ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Лев Данилкин. Клудж.

М.: Рипол Классик, 2016

В который раз я подумала, что вид слов — шрифт, кегль, разбивка — дают им не меньше характера, чем собственно предмет описания. Например, статьи, аккуратно собранные глава за главой в стандартном формате книги, стандартным форматом текста, — это совсем не заметки на полях интернет-портала в окружении вирусных роликов, это не колонки на газетной полосе в окружении макроэкономических обзоров и домашних рецептов, это не текст под катом, etc. Это значительное — долгосрочное — высказывание.

Внутри яйца еще игла: стандартные публицистические формы высказываний у Данилкина тоже перешиты на новый вид. Например, расшифровки разговоров даются не как интервью в классической вопросно-ответной форме, а будто вывернутыми наружу, сплошным текстом, где голос автора-истца смешивается с голосом героя-ответчика, и происходит странное — теряется чувство быта, отлаженной системы. Автор не задает глупых и косных вопросов, а будто пускает тебя, читателя, внутрь своих размышлений, и известный персонаж не корчится стандартными ответами, а выглядит настоящим странным человеком.

А еще «Клудж», как любой сборник, имеет волшебное свойство: его статьи можно читать вразнобой и перескакивая по двадцать и пятьдесят страниц, выхватывая то из начала, то из конца, можно почувствовать, будто книга не кончается и никогда не кончится и ты навсегда пребудешь в этом будоражащем мире.

Итак, ключевые слова: магия, любопытство, Данилкин.

Я совсем не могу описать ощущение, которое охватывает меня, когда я читаю эти тексты. Может быть, самое близкое слово — это «щекотка»: рыбешками щекотится внутренность, иногда щиплет нос, в голове тихонечко начитают щетиниться мысли. И главное, ты настолько этими ощущениями увлечен, что перестаешь замечать окружающее, перестаешь контролировать себя, становишься каким-то комочком радостного любопытства.

Однако же последствия чтения, кажется, лучше поддаются вербализации, и можно отойти от аналогий в сфере простых метафор. Дело в том, что я читаю и осознаю: для Данилкина — который, как и положено в эссеистике, не прячется за статусом абстрактного автора, — все это и есть реальность; он пишет как оно есть, не тужится придумывать факты, эмоции и мысли. Но для меня это никакая не реальность, а сказочный лес, классический, с темным бором и пролесками, с ясными полянами и уже зарастающими вырубками, с волшебными животными и неведомыми, но явственными духами — ну закройте глаза и представьте. Я читатель, и с каждой страницей мне больше всего хочется повторить опыт этого человека, реального рассказчика. Сделать картинки былью вокруг себя. Как-то физически почувствовать это усилие перевоплощения: натянуть шляпу волшебника прямо руками, совладать со скользкой блестящей рыбешкой и прямо стиснуть ее ладонями.

И тут самое трогательное — возможность признаться себе: скорее всего, я не побываю в музее Миядзаки, из спортивного интереса не возьмусь даже за «Краткий курс истории КПСС», не полечу в Эфиопию и не начну читать книги по политической истории Ближнего Востока. Но я начну что-то более важное — я постепенно научу себя мыслить, как он, мой герой трехсот страниц и нескольких вечеров, я научусь воспринимать мир и его информационное поле, как он. Сначала это будет бросаться в глаза друзьям и родителям, кто-то начнет думать, что меня подменили, ладно, пусть, но потом это растворится во мне и станет частью повседневного зрения.

Ведь на самом деле в этом и есть цель восторженных нарративов Данилкина (и цель любого здравомыслящего публициста, кажется лично мне) — научить читателя заглядывать за спины статуям. Подарить ему привычку к любопытству, привычку к самостоятельному открытию.

Ну и конечно, это энциклопедия в своем роде — современной литературы, современной географии, современного маргинала, современного ему мира. Энциклопедия чудесного восприятия — тоже.

Данилкин во всем найдет божественное в самом пространном смысле — а уж где не найдет, про то не будет писать. Это какая-то абсолютно функциональная черта, характеристика мира: ничто не хорошо и ничто не плохо, все — как-то, все завораживает и увлекает, пугает, дурит, смешит, манит, обескураживает. И уж наверняка каждый день что-то Данилкину не нравится, но об этом он промолчит, потому что ему это не пеной у рта: «Сволочи! Работать не умеют! Страну развалили!» — а ему это просто неинтересно. Это непродуктивно. У него тут модель вечного двигателя, и ему топливо нужно, — а что неинтересно, то не горит.

Говорят, это такое писательское дело — любопытство; так я хочу, чтобы оно стало и читательским — каждого из тех, кто прочитает «Клудж», — да и, честно говоря, вообще человеческим.

Маргарита Пимченко