ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Владимир Бауэр
* * *
Вот ты, вполне уже возможно
не очень-то теперь и ты,
поскольку сбыл неосторожно
розовощекие мечты,
и, к счастию приговорённый,
у совершенства под пятой,
лежишь, соитьем усмирённый,
с довольной женщиной не той.
Счастлив! К чему теперь рыданья,
злых аонид противный хор,
когда Италья и Испанья
пытливый усладили взор.
Когда в суглинок парадиза
уложен чаемый улов —
морского беззащитность бриза
и океанских рык валов.
Когда басы бесов вдудели
в ушные раковины те
слова, которые хотели
растаять в чёрной немоте.
Чуди теперь, как Гауди, и
ундин надеждами пытай.
Король непойманный Сардиний.
На майской уплывая льдине
за ойкумены жидкий край.
* * *
Со всей угрюмостью зоильной,
со всей туманностью заумной,
а также завистью бесстильной
и яростью широкошумной;
со всем порядком снов забытых,
всей чуйкой мнемозинной помня
парение на их орбитах,
жужжаньем прерванное полдня;
одной стреноженный опаской,
что речь с присадкой мысли трезвой
прегорькой станет и превязкой,
а не руладной, ладной, резвой, —
жду.
Свежесть летняя мне плечи,
всё понимая, гусекожит.
И делается слово легче,
и вечер невесомый прожит.
* * *
А. Б.
Любовь немного пахнет зоопарком.
В любви я признавался даже паркам.
Те изумлённо вскидывали бровь,
отбрасывали, скалясь, пряжу вечну,
вели без колебаний в ночь беспечну,
повеселить провидческую кровь.
Я мило доверял их предсказаньям
и подчинялся вздорным указаньям.
Наверно, оттого судьбы моток
извилистой моей всерьёз не рвался,
хоть зверь песец не раз за мною крался
и был хранитель-ангел кривобок.
Меня, видать, хранит любовь.
Увольте
от лживых обвинений в скотском вольте, —
мне сладкой паркой выдан талисман.
Остёр, быстёр, шустёр, учён экстазу,
я нынче мыслю новую проказу —
сплясать с Евтерпой терпкою канкан!
Утро в деревне
Придёт ко мне безумное дыханье
и кровь по жилам потечёт бойчей,
беспаузное птичье щебетанье
тщету обрушит тишины ничьей.
А если воздух я глотать устану,
то сходку спровоцирую ворон.
Растерянной душе полёт в нирвану
лысеющий предложит лже-Харон.
Злой кислород, озон остервенелый,
азот смиренный, водород пустой.
Измотанный упорной филомелой,
уже и сам кричишь, как козодой.
Все фальшь, что не молчание.
Молчанье
высокомерно. Воздух сыроват.
Но уж прорезан первыми лучами
рассвета в тыщу птичьих киловатт.
Сибирь и москвичи
Зажечь торопишься, поцеловать спешишь,
затем венчаешься в дремучем городишке.
Судьба нешуточный показывает шиш,
над головою белки вертят шишки.
Зачем в Россию углубился, друг?
В объятьях каменных тебя зажали руды.
Единственный на волость ноутбук
варварские буравят пересуды.
Ну, как тебе туземный интернет,
бомонд натянутый учителок упорных,
занозами заросший табурет,
заборы слов заборных?
К чему теперь, безумный сибиряк,
мне шлёшь через широты,
как ошалевший радиомаяк,
чудовищные приступы икоты?