ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Захар Прилепин. Семь жизней.

М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016

Поскольку, судя по тиражам (а это маркер популярности, читательских ожиданий и проч.), «новый Прилепин» окончательно приобрел статус «нового Пелевина» (в моей районной библиотеке этих двух писателей путают), отзывы на новые произведения читать иной раз оказывается интереснее, чем сами произведения. Вот, например, Андрей Рудалев (штатный критик «новых реалистов») пишет, что «Захар удивил» двумя последними книгами, а в «Семи жизнях» «хоть и узнаваемый, но опять совершенно новый». Такое же мнение высказывается еще многими. И вот вопрос: чем же удивил Захар Прилепин, что нового?

Забегая вперед, нужно сказать, что Захар Прилепин — стопроцентный еж (согласно известной классификации Исайи Берлина), то есть писатель, который видит мир с неизменной позиции, с раз и навсегда заданной системой оценок. Судя по всему, взгляды Прилепина, его поэтика окончательно сформировались к моменту написания «Саньки» и с тех пор не шелохнулись. Да им и не с чего меняться. Вот, как кажется, позволительный монтаж цитат из открывающего сборник рассказа «Шер аминь»: «Ни одной мысли в моей голове не было, они и сейчас редко приходят, поэтому я просто вскочил и побежал». И ближе к финалу, там, где рассказ превращается в манифест, в кредо: «Я не предпринимал для жизни никаких усилий, отныне она сама стелилась под ноги». Мысли и сопротивление жизни — два главных стимула эволюции взглядов — изъяты из творческой лаборатории Прилепина.

По словам самого Прилепина, «Семь жизней» — это попытка описать разные возможные сценарии своей жизни, вообразить, какой могла бы быть его биография, не будь она такой, какой оказалась. Таким образом, десять рассказов, составляющих сборник, можно представить десятью возможными автопортретами Захара Прилепина. Кого же изображают эти портреты?

В первую очередь только что приведенные слова относятся, конечно, к заглавному рассказу сборника, помещенному в ударную его позицию — самый конец. Рассказ этот состоит из небольших зарисовок, изображающих возможные судьбы одного человека: солдат, алкоголик, отшельник, любовник, политик, священник и кто-то еще, возможно, сам автор (при желании можно превратить этот список в считалочку или мнемофразу). Первый рассказ сборника, «Шер аминь», как уже было сказано, напоминает прилепинский манифест и в сжатом виде содержит, кажется, все основные мотивы его творчества: солдат и любовник, немножко отшельник, немножко политик, конечно, писатель и кто-то еще. Между этими двумя рассказами, зеркально отразившимися друг в друге, располагаются тексты, сосредоточенные на одной из упомянутых ипостасей. «Попутчики» — алкоголик и семьянин (это не вписалось в ритм считалочки), «Зима» (текст был ранее опубликован в сборнике «Очарованный остров. Новые сказки об Италии») — любовник, «Рыбаки и космонавты» — см. «Попутчики», «Спички и табак, и все такое» — алкоголик и политик, «Петров» — писатель, «Первое кладбище» и «Эмигрант» — солдат, «Ближний, дальний, ближний» — семьянин и кто-то еще.

Рассказы написаны, естественно, в разную силу, но все довольно однообразно и бесхитростно, как это и предполагается прилепинской эстетикой. Немного выделяется рассказ «Петров», в котором автор использует традиционную кинематографическую технику сведения нескольких сюжетных линий. Очень профессионально сделан рассказ «Спички и табак, и все такое», заканчивающийся в духе Сэлинджера, что тоже выделяет его из всего сборника. В целом же из рассказа в рассказ перемещается на попутках или военных машинах все тот же Санька, время от времени меняющий внешность.

Захар Прилепин не видит себя никем другим, «не просит ничего нового», в мире Прилепина все недвижимо, все решено заранее: простые веселые пацаны (одно из ключевых слов прилепинской идеологии) — соль земли, забитый еврей-школьник — будущий враг на войне, мужчина — чтобы все решать, женщина — чтобы быть при мужчине. С какой бы точки Прилепин ни вглядывался в себя, отовсюду — одно лицо (то, которое на обложке). И еще раз: чем удивил?

Кирилл Филатов