, только не на себя? И есть
ли у России, перегруженной такими ношами, собственное завтра? <…>
Мировой экономический кризис показал: дела
наши обстоят далеко не самым лучшим образом. Двадцать лет бурных преобразований
так и не избавили нашу страну от унизительной сырьевой зависимости. Наша теперешняя
экономика переняла у советской самый тяжелый порок — она в значительной
степени игнорирует потребности человека. Отечественный бизнес за малым исключением
не изобретает, не создает нужные людям вещи и технологии. Торгует тем, что
сделано не им, — сырьем либо импортными товарами. Готовые же изделия, произведенные
в России, в основной массе пока отличаются крайне невысокой конкурентоспособностью.
Отсюда и большее, чем у других
экономик, падение производства во время нынешнего кризиса. И запредельные колебания
фондового рынка. Все это доказывает,
что мы сделали далеко не все необходимое в предшествующие годы. И далеко
не все сделали правильно».[20]
Это была, если предположить искренность
Дмитрия Анатольевича, заявка на реформы, которые вольно или невольно разрушали тот
негласный общественный договор между государством и обществом, который сформировался
при Владимире Путине.
Однако такое вполне назревшее желание было
сведено на нет прежде всего очень быстро начавшимся восстановлением и цен на
нефть и, соответственно, появившимся экономическим ростом. В 2010 году
ВВП (в текущих ценах) вырос на 19 %, а в 2011 году — на 21
%![21] Но реальные
доходы населения в 2010 году выросли на 5,9 %, а в 2011 году —
еще на 0,5 %.[22]
Так о каких же реформах нужно было вести речь? Ни о каких. Казалось, что
все выправилось, «социальный рай» 2000-х будет продолжаться еще много-много
лет и никакая медведевская «модернизация» никому не нужна.
Завершила все это знаменитая «рокировка»
сентября 2011 года, которая, собственно говоря, и завершила социально
благополучные 2000-е годы.
А тем временем недореформированность и экономики, и всех общественно-политических
институтов, боязнь изменений постепенно стали накапливать негатив, вылившийся в системный
кризис, который мы переживаем сейчас, в 2016 году.
1. http://www.gks.ru/bgd/regl/B03_44/IssWWW.exe/Stg/d010/i010680r.htm.
2. http://www.gks.ru/bgd/regl/B03_44/IssWWW.exe/Stg/d010/i010600r.htm.
3. https://www.calc.ru/dinamika-Brent.html?date=1998.
4. https://www.calc.ru/dinamika-Brent.html?date=1999.
5. https://www.calc.ru/dinamika-Brent.html?date=2008.
6. http://www.gks.ru/bgd/regl/b09_13/IssWWW.exe/Stg/html1/06—05.htm.
7. http://www.gks.ru/dbscripts/cbsd/DBinet.cgi?pl=2340004.
8. http://www.gks.ru/bgd/regl/b09_44/IssWWW.exe/Stg/d1/05—02.htm; http://www.gks.ru/bgd/regl/b05_44/IssWWW.exe/Stg/05—02.htm.
9. http://www.kommersant.ru/doc/147660.
10. http://aillarionov.livejournal.com/452863.html.
11. http://www.gks.ru/bgd/regl/b02_51/IssWWW.exe/Stg/d010/i010050r.htm.
12. http://www.gks.ru/bgd/regl/b10_51/IssWWW.exe/Stg/02—01.htm.
13. http://www.forbes.ru/column/50952-reformy-i-kontrreformy.
14. http://www.gks.ru/bgd/regl/B09_36/IssWWW.exe/Stg/d2/08—12.htm.
15. http://polit.ru/article/2007/09/04/middleclass/.
16. http://www.ranepa.ru/images/News/2015—12/statya-srednie-klassy.pdf.
17. См.: «Звезда», 2016, № 10.
18. https://finance.rambler.ru/news/gks/61689682.html.
19. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_12kv.htm.
20. http://www.kremlin.ru/events/president/news/5413.
21. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/vvp/vvp-god/tab1.htm.
22. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_12kv.htm.
Продолжение следует