ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Владимир Дроздов

* * *

Памяти С. Лурье

Жизнь хороша, вполне, не чересчур.

Удельный парк дожди не напугали.

Среди сраженных шахматных фигур

вино стоит навытяжку в бокале.

Ходы считаю, с музами дружу.

Погода: петербургская трясина.  

E7, так ферзь пошел, какая жуть: 

деревьев облупилась древесина!

Столетний быт, столешница,

буфет, не помнит место жительства квартира,

многоукладный шаркает паркет.

Ночь хочет спать в шкатулке ювелира.

В какую емкость время утекло?

Мне нравится: бутылка «Саперави».

Очков старинных нежное стекло

потрескалось в смирительной оправе.

Приспустит флаги шахматный редут,

жизнь убывает в розницу и оптом.

Пускай сюда лейб-медики бредут,

с немым от бессердечья стетоскопом...

* * *

Чертополох и грядки огорода,

озёр невозмутимая вода.

Моя славянофильская природа

не движется, родная, никуда.

Взаимозаменяемы деревья,

ослабли узы нашего родства.

И ни мычит ни телится деревня.

Все мельники легли под жернова.

Скворец в кустах теряет птичий облик,

выходят посиделки из избы.

Россия обустраивает погреб,

блестят во тьме стеклянные грибы.

России ничего от нас не надо.

Не ведая где запад, где восток,

стоит ее ремонтная бригада

в ухабах ломоносовских дорог...

* * *

    И. Бродскому

Теперь сидят по избам пастухи,

под снегом хлев, и лестница, и погреб.

Прощаются невольные грехи.

Горит звезда. Рождается апокриф.

Под окна ночь пришла из Колымы.

В Кремле творят молитву на рассвете.

Стволы дерев не чувствуют зимы,

их туловище связывает ветер.

На пасмурном живу материке,

меж Северным и Южным полюсами.

Купель дымится в ледяной реке,

стоят в сугробе лошади и сани.

Никто не входит в сени с чудесами.

Вода сварилась в тесном чугунке...

* * *

Дожди то перельют, то не дольют,

очухаешься — некогда побриться.

То траур, то заоблачный салют,

торжественна полиция в столице.

Хотелось цыкнуть, взглядом жечь насквозь.

Быть может, встать в почетном карауле.

Земная притормаживает ось.

Как мертвая жена сидит на стуле.

Изучен краткий курс календаря,

пейзаж его с луной пустоголовой.

Опять в палатах каменных Кремля

полковники, юристы, богословы.

На площади хоругви, красный флаг,

и страх, и миротворчество елея.

Гвардейские полки, чеканят шаг,

империя, торговцы, фарисеи.

Пространство безвоздушное и мрак,

грядут тысячелетья, юбилеи.

Блестит во тьме стеклянный саркофаг

в российских катакомбах Мавзолея.

* * *

Сухой листвой засыпаны дворы.

Мне дела нет до них. сказать по совести.

И шахматы устали от игры.

Луна не зависает в невесомости.

И гасят свет, до марта, до весны.

Мелькают в анфиладах крылья нечисти.

От музыки, чьи ноты не слышны,

старинных кресел цокают конечности.

И больше ничего, пожалуй, нет,

в конце концов квартиры бесконечном,

лишь облака, да шахматный паркет,

и вечность остается незамеченной.