ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

Борис Фрезинский

Забытые уроки

Как в начале 1939 года Николай Шпанов живописал предстоящее
нападение гитлеровской Германии на СССР

3 мая 1939 года, когда на посту наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова уже сменил В. М. Молотов (чтобы не оскорбить гитлеровского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа участием еврея в предстоящих дружеских переговорах), московский «Воениздат» подписал в печать книжицу Николая Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне». Ее 133 страницы, благополучно получившие «добро» уполномоченного Главлита, отпечатали в Москве (тиражи своих книг «Воениздат» всегда держал в тайне), одев в серый картонный переплет.

Главные опусы Шпанова («Поджигатели», «Заговорщики») поучительны как документы политической лжи своего времени. Думаю, их мало кто помнит из прежних читателей, а новые поколения даже имени этого автора не слыхивали. Потому — справка: Н. Н. Шпанов родился 10 (22) июня 1896 года в Никольске-Уссурийском (ныне Уссурийск, Приморский край), окончил два курса Политехнического института и высшую воздухоплавательную школу в Ленинграде, успел повоевать в Первую мировую и следом в Гражданскую (в рядах Красной Армии). После чего отдался писанию: очерковые книжки о полетах на аэростате, о спасении экспедиции ледокола «Красин» и т. п. Ему было уже за сорок, когда он сочинил «Первый удар». В этой повести уместилось 5 политических сюжетов: 1) о позорных маневрах властей Франции в пору нараставших гитлеровских угроз; 2) об авианападении фашистской Германии на СССР 18 августа неназванного года; 3) о неожиданном соучастии в этом нападении второй страны; 4) о сокрушительном и легком разгроме агрессоров; 5) о восстании (с советской помощью) германского пролетариата против Гитлера. Для отвода глаз «Воениздат» рекомендовал весь этот текст как «одну из первых попыток советской военной фантастики». Но когда время, изображенное в «фантастике» (не только политической), реально настает, оно превращает ее текст либо в пророчество, либо в бред, либо в унылое ничто.

В мае 1939-го до «Падения Парижа» оставался еще год с небольшим и одно­именный роман Эренбурга не существовал даже в виде фантастического замысла, а обличение англо-французских империалистов как главных виновников Второй мировой войны отечественным борзописцам и не снилось. Потому-то французский политический сюжет «Первого удара» — пустая газетная жвачка. Но войну Гитлера с СССР думающие советские граждане уже считали неминуемой, и в этом смысле «Первый удар» не был фантастикой (а в силу четвертого сюжета не мог стать и предостережением). В качестве сателлита гитлеровской Германии Шпанов изобразил слабую панскую Польшу, с территории которой уже наводнившие ее «вежливые» гитлеровские войска и начинают свою агрессию, поддержанные польской авиацией и польским офицерством (трудящееся польское крестьянство, понятно, оппонировало своей шляхте, помогая чем могло спасавшим его русским войскам). «Фантастика» этого сюжета (Германия и Польша нападают на СССР) постыдна: в соответствии с заключенным в Кремле 23 августа 1939 года тайным протоколом к пакту Молотова—Риббентропа через год Германия и СССР уничтожили Польское государство. При этом реальные истоки шпановского замысла, понятно, надиктованы сталинской пропагандой. Что касается сокрушения гитлеровской Германии, то начиная с осени 1943-го его неотвратимость стала осознаваться всем миром. Однако память о десятках миллионов человеческих жизней, принесенных на алтарь этой победы, не позволяет нам отнести ее к пророчествам Н. Шпанова. Наконец, восстание, поднятое рабочими военных заводов Нюрнберга против гитлеровского режима, — не фантастика, а убогая придумка в духе классовой революционной концепции, тем паче что даже реальная попытка уничтожить Гитлера в 1944‑м была безуспешно предпринята самими германскими генералами без какого-либо участия наших ловких Штирлицев.

Экземпляр этого, очень редкого (потому как вскоре изъятого), издания «Первого удара» я раздобыл уже давно, а теперь наткнулся на него и снова перелистал. Следом, интереса ради, заглянул во всемогущий Интернет и поразился вранью, или, скажем мягче, неосведомленности пишущей там братии. Преувеличивая вред, нанесенный «Первым ударом» нашей армии, они придумали: опус Шпанова специально был издан в «Библиотеке командира», чтоб Красную Армию готовили к легкой победе. Но на издании 1939 года такого грифа нет. В Интернете обложка издания 1939 года не приводится, зато есть обложка постсоветского издания (возможно, в нем и текст Шпанова как-то цензурирован). Из уникального текста 1939 года приведу несколько фрагментов, впечатляющих измышлениями и, казалось, давно забытой высокопарностью. В самом начале: майор Павел Гроза говорит командиру летного комсомольского экипажа кавказцу Сафару, который готов немедленно погибнуть за Родину: «Ты скажи, разве я не имею права жить уже потому, что защищаю самое необыкновенное, самое удивительное, самое прекрасное, что когда-либо знала история — СССР. Мне хочется жить уже от одной гордости, что я сын необыкновенной, сказочной страны — России. Я сын народа, давшего миру Ленина. Ты это понимаешь? От одной гордости можно пожелать бессмертия, а ты — умереть! Подумай о своем народе, какого сына родила твоя земля — Кавказ! Разве сыны этой страны не имеют права на лучшую, самую прекрасную жизнь на земле, а?» (с. 10). А вот Париж за два дня до нападения Германии на СССР: «В полночь загремели рупоры у редакций левых газет. „Французы! Решение Кремля состоялось. Великий Советский Союз остался верен взятым на себя обязательствам. Он не покинет демократии в час фашистской агрессии. Народы Советского Союза еще раз протягивают руку французскому народу через головы всех предателей“» (с. 18). Теперь из польских сюжетов: «Советские бомбардировочные эскадры вылетают общим курсом на Варшаву. Цель — привлечь внимание противника. Если германское командование и не примет мер к защите столицы своего силой присоединенного „союзника“, территорию которого оно захватнически использовало как плацдарм для войны против СССР, мы только выиграем. Но Варшава нам не нужна» (с. 34). И еще: «Польская армейская истребительная группа получила задание немецкого командования по подготовке операции своих бомбардировщиков (с. 38) <…> Первые же разрывы советских бомб подтвердили со всей очевидностью для германского командования недостаток польских войск. Слишком многое зависело от людей, обладающих умелыми и грубыми руками, слишком многого господа офицеры не умели делать сами. Если в пехоте солдат, попавший в бой, под страхом наведенных на него с тыла пулеметов полевой жандармерии, волей-неволей должен идти вперед, стрелять, колоть, умирать за тех, кому он хотел бы всадить в живот свой штык, то здесь, в авиации, где нужны прежде всего умелые руки ремесленника и сметка мастерового, пулеметом не поможешь» (с. 40). Наконец, сцена на военном заводе в Нюрнберге: «Шопотом, от рабочего к рабочему, от склоненной головы к согнутой спине, обгоняя движущиеся по конвейеру скелеты самолетов, бежала необыкновенная весть: „Колонна большевиков движется на Нюрнберг“.

— Говорят, большевики прорвались к нам… <...> На наше проклятое гнездо летят четыреста машин.

— Достаточно, для того чтобы пробить башку наци…

— Рвать их в клочья» (с. 92—93).

И вывод: «Тюремный режим создал железную спайку, священное братство угнетенных и обездоленных. Коммунистические вожаки получили отличный боевой материал. Двенадцать тысяч членов коммунистического подполья нюрнбергских заводов-тюрем, воспитанные в боевых традициях партии Эрнста Тельмана, составили стальной костяк рабочих когорт. Раздался уверенный, не скрываемый больше призыв: „Вооружайтесь!“ <…> Люди были готовы к тому, чтобы голыми руками драться с вооруженной до зубов сворой штурмовиков и охранников, чтобы разоружать отряды полиции, с камнями и молотками выступать против пулеметов и броневиков…» (с. 100).

Вскоре после издания этот бред, чтоб, не дай бог, не обидеть немцев, уже был изъят из употребления, зато газета «Правда» в декабре 1939 года предложила своим читателям текст, бредовый в ином смысле: телеграмму «гениального вождя и учителя» Иоахиму фон Риббентропу: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной. И. Сталин»…

Ровно семьдесят пять лет назад Адольф Гитлер внес в этот вопрос полную ясность.