К 80-летию А. Н. ОЛЕЙНИКОВА

Александр ОЛЕЙНИКОВ

* * *

Одним — покрыться шкурою мохнатой.

Другим — составить высшее звено,

А третьим — так завещано когда-то —

Деревьями родиться суждено.

Для них своя лесная свежесть веет,

Своя приходит полая вода

И свой топор. Но дерево умеет

С достоинством отсчитывать года.

БИРУНИ

1

За Керуленом бродит суховей.

Твоя монета выброшена решкой.

Остерегись, одумайся. Помешкай,

Остановись над пропастью своей.

Астрологи, гадатели, врачи…

Что ведает о мире кость барана?

Смеркается. Таинственно и странно

Дробятся в окнах синие лучи.

Толпой непостижимой и немой

Созвездья чисел предо мною встали,

Предначертав движение спирали

И дерзкое стремление прямой.

Сокрытые от происков невежд,

Сошлись в ряды. Но сомкнутые соты

Таят в себе незримые пустоты —

Конец и становление надежд.

Похожие на сумрачных людей,

Хранят величье дел неизреченных,

И смех толпы, и слезы обреченных,

И вещий смысл отвергнутых идей.

Я вглядываюсь в признаки числа,

Как смотрят ночью в глубину колодца,

Где на стекле, готовом расколоться,

Луна заветный символ нанесла.

Распластанный магический квадрат —

Всесильная гармония таблицы, —

Какие непрочитанные лица

С его полей со мною говорят?

Над Хоросаном теплится Денеб,

Волнует ветер свежий запах сена.

И цедит решето Эратосфена

Метаморфозы завтрашних судеб.

Но слеп мой взгляд. И только голоса

Безликих тысяч, спрятанных в дозоре,

Сливаются в неистовое море,

Где на закате мечется гроза.

Она играет досками судьбы,

К причалам жмутся жалкие фелюги,

Утесы просыпаются в испуге,

Разбуженные силой ворожбы,

А над землею, звездами пыля,

Живой зарей окрашивая латы,

Над головой уснувшего солдата

Пурпурные бушуют тополя.

И наплывает музыка миров,

Взрываются сферические гаммы

Восстаньями, сметающими храмы,

И оргиями варварских пиров.

И чей-то голос призывает: верь!

И тайный ропот слышится в народе.

Что в этот час? Прозрение приходит,

Или безумье открывает дверь?

2

Когда к тебе прозрение нисходит,

Безумию приоткрывая дверь,

Ищи решенья на небесном своде,

Где разлилась бездонная Ховсэрь.

Забудь о плене, почестях и славе,

Свои желанья низкие умерь:

Ты стар, мой друг, и потому не вправе

Терять часы, которых не вернуть,

И пиалу предоставлять отраве.

Наверх взгляни, на светлый Млечный Путь —

Хранилище забытого былого.

Какою властью можно заглянуть

За пелену священного покрова

И уловить неистребимый луч,

Несущий людям истинное слово?

Смотри: Сатурн, тревожен и колюч,

В цветное обрядился оперенье.

Сумей найти к самопознанью ключ,

Отбросить прочь ненужные мученья,

Страданий человеческих не знать,

Склониться перед силой предрешенья.

Скрипят возы. Бесчисленная рать

Чело степей покрыла пылью бранной.

Погибнет чернь и укрепится знать…

Душа моя! Дорогой караванной

Куда бредешь средь мертвенных зыбей,

Изъязвлена неизлечимой раной?

Чем далее — тем голос мой слабей,

Чем далее — тем глуше голос страсти,

О черный камень свой кувшин разбей:

— Да сгинет войн позорное ненастье!

Разбереди давно засохший струп —

Ответь себе, что` значит в мире счастье.

Ужели тот заоблачный уступ,

Где слышится божественное пенье

И девушки прекрасны, как Юсуф?

Войдешь ли ты в надмирные селенья,

Увидишь ли, как ластится восход

К ногам рабов, прошедших искупленье, —

Но не сотрется в памяти поход,

В котором жизнь ценилася не боле,

Чем под копытом персиковый плод,

Чем горсть песка, кочующего в поле.

Когда же ты предстанешь на Суде,

Покорствуя могущественной воле,

Припомнишь: хлопья мозга на воде,

На жирной пашне вороны пасутся…

Ты позовешь. Но друга нет нигде,

И сердца будет некому коснуться.

Ты вспомнишь все. И содрогнешься ты,

Когда достанет силы содрогнуться.

…И вновь встают горящие мосты,

стучат мечи, со стен смола клокочет…

А за рекой кричит аламасты

И снова нам безвременье пророчит.

* * *

Пришла пора весне родиться,

Пора открыть стекло теплиц.

Через железные границы

Перелетают стаи птиц.

Играют солнечные блики,

Снежок в колдобинах зачах.

И становление великих

Вершится в мартовских лучах.

В седой Твери кричат галчата.

И, заслонив рукой лицо,

Никем не признанный Курчатов

Выходит утром на крыльцо.

Текут заботы Белостока,

Скользит вода меж сонных плит,

И над рекой, удрав с уроков,

Безвестный Хлебников стоит.

И Архимед, пацан вихрастый,

Еще соплив и голопуз,

Рисует белые квадраты

На тротуарах Сиракуз.

Публикация С.М. Олениковой