ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

Константин Азадовский

Виреки

От германского кайзера до Иосифа Бродского

В июле 1929 года в Москве появился американский журналист — Джордж Сильвестр Вирек. Желая рассказать американской публике о затеянном в России «Великом эксперименте», он искал возможности встретиться с большевистскими лидерами. Еще готовясь к поездке, Вирек сообщал Ольге Каменевой (жене Л. Б. Каменева и сестре Л. Д. Троцкого), возглавлявшей тогда Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (ВОКС), о своем намерении «написать серию благожелательных статей о положении в России и взять интервью у некоторых вождей Новой России». Журналист подчеркивал, что «жаждет» встретиться со Сталиным, а кроме того — выразить уважение вдове Ленина.

Однако к западным журналистам в Москве всегда относились настороженно: встретиться со Сталиным, как и с другими «вождями» (например, М. И. Калининым), Виреку не удалось. Не допустили его и к Надежде Константиновне. Зато его принял Л. М. Карахан, в то время заместитель Г. В. Чичерина, наркома по иностранным делам, поделившийся с Виреком своими соображениями о том, как много общего у советских людей с американцами. Журналиста удостоил личным общением и Б. М. Волин, заведующий Отделом печати того же ведомства (с 1931 года — начальник Главлита). Более внимательно отнеслись к гостю из США в Институте Маркса и Энгельса (вскоре разгромленном). Не удивительно: отец журналиста, немецкий социалист Луи Фирек был близко знаком с обоими основоположниками и состоял с ними в переписке. По этой веской причине академик Д. Б. Рязанов, директор института и знаток европейского социализма, распорядился показать американскому посетителю письма его отца к Энгельсу.

Проведя две недели в Москве, Джордж Сильвестр вернулся на родину. 30 ноября 1929 года влиятельный американский двухнедельник «The Saturday Evening Post» публикует итог его путешествия — очерк под названием «Россия засекает время». Впечатления журналиста оказались в целом не слишком светлыми. «Большевизм не эффективен, — утверждал Вирек. — Несмотря на величие планов и энергию вождей, он не способен даже накормить собственный народ. <…> Некоторые несчастья — следствие войны и революции. Некоторые вызваны характером русского народа. Но главная проблема — упрямство правительства, которое позволяет России разрушаться ради доказательства экономической теории, расходящейся с опытом человечества. <..> Только покинув Россию, снова обретаешь чувство перспективы и понимаешь подлинный характер трагического фарса под названием „коммунизм“, поставленного несколькими людьми в Кремле».

Американец, как видно, оказался весьма проницателен. Впрочем, высказывания такого рода могли обойтись ему дорого: леволиберальная прослойка американской (как и западноевропейской) интеллигенции была в то время захвачена прокоммунистическими настроениями. Однако Вирек неколебимо стоял на своем: и в 1930-е годы, и позднее он всегда рассматривал коммунизм как «зло».

 

* * *

Приведенные выше сведения я почерпнул из книги о Дж. С. Виреке, написанной российским историком и политологом В. Э. Молодяковым, профессором Института японской культуры Университета Такусёку (Токио).[1]

Биографический жанр всегда увлекателен. Жизнеописание выдающейся личности вводит читателя в круг незнакомых ему имен, сведений и событий, открывает неведомые горизонты. Такой terra incognita была и остается для большинства из нас общественно-политическая жизнь США первой половины ХХ века. Не удивительно: этого мы «не проходили» ни в школе, ни в университете. Память хранит лишь имена нескольких американских президентов (двух Рузвельтов, Вудро Вильсона, Эйзенхауэра) да запоздалое участие Соединенных Штатов в обеих мировых войнах. О том, что Америка 1920-х и 1930-х годов представляла собой пестрый и до предела насыщенный политический и социо­культурный континуум, мы имеем довольно смутное представление.

Однако именно в этом историческом пространстве разворачивалась драматическая история Джорджа Сильвестра, которую в течение десяти лет изучал и по крупицам восстанавливал наш соотечественник в Стране Восходящего Солнца. И не только историю одной-единственной жизни — историю поколения, к которому принадлежал Вирек.

Герой повествования не был по рождению американцем. Он родился в Германии, в Мюнхене, в «Сильвестров вечер» 31 декабря (отсюда — его второе имя). Его отец Луи Фирек (таково немецкое звучание этой фамилии) был внебрачным сыном Вильгельма, будущего короля Пруссии и первого кайзера Германской империи. Социалистом же он стал в конце 1870-х годов под влиянием своего наставника Евгения Дюринга, с которым — это мы как раз «проходили» — яростно полемизировал Энгельс.

Итак, в жилах Джорджа Сильвестра текла кровь Гогенцоллернов. Однако мать его, Лаура, кузина Луи и также урожденная Фирек, появилась на свет в Сан-Франциско. Свадьба Лауры и Луи состоялась в Лондоне в 1881 году; шафером при женихе был Фридрих Энгельс.

Первые тринадцать лет своей жизни Джордж Сильвестр провел в Германии, откуда его отец, потерпевший неудачу на политическом поприще, отправляется в Новый Свет. В конце 1897 года семья воссоединяется в Нью-Йорке — в этом городе Вирек проведет большую часть своей жизни. Переезд в Америку, превративший Георга Сильвестра Фирека в Джорджа Сильвестра Вирека, урожденного немца — в «германо-американца», многое определит в его будущей жизни, до предела насыщенной событиями.

Родным языком Джорджа Вирека был, конечно, немецкий; английским ему пришлось овладевать уже в Нью-Йорке, где в течение нескольких лет он посещал среднюю школу, а в 1902 году поступил в городской колледж. В эту юную пору у него пробуждается тяга к изящной словесности. Свои первые литературные произведения, прежде всего — стихи, Вирек пишет по-немецки. Его литературным дебютом станет книжечка со скромным названием «Стихо­творения», изданная в 1904 году в Нью-Йорке (в нее вошло 16 стихотворений). А через два года выходит — на этой раз в Штутгарте — вторая книга его стихов, озаглавленная «Ниневия и другие стихотворения» (Ниневия — древняя столица ассирийского царства). Под тем же названием в Нью-Йорке появится годом позже первая книга его английских стихов, выдержавшая со временем три издания (многое в ней переведено с немецкого, хотя это и не всегда указано).

Итак, Вирек начинает свой жизненный путь как поэт. Захваченный настроениями европейского fin de siècle, Вирек превозносит и воспевает «грех»; его стихи эгоцентричны, пропитаны эротизмом, аморализмом, «сатанизмом» и прочими «ядами декадентства». Его литературные кумиры — Бодлер, Суинберн, Оскар Уайльд. Такая поэзия воспринималась в Америке начала ХХ века как новаторская, и потому не удивительно, что юный поэт был замечен и воспринят как восходящая звезда американской словесности. Авторитетные критики отмечали в его стихах изящество, владение ритмом, музыкальность. Газетные отклики изобиловали восторженными оценками («настоящий талант», «проявления гениальности»). На Вирека обратили внимание и маститые немецкие писатели Людвиг Фульда и Герман Зудерман.

Писать стихи Вирек будет, хотя и с перерывами, до конца жизни, но уже исключительно по-английски. Его новые сборники по-прежнему будоражат читательское воображение. Книга «Свеча и пламя» (1912) — своими гетеросексуальными мотивами; «Песни Армагеддона» (1916) — вызывающе прогерманскими заголовками.

К началу Первой мировой войны Вирек был уже достаточно известен, причем не только как поэт — одновременно со стихами он пробовал свои силы в драматургии и прозе. Его роман «Дом вампира» (1907) — повествование о вампире, поглощающем чужие идеи, — до сих пор издается и переиздается, причем не только в англоязычных странах. В 2013 году он появился и в русском переводе.[2]

Однако в памяти американцев Вирек до сих пор остается не столько писателем, сколько журналистом, публицистом, интервьюером, издателем. И что самое главное — преданным сыном и патриотом Германии. Дело в том, что начиная с 1914 года, когда разразившаяся Первая мировая война «выманила» Вирека с литературного Парнаса, и вплоть до середины 1950-х годов Джордж Сильвестр последовательно занимал вполне определенную политическую позицию, а именно — прогерманскую. Всегда ощущавший себя не американцем, а германо-американцем, Вирек стремился сохранить верность стране своего рождения. Антигерманская тенденция, преобладавшая в те годы в американской печати, побуждает Вирека создать в 1914 году собственный печатный орган — журнал «Fatherland» («Отечество»), который в течение нескольких лет ведет откровенную прогерманскую пропаганду, выступая на стороне тех, кто пытался удержать Штаты от участия в войне. Усилия Вирека и его единомышленников оказались — на фоне пацифистской политики Вудро Вильсона — далеко не безуспешными: Америка вступила в войну (на стороне Антанты) лишь в апреле 1917 года. Имя Вирека-журналиста становится в эти годы широко известным, прежде всего — среди американцев немецкого происхождения. Однако на страницах официальной печати оно подвергается нещадным нападкам. Вирека клеймят, называют предателем, отступником, немецким агентом; его изгоняют даже из Американского поэтического общества, созданного при его ближайшем участии. Впрочем, репутация защитника Германии, весьма затруднявшая его деятельность в стране, где он жил, благоприятствует ему в стране, где он родился. Это станет очевидным в 1920-е и 1930-е годы.

Период между двумя мировыми войнами — наиболее яркий в журналистской деятельности Вирека. Разъезжая по Европе, возвращаясь в Нью-Йорк и вновь отправляясь в Старый Свет, он встречается с известными политиками, писателями, учеными и, как правило, берет у них интервью. Умение Вирека вести разговор с самыми разными людьми неизменно приносило свои плоды. Среди тех, с кем встречался Вирек и кого ему удалось «разговорить», — бельгийская королева Елизавета, Жорж Клемансо, кронпринц Вильгельм, Пауль фон Гинденбург, Зигмунд Фрейд, Альберт Эйнштейн, Бернард Шоу, Герхард Гаупт­ман, Артур Шницлер, Томас Манн, Анри Барбюс, Генри Форд (единственный в этом ряду американец). И многие другие. (Значительная часть этих интервью собрана в книге, озаглавленной «Блики великих» (1930).)

Особо следует упомянуть многолетнее общение Вирека с Вильгельмом II, последним кайзером Германской империи и королем Пруссии, в замке Дорн (Нидерланды), где изгнанный в 1918 году монарх проводил свои последние годы. В 1922—1928 годах Вирек регулярно сообщал американцам о жизни Вильгельма и его семьи, приводил его суждения и оценки недавних событий, опубликовав в общей сложности более двух десятков интервью. Вирек, кроме того, записал и издал мемуары Гермины, второй жены кайзера. В результате перед читателем предстал Вильгельм, какого мало кто знал, — человечный, образованный, привлекательный… Вирек продолжал общаться с кайзером до начала Второй мировой войны, а в 1937 году посвятил ему содержательную и оригинальную книгу «Кайзер под судом».

И еще одно интервью, о котором нельзя не вспомнить. Вирек был первым американским журналистом, с которым встретился и беседовал Гитлер. Это было весной 1923 года. Опубликованное в том же году под заголовком «Гитлер, немецкая взрывчатка» в журнале «American Monthly», это интервью и поныне оценивается историками как важное историческое свидетельство.

О неудавшейся попытке Вирека взять интервью у советских вождей говорилось выше.

Приход Гитлера к власти в январе 1933 года роковым образом определил дальнейшую судьбу Вирека: он становится пропагандистом нацистской «национальной революции» в США, «пиарщиком рейха», как характеризует его В. Э. Молодяков. Выступая в мае 1934 года на митинге «Друзей новой Германии» (созданной в США пронацистской организации), Вирек говорил: «…у Германии не было иной альтернативы, кроме как Гитлер — или хаос. Гитлер спас не только Германию, но и всю Европу от большевистского потопа. Гитлер освободил Германию от пут Версаля и объединил немецкий народ впервые за его долгую историю. Германия обрела национальное единство последней из великих держав».

Убежденный в том, что Гитлер выражает волю немецкого народа, Вирек в течение 1930-х годов принимает участие в разного рода пропагандистских проектах, направленных на то, чтобы оправдать в глазах американцев нацистский режим. Он консультирует авторов Третьего рейха, способствует распространению их книг в США, представительствует от лица германских информационных агентств. И, конечно, выступает в печати с публикациями, раскрывающими «смысл» того, что происходит в Германии. Не удивительно, что Джордж Сильвестр попадает в поле зрения Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, созданной в США в 1934 году и призванной бороться как с коммунистической, так и с нацистской угрозой. Виреку приходится давать показания на слушаниях в Конгрессе. Ситуация усугубляется в 1938 году, когда Конгресс США принимает «Акт об иностранных агентах». На Вирека ложится клеймо платного нацистского пропагандиста.

Следует, однако, сказать, что, поддерживая национал-социализм, Вирек решительно отвергал его важнейший аспект — антисемитизм. Преследование евреев в Германии его беспокоило, и он не раз заявлял об этом. «Долг цивилизованного мира — прийти на помощь евреям», — писал он в 1938 году. Красноречиво и другое его заявление, относящееся к апрелю 1940 года: «Я никогда не скрывал восхищения созидательными успехами национал-социализма и динамическим гением Адольфа Гитлера, но я столь же четко заявлял об отказе принять антисемитскую доктрину национал-социализма». Впрочем, «восхищение» Вирека явно преобладало над иными чувствами. Его не смутило даже то обстоятельство, что нацисты запретили книгу «Мои первые 2000 лет. Автобиография Вечного Жида», написанную самим Виреком совместно с прозаиком и драматургом Полом Элдриджем; изданная в Нью-Йорке в 1928 году, эта книга одновременно появилась и в Германии (в переводе Густава Майринка).

Пропагандистские материалы из Третьего рейха продолжали поступать и распространяться в США — при активном содействии Вирека — и после 1939 года. Зарегистрированный как «иностранный агент», Вирек продолжал работать на Германию. Всеми силами и способами он старался убедить американский политический истеблишмент в необходимости сохранять нейтралитет и не вмешиваться в ход европейских событий. Зная, что он находится под неусыпным вниманием американских властей, Вирек пытается не давать повода для привлечения его к уголовной ответственности. Но — безуспешно. В 1941 году его арестовывают и предъявляют ему ряд обвинений, суть которых сводилась к нарушению закона об «иностранных агентах». Вирек пытается защищаться, но атмосфера военного психоза, охватившего Штаты, не способствует объективному разбирательству. А вступление США во Вторую мировую войну (декабрь 1941 года) окончательно решило участь Вирека. В марте 1942 года присяжные признают его виновным, судья определит ему меру наказания (от восьми месяцев до двух лет), и в возрасте 57 лет Джордж Сильвестр отправляется в тюрьму. С этого момента начинается его судебно-тюремная эпопея. Ровно через год Верховный суд отменит приговор и признает Вирека невиновным; но в том же месяце ему предъявят новое обвинение (сотрудничество с Министерством иностранных дел Германии и др.), и по этому «делу» Вирек получит пять лет, проведенные им в тюрьмах Атланты и Вашингтона. Он окончательно освободится в мае 1947 года.

Последние пятнадцать лет своей жизни, Вирек проведет скорее уединенно (если сравнивать с его кипучей деятельностью в 1910—1930-е годы), сторонясь какой бы то ни было «политики». Зато он возвращается к литературе — пишет романы о тюремной жизни, выдвигая на первый план гомосексуальную тему: «Ничто человеческое» (1949) и «Превращая людей в скотов» (1952). Последний его роман, первоначально озаглавленный «Глория» (1952), получит позже известность под названием «Обнаженная в зеркале» (русский перевод — 2015).[3] Кроме того, как и в юности, Вирек погружается в стихотворчество. В 1955 году выходит его небольшая поэма «Банкрот», повествующая о том, как после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки Иисус приходит в суд и просит признать его банкротом. Наконец, в 1958 году появляется небольшой «изборник», озаглавленный «Вставайте, мои песни!» — итог и прощание. Начав свой литературный путь со стихов, он завершил его также стихами.

После 1959 года Джордж Сильвестр окончательно замолкает и, одолеваемый старческими недугами, перебирается к своему сыну Питеру (1916—2006) в городок Холиок (штат Массачусетс). Здесь он и умирает в марте 1962 года — забытым и, казалось бы, без надежды на «воскресение».

 

* * *

Поздней осенью 1966-го или зимой 1966—1967 годов (более точной даты не помню) мне позвонил Бродский и попросил встретить и привезти к нему «одного американского поэта», приехавшего на несколько дней в Ленинград. «Он остановился в „Астории“, — сказал Иосиф, — и вечером в восемь будет ждать у входа». — «А как его зовут?» — «Питер Вирек».

«Тебе будет интересно с ним познакомиться, — добавил Иосиф. — Он вообще-то немец. Его предок — кто-то из Гогенцоллернов».

Вечером я подошел к «Астории». У входа стоял человек, в котором нельзя было не признать иностранца: желтое пальто и длинный бордовый шарф, чуть ли не до земли. В руках он держал пакет из «Березки». Я представился (по-немецки), объяснил, что Иосиф ждет нас. Мы сели в такси и поехали. Продолжали говорить по-немецки, хотя Вирек не скрывал, что владеет и русским; во всяком случае, он был способен произнести несколько слов и даже фраз.

Иосиф жил тогда на проспекте Мориса Тореза, вернее, снимал там квартиру. По дороге я задал американцу несколько вопросов, обычных при первом знакомстве. Вирек сказал, что в последние месяцы много путешествовал по Союзу и странам Восточной Европы, а живет постоянно в Штатах и преподает историю и литературу, в частности русскую, в колледже Маунт-Холиок (я впервые услышал тогда это название). Я спросил, бывал ли он в СССР до этой поездки. «Да, — сказал Вирек, — и не однажды».

Мы подъехали к дому и поднялись в квартиру, где нас ждал Иосиф. Поэты приветствовали друг друга тепло и дружески. Вирек вручил Иосифу пакет со стандартным набором: виски или водка, американские сигареты… Чуть позже, в течение вечера, Вирек передал Бродскому машинопись и ксерокопии нескольких своих произведений, приготовленных, видимо, специально для этой встречи; Бродский — свои стихи.

Было ли это их первое свидание? Известно, что знакомство Бродского и Питера Вирека (возможно, заочное) состоялось при посредничестве Анны Ахматовой, которую американский поэт посетил 20 октября 1962 года (через полгода после смерти Вирека-старшего). Годом ранее, согласно помете в записной книжке Ахматовой, он прислал ей свою книгу.[4] Об этом можно узнать из монографии Романа Тименчика, посвященной жизни Ахматовой в 1960-е годы.[5] Автор сообщает, что Вирек приехал к Ахматовой с поэтом Михаилом Зенкевичем, ее давним знакомым по первому «Цеху поэтов». Обоих сопровождала представительница Иностранной комиссии Союза писателей. Ахматова стала читать стихи, предположительно из «Реквиема», а когда она закончила чтение, оба (Ахматова и Зенкевич) расплакались. Об этом эпизоде вспоминает и Питер Вирек в интервью с В. П. Полухиной (ноябрь 2003 года): «…Ахматова заплакала. Она не могла сказать, чем вызваны ее слезы. Я понял это без слов».[6]

В тот же день, как сообщает Р. Д. Тименчик, Зенкевич записал четыре известные строчки Ахматовой, в которых «зашифрован» Бродский («О своем я уже не заплачу…»), и передал их американскому гостю — на память о состоявшейся встрече. Трудно себе представить, что, разрешив Зенкевичу записать это четверостишие, Ахматова не пояснила своим гостям его скрытый смысл. Осмелимся предположить, что именно в этот день и именно от Ахматовой Питер Вирек впервые услышал фамилию Иосифа. 

Как и когда произошла их первая личная встреча — об этом когда-нибудь расскажут архивы Бродского или Вирека. Валентина Полухина безоговорочно датирует это событие 20 октября 1962 года, то есть днем визита Вирека и Зенкевича к Ахматовой.[7] Однако в интервью В. П. Полухиной Вирек заявляет, что познакомился с Бродским «во второй свой приезд в Россию — кажется, это было в 1963-м».[8] И в той же беседе, явно противореча самому себе, Вирек сообщает, что был в Советском Союзе трижды: в 1961-м[9], 1962-м и 1963-м годах.[10] Об Ахматовой в этой связи — ни слова. Точно так же Вирек не упоминает о своем визите в Ленинград осенью или зимой 1966 года, как и о своем приезде в 1969 году, когда, по утверждению Сергея Юрьенена, встречавшегося с Виреком за два года до его смерти, Бродский якобы передал ему свои стихи для публикации на Западе.[11]

Между тем, среди материалов, хранящихся в настоящее время в петербургском архиве Бродского, отсутствуют какие-либо свидетельства их общения в 1962—1965 годах. Все стихи и статьи Вирека, которые Бродский получил от автора, датируются 1966—1970 годами. Значительная их часть связана с книгой Вирека «New and Selected Poems» («Новые и избранные стихотворения», 1967), которая в момент нашей встречи еще только готовилась к печати.

Первая по времени публикация Вирека, находящаяся в архиве Бродского, — стихи и проза под названием «Сonflict and Resolution» («Конфликт и решение») в газете «The Christian Science Monitor» от 29 декабря 1966 года, с авторской пометой «For Joseph Brodsky». К тому же времени (конец 1966 — начало 1967 года) относится и машинописная подборка стихов Вирека с надписью: «For Joseph Brodsky — poems from my new book — Peter» («Иосифу Бродскому — стихи из моей новой книги — Питер»). Остальное — проза (две статьи), а также curriculum vitae (краткое жизнеописание) Вирека. Учитывая, что Бродский намеревался переводить стихи Вирека, можно предположить, что американский поэт передал или прислал ему эту биографическую справку для возможных переговоров с советскими редакциями. С этой точки зрения можно взглянуть и на упомянутую машинопись; это — выборка тех стихотворений, которые автор хотел бы видеть в русском переводе.

Интерес Бродского должна была вызвать статья Вирека (так, во всяком случае, полагал сам автор), посвященная американскому поэту Вэчелу Линдсею (1879—1931), что явствует из надписи на первом листе: «For Joseph Brodsky something about the poet totally different from you Peter» («Иосифу Бродскому — нечто о поэте, совершенно на тебя не похожем, Питер»). Надпись красноречива: она говорит еще и о том, что к середине 1960-х годов Вирек имел уже определенное мнение о поэзии Бродского[12], в чьи руки эта статья попала, по всей видимости, также в 1967 году. Вирек готовил в то время книгу о Линдсее (предполагалось, что она выйдет в 1968 году в издательстве Миннесотского университета), и его очерк, озаглавленный «Вэчел Линдсей. Данте фундаменталистов», представлял собой фрагмент будущей (не состоявшейся) книги.

И, наконец, — статья «New Conservatism in the Age of Anxiety» («Новый консерватизм в эпоху тревог»), впервые опубликованная в 1954 году и включенная автором в новое издание его известной книги о политическом консерватизме (1962; подзаголовок — «Бунт против идеологии»), а также — предисловие к этому изданию. Должно быть, передавая или посылая Бродскому эти тексты, столь далекие от изящной словесности и стихотворчества, Вирек желал ознакомить его со своими взглядами на историю Европы и политику современной Америки.[13]

В тот вечер мы засиделись за полночь. Говорили вперемешку — на трех языках одновременно: преимущественно на английско-русском. Но когда возникало непонимание, мы с Виреком помогали Иосифу и друг другу, переходя на русско-немецкий. Наш гость много пил; мы тоже не отставали. Охмелев, он стал жаловаться на обстоятельства своей семейной жизни; рассказывал о своей русской жене, с которой у него назревал разрыв… Потом читали стихи: Иосиф по-русски, Питер по-английски. Попутно выяснилось, что некогда (вдохновляясь, видимо, примером своего отца) Вирек пробовал писать стихи по-немецки. Его стихи — насколько я мог воспринять их на слух — мне понравились, прежде всего своей традиционной просодией. Строфика, ритмика и рифмовка да, пожалуй, и содержание выдавали в нем приверженца «старой школы».

Часа в два ночи, если не позже, мы вышли на проспект Тореза и стали ловить такси. Иосиф провожал нас и долго прощался с Виреком. В машине я написал Питеру свой ленинградский адрес и взял с него обещание прислать мне какой-нибудь из его сборников. И действительно: через пару месяцев я получил от него книгу стихов (затерявшуюся в 1980-е годы).

В 1968—1969 годах Бродский и Вирек долгое время не переписываются и не обмениваются стихами. Сужу об этом столь определенно, поскольку книга Вирека «New and Selected Poems. 1947—1967», изданная в Нью-Йорке в августе 1967 года, доходит до Иосифа лишь три года спустя. Об этом свидетельствует дарственная надпись, сделанная автором в день рождения Бродского: «May 24 1970 for Joseph Brodsky’s birthday, „30 years after“ as Dumas didn’t say. With admiration and affection Peter Post office box 246 South Hadly, Mass., 01075».[14]

По-видимому, эту книгу привезла в Ленинград и передала Бродскому американская аспирантка Лайнет Лейбинджер (Labinger), ученица Вирека по Маунт-Холиоку. Она встретилась с Бродским в июле того же года в его квартире и записала свое интервью с ним, в котором поэт, в частности, заявляет, что Вирек — «лучший из современных американских поэтов» и что он (Бродский) «переводит его стихи для антологии, которая появится в следующем году».[15]

Отношения Бродского с Питером Виреком, бесспорно, заслуживают пристального внимания. Вирек был первым из американских поэтов, с кем Бродский встретился и познакомился лично (встреча с Р. Фростом, приезжавшим в СССР в 1962 году, не состоялась). Примечательно, что оба сразу и по достоинству оценили друг друга. И самое важное — их соседство в мировой поэзии ХХ века, их творческие искания и опыты, которые не только близки, но подчас и родственны.

О том, что Иосиф преподает в престижном колледже Маунт-Холиок, я узнал в середине 1980-х годов от американских друзей и сразу же вспомнил о Питере Виреке. Встретившись с Иосифом в Нью-Йорке, я спросил: «Встречаешься ли с Виреком?» Он кивнул. Мне хотелось знать, переводит ли он стихи Вирека и не изменил ли своего мнения о его поэзии. Но Иосиф почему-то уклонился от ответа и повернул разговор на Дерека Уолкота и Шимуса Хини.

Не знаю, как часто они встречались в 1970-е годы, но, безусловно, общались и поддерживали дружеские отношения. Косвенным подтверждением может служить их поэтическая перекличка. Известно стихотворение Бродского «The Berlin Wall Tune» («Мелодия Берлинской стены»), посвященное Питеру Виреку и написанное, видимо, по-английски.[16] Впервые опубликованное в престижном нью-йоркском еженедельнике «The New York Review of Books», оно было впоследствии включено Бродским в американскую книгу его стихов «To Urania» («К Урании», 1988).[17] А в 1995 году Бродский написал по-английски стихо­творный текст «An introduction to a book» («Вступление к книге»), помещенный в качестве послесловия к циклу длинных стихотворений Вирека «Tide and Continuities. Last and First Poems» («Поток и непрерывность. Последние и первые стихи»).[18] Первое из стихотворений в этой книге Вирека называлось «At my Hospital Window» («У моего больничного окна»); посвященное Бродскому, оно было навеяно, по нашему предположению, заключительными строками стихотворения «Разговор с небожителем» (1970).

О том, что именно Вирек сыграл немалую и, возможно, решающую роль в университетской карьере Бродского, добившись его приглашения в Маунт-Холиок на должность профессора литературы, я узнал уже после смерти Иосифа. А еще позднее, в 2006 году, прочитал совместное выступление Бродского, Вирека и Чеслава Милоша (Маунт-Холиок, 1985)[19] и почти одновременно — интервью с Виреком, записанное Валентиной Полухиной и содержащее важные мемуарные свидетельства.

Так, например, из этого интервью явствует, что Бродский и Питер Вирек собирались провести в Маунт-Холиоке совместный семинар, посвященный судьбам поэтов при тоталитарном режиме («Поэты при Сталине и Гитлере»). Обыгрывая название романа Достоевского (по-английски «Сrime and Punishment»), Бродский и Вирек называли этот семинар «Rhуme and Punishment» (rhyme — рифма).[20]

На смерть Бродского Вирек откликнулся стихами, известными ныне в двух редакциях (и двух русских переводах).[21] А год спустя Вирек создает свою итоговую вещь — диалогический стихотворный цикл «Gate talk for Brodsky» («Разговор у врат, <написанный> для Бродского»). Это сложно построенное произведение представляет собой насыщенные аллюзиями диалоги, которые ведутся на грани бытия и небытия, как бы у врат надмирного существования. Очевидно, что и после смерти поэта Вирек продолжал свой «разговор с небожителем». (Вспоминая в одном из фрагментов этой поэмы о своей первой встрече с Бродским, Вирек называет дату: 1962.)

Один из авторитетных американских критиков утверждает, что последнее (накануне смерти) письмо Бродского было обращено к Питеру Виреку.[22]

 

* * *

Посмертные биографии выдающихся людей имеют собственную, подчас неожиданную судьбу. Еще десятилетие тому назад фамилия Вирек была известна в России лишь узкому сообществу историков-американистов. Сегодня, буквально на наших глазах, оба Вирека — и отец, и сын — уверенно пополнили собой когорту американских авторов ХХ века, вызывающих интерес у русских читателей. Появление 700-страничной монографии Василия Молодякова явственно обозначило этот рубежный момент.

Конечно, жизнь и деятельность Вирека-младшего, историка и поэта, полвека преподававшего в Маунт-Холиоке, уступает по масштабу и яркости «трудам и дням» его некогда знаменитого отца. Питер не обладал его широтой и масштабностью. Он был человеком другой эпохи, другого мироотношения. Тем не менее жизнь Вирека-младшего — причудливое продолжение и отражение отцовской. Его жизненный путь, относительно ровный и благополучный, становится до конца понятен лишь на фоне зигзагообразной и бурной биографии Джорджа Сильвестра. Не случайно свою карьеру историка Питер начал с книги, выявляющей и разоблачающей идейные корни нацизма; ее название воспринимается как откровенный вызов, брошенный родному отцу, как спор и противостояние: «Metapolitics: From the Romantics to Hitler» («Метаполитика. От романтиков до Гитлера», 1941; 2-е изд. — 1965). То же и в дальнейшем: П. Вирека увлекала тематика, определявшая политическую и журналистскую деятельность его отца в 1920—1930-е годы (немецкий нацизм, русский большевизм, трагедии ХХ века). Похоже, что Вирек-сын настойчиво пытался осмыслить драму, постигшую его отца.[23]

Питер Вирек умер в 2006 году, немного не дотянув до своего 90-летия. В настоящее время он превратился, подобно своему отцу, в «знаковую» фигуру; о нем пишут книги, его стихи переводят на иностранные языки. Внимание к Виреку-младшему возрастает и, конечно же, стимулируется, особенно в наши дни, его многолетней дружбой с Иосифом Бродским. Возможно, и в России объявится однажды автор, желающий посвятить П. Виреку монографическое исследование. Когда это произойдет и произойдет ли, сказать невозможно. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать: в будущем жизнеописании Питера Вирека, на каком бы языке оно ни появилось, видное место займет глава, посвященная его знакомству и общению с Бродским.

 

 


1. Молодяков В. Джордж Сильвестр Вирек: больше, чем одна жизнь: 1884—1962. М., 2015. В книге (превосходно изданной) широко использованы материалы из личного собрания ее автора. Все дальнейшие цитирования даются без отсылок.

2. Вирек Дж. С. Дом вампира и другие сочинения. Пер. с англ. Андрея Гарибова. Сост., предисл. и коммент. Василия Молодякова. Тверь, 2013.

3. Вирек Дж. С. Обнаженная в зеркале. Роман. Пер. с англ. Андрея Гарибова. Ред. и послесл. Василия Молодякова. М., 2015.

4. См.: Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. 1889—1966. Изд. 2-е. М., 2008. С. 569.

5. Тименчик Р. «Последний поэт». Анна Ахматова в 1960-е годы. Изд. 2-е. Т. 1. Иерусалим—Москва, 2014. С. 274.

6. Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996—2005). СПб., 2005. С. 399.

7. Полухина В. Иосиф Бродский. Жизнь, труды, эпоха. СПб.: 2008. С. 65.

8. Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996—2005). С. 391.

9. Вирек действительно приезжал в СССР в 1961 г. вместе с американским поэтом Ричардом Уилбером, чьи стихи позднее переводил Бродский. О знакомстве и творческой связи Бродского с Р. Уилбером см.: Иностранная литература. 1990. № 10. С. 57 (там же на с. 49—54, — выполненные Бродским в 1971 г. переводы пяти стихотворений Уилбера).

10. Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996—2005). С. 390.

11. См.: Юрьенен С. Великий консерватор // Новый берег (Копенгаген). 2006. № 11. В хронологии Вирека, составленной его биографом М. Эно и основанной на их беседах, указаны только две его поездки в СССР: в сентябре-октябре 1961 г. (вместе с Р. Уилбером) и «летом» 1966 г. (см.: Henault M. Peter Viereck. Historian and Poet. N.Y., 1969. P. 14).

12. В разговоре с В. П. Полухиной Вирек утверждал, что читал стихи Бродского только по-английски, поскольку его русский был для этого якобы «недостаточно хорош» (Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996—2005). С. 394. Первые переводы стихов Бродского на английский язык (Дж. Клайна и др.) появляются в 1964—1965 гг.

13. Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки. Ф. 1333. Ед. хр. 771 и 772.

14. «24 мая 1970 г. в день рождения Иосифа Бродского, „30 лет спустя“, как не говорил Дюма, с восхищением и любовью Питер. Почтовый ящик 246, Саут-Хэдли, Массачусетс, 01075». В настоящее время книга хранится в Музее Ахматовой (СПб.). Выражаю благодарность сотруднице Музея О. Сейфетдиновой, хранительнице библиотеки И. Бродского, любезно сообщившей мне текст этой дарственной надписи.

15. Labinger L. A Conversation with Joseph Brodsky // Joseph Brodsky. Conversations. Ed. by Cynthia L. Haven. Unversity Press of Missisippi, 2002. P. 3 (впервые — 2000; рус. перевод: Юрьенен С. Великий консерватор: Питер Вирек (с приложениями и постскриптумом) // Юрьенен С. Воскреснуть в Америке. Нон-фикшн II. [Б. м.], 2010. C. 50; впервые: Новый берег. 2006. № 12.

О какой именно «антологии» идет речь, неясно. В известной нам и ныне весьма обширной литературе о Бродском упоминаний о его переводах из Вирека не обнаружено.

16. Не исключаю, что первоначально это был автоперевод.

17. Русский перевод см. в: Joseph Brodsky / Иосиф Бродский. «Письмо археологу» и другие стихотворения, написанные на английском языке, в переводах Андрея Олеара. Томск, 2004. С. 15—16. Другой перевод (В. Куллэ), озаглавленный «Мотив Берлинской стены», напечатан в «Новой газете» (Санкт-Петербург. 2013. № 6, 28 января. С. 14; общее название публикации:
«В маятник целить смешно». Англоязычные стихи русского нобелиата).

18. См.: Лосев Л. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. М., 2006. С. 418.

19. Иосиф Бродский, Питер Вирек, Чеслав Милош. Беседа о смысле истории. Колледж Маунт-Холиок (штат Массачусетс), 16 ноября 1985 / Перевод с англ. Анастасии Кузнецовой // Звезда. 2006. № 1. С. 147—151.

20. Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996—2005). С. 392. См. также: Плешаков К. Бродский в Маунт-Холиоке // Дружба народов. 2001. № 3. С. 170—187 (статья написана на основе воспоминаний, которыми поделились с автором друзья и знакомые Бродского, среди них — Питер Вирек. Датой первой встречи Вирека и Бродского указан 1962 г.).

21. См.: Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996—2005). С. 399—400 (переводы В. Капустиной и С. Панцирева).

22. Weissbort D. Peter Viereck // Modern Poetry in Translation. New Series. 2001. № 18. P. 236 (http://www.poetrymagazine/record.asp?id=13107).

23. О взаимоотношениях Питера с его отцом, о влиянии последнего на его взгляды, поэзию и т. д. см.: Молодяков В. Околовирека-24. Питер Вирек // http://molodiakov. livejournal.com/296176.html (статья 2015 г.).

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России